Музафер Дзасохов - Весенние звезды

• Название: Весенние звезды
• Автор: Музафер Дзасохов
• Издательство: Иристон
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 2000

Повесть из книги «Белая малина».

---

А Тотырбек не унимался:

— Исчезни с моих глаз, кучка навоза, и смотри: если еще раз плохо отзовешься о Байма — несдобровать тебе!

Цымыржа повернулся и быстро зашагал прочь.

Как я был благодарен Тотырбеку! Теперь Цымыржа, наверно, побоится даже и про себя подумать что-нибудь плохое о Баппу, а не то что дурное слово сказать.

Тотырбек вынес конфеты из магазина и протянул мне.

— Бери, Казбек. Только в воду больше не роняй, не то рыбы привыкнут к конфетам, а на них разве напасешься!

Мы — я и Дзыцца — задумались над письмом. Я понял: она хотела, чтобы я прочел именно это место, где говорится о Гадацци. Я еще несколько раз пробежал глазами письмо и снова сложил треугольником. Дзыцца бережно взяла, положила его вместе с другими бумагами и подала связку мне.

— Ступай положи на место. Дай Бог, чтобы поумнел Гадацци. Может, и для нас наступят лучшие времена…

Когда я вернулся, Дзыцца утирала слезы. Она старалась скрыть от меня, что плачет, отвернулась к окну. Я хотел успокоить ее, обнадежить. И не смог — заплакал.

— Я ему покажу!

Дзыцца повернулась ко мне:

— Кому это?

— Гадацци, вот кому!

— Перестань…

— Я ему как дам топором!

— Я сказала — перестань! И не смей говорить подобных вещей! Он втрое старше тебя, ты еще дитя.

— А тогда почему он детей обижает?

— Я сама с ним поговорю.

— Значит, он будет угрожать, издеваться над нами, а я должен смотреть на него?

— Он поймет свою ошибку и раскается. А мы не должны допускать ничего такого, чтобы пришлось раскаиваться.

Удивительный человек Дзыцца! Все перетерпит, лишь бы не заводить свары. Никто грубого слова от нее не услышал.

Вот ей и неприятно, что я поссорился с Гадацци. Поэтому не дает мне и слова сказать. А я так не могу. Почему это я должен прощать обиду? В чем я виноват? Вывез валежник, ни одного живого дерева в лесу не тронул. А что Дудтула взял без разрешения, так я лишнего на него не нагрузил, голодным не оставил. Никакой вины я не чувствовал за собой, потому и поспорил с Гадацци!

Дзыцца вынесла шерсть и начала ее перебирать.

Дзыцца еще молода. Свои иссиня-черные волосы, в которых совсем нет седины, она зачесывает гладко, скручивает узлом на затылке и захватывает широким алюминиевым гребнем. У нее и глаза черные, и брови. Большие серьги в ушах. На левой щеке маленькое бледное родимое пятнышко…

«Как я постарела!» — говорит она каждый раз, подходя к зеркалу.

И ничуть она не постарела. Вот бабушка Агубе — Гуашша — та действительно старая: все лицо у нее в морщинах, она еле переставляет ноги. А Дзыцца ступает легко, быстрым шагом.

— Удивительно, ведь так дружно жили твой отец с Гадацци, — сказала Дзыцца, перебирая шерсть, — как родные братья… Да, меняются времена.

Потом отложила шерсть в сторону и уставилась куда-то в стену. Наверно, припоминала минувшие дни. И, улыбаясь своим мыслям, проговорила:

— Я только-только вышла замуж… Отец твой тогда возил кукурузу на станцию и часто задерживался, приходил поздно. Я никогда не ложилась спать, пока он не вернется. Случалось, что сидела до самого утра.

Как-то отец опять задержался. Далеко за полночь услышала я его голос. И еще какие-то незнакомые голоса: «Что-то темно у вас в доме!»

Кажется, с гостями идет! Я встала, прибавила огня в лампе, подошла к дверям. Стук-стук-стук!..

— Кто там?

— Открой!

Слышу — твой отец. Откинула крючок, а сама отошла в сторонку.

«Хозяйка, к нам гости!»

Первым вошел Гадацци. За ним Бимболат. И еще кто-то. Все навеселе, где-то уже посидели. Я накрыла на стол, подала курицу — сварила еще накануне. Поставила графин с аракой[7]. Бимболат и говорит:

«А кажется, ты проспорил, Гадацци!»

Гадацци отвечает нехотя:

«Не торопись. Еще посмотрим…»

«Бедный барашек, — засмеялся Бимболат, — наступили его последние дни!»

Я узнала обо всем на другой день. Оказывается, твой отец и Гадацци были где-то в гостях. А у Гадацци всегда была привычка кого-нибудь задевать да с кем-нибудь поспорить. И поспорили: чья жена вот сейчас, среди ночи, быстрей накроет на стол? А поспорили на барана. Сперва нагрянули к нам. А потом, всей компанией — к Гадацци. Жена Гадацци Айшаду спокойно себе спала. Проспорил Гадацци, пришлось ему барана резать. А меня позвали готовить фыдджыны[8]. Хорошее было время… Не то что нынче. Война разорила всех. Гадацци о дружбе забыл. Знал бы твой отец, что так будет, никогда бы и близко к нему не подошел. Значит, дружба-то была ненастоящая. Так бывает. Хорошо живешь — и друзья около тебя. А нужда наступила — нет никого. Видно, и Гадацци из таких вот друзей…

Скрипнула калитка. Хуыбырш залаял и выскочил из-под крыльца. Но, узнав Кыжмыду, мать Гадацци, успокоился. Дзыцца встала, отряхнула свой фартук.

— Сиди, чего встала!

Кыжмыда прошла прямо на кухню. Дзыцца — за ней.

— Детям приготовишь что-нибудь… — услышал я шепот Кыжмыды. — Я ни на минуту не забываю о вас, да что поделать — невестка так и следит за каждым моим шагом…

Это она про Айшаду. Скупая. Никто и не заходит к ним из-за этого.

— Не надо, не провожай меня. А то Айшаду увидит, начнет допытываться.

Кыжмыда поспешно вышла на улицу, закрыв калитку.

— Мяса она принесла нам, — сказала Дзыцца. — Бедняжка, туга стала на ухо, внучата совсем ее не слушаются… Вчера, кажется, барашка зарезали, так она не осмелилась взять и принести открыто.

Семья Гадацци ни в чем не нуждается. Во время войны, когда люди жили впроголодь, они ели чуреки из чистой кукурузной муки. Гадацци охранял колхозный амбар — не удивительно, что в доме всего полно. И скотины полон двор. Каждый год режут теленка. А теперь вот зарезали барана.

Чу, кажется, кто-то зовет меня.

— Казбек? Где ты тут?

У ворот арба Бимболата. Он сбросил на землю несколько поленьев.

— Отнеси во двор, а то кто-нибудь возьмет себе.

Арба сразу тронулась, я даже не успел поблагодарить его.

Не такая уж близкая нам родня Бимболат. Но сколько хорошего видим от него. Никогда не проедет мимо. Едет на мельницу — обязательно остановится у ворот, спросит: не надо ли что отвезти туда или привезти оттуда. Едет из лесу — кинет несколько поленьев. И сегодня не изменил своему правилу, поделился дровами.

— Почему ты не пригласил его в дом? — сказала Дзыцца, когда я перетаскал поленья.

Сам не знаю, почему я не догадался. Я и забыл, что у нас есть арака.

— Не помешало бы ему выпить рюмочку-другую, — сокрушалась Дзыцца из-за моей недогадливости. — Иди отнеси ему бутылку да помоги сгрузить дрова. Всему-то тебя учить надо, сам ни о чем не догадаешься. Услужить старшему каждый обязан!..

Бутылку я передал Хадижат, жене Бимболата, а сам стал помогать ему разгружать арбу. Потом я распряг коня и вывел его на улицу.

— Уздечку не забудь, обратно принеси! — крикнул мне вслед Бимболат.

У конюшни стояло несколько человек. Обычно здесь собираются по вечерам. Мне нравится слушать их разговоры. Чего только тут не услышишь! Раньше я не смел подходить близко, но с тех пор как начал работать, я уже чувствую себя среди них своим. Раньше многие даже и не знали, чей я сын. Теперь же все называют меня по имени. Когда надо сбегать в магазин за табаком, они посылают меня, и я очень горжусь этим. Не каждому доверят такое дело!

— А я вам говорю, что в Даргхуымта кукуруза никогда не даст урожая! — говорит Ханджери, отец Агубе.

— Без ухода, конечно, не даст, — отвечает Каламыржа.

— Это топинамбур[9] отнимает у кукурузы воду! — возражает Ханджери. — В прошлом году здесь что было? Топинамбур. А сами знаете, всю ее, эту земляную грушу, из земли выбрать невозможно, она снова взошла по всему полю. Вот и сосет влагу. Хотя, правду сказать, я на эту грушу готов молиться. Если бы не она да не цахара[10] — хватили бы мы голоду.

— Я не к тому… — не сдается Каламыржа. — Лучше посеять пшеницу. Она и грушу осилит и урожай даст.

— Да, уж вам, даикауцам, все удается! — улыбнулся Ханджери. — Вы и на вершине горы можете водяную мельницу построить!

Все рассмеялись. Про мельницу я слышал. Говорят, решили как-то даикауцы построить большую мельницу. Выбрали и место — самую высокую вершину ближайшей горы и приступили к работе.

В полдень женщины послали к ним младшую невестку с обедом. Те проголодались, принялись за еду. Кто-то из старших и говорит невестке:

«Дочка, принеси-ка воды попить».

Невестка промолчала. И ни с места. Тот опять обратился к ней: думал, что она его не расслышала. Невестка хочет что-то сказать, но, по обычаю, ей нельзя разговаривать со старшими. Она молчит. И опять ни с места.

Старшие, почувствовав неладное, поручили младшему выяснить, в чем дело. Тот подошел, а невестка прошептала ему на ухо: