Музафер Дзасохов - Осетинский долг

• Название: Осетинский долг
• Автор: Музафер Дзасохов
• Издательство: Иристон
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 2000

Повесть из книги «Белая малина».

---

Целинникам полагался паек. Консервы, колбасу, вплоть до хлеба и соли получили и мы.

— А теперь все на железнодорожный вокзал! — скомандовал Кылци, и слова его потонули в шуме.

На вокзале уйма народу. Наш поезд на первом, главном, пути. Для нашей группы предназначался седьмой вагон. Двери его были широко раздвинуты. Вагон ожидал нас. Обыкновенный товарный вагон. Левая сторона — для девушек, правая — для нас. Мы без промедления принялись набивать матрасные чехлы. Той же соломой наполняли и наволочки. Требовалось уточнить, кто и где будет спать.

Девушки перво-наперво постарались отгородиться от нас. Для этого от вагонной двери до окна повесили две длинные занавеси.

Каждый из парней быстро облюбовал себе спальное место. Нашли и куда убрать вещи. Для продуктов подобрали места со сквознячком.

— Чтобы не пропала колбаса, смажьте ее маслом, — подал кто-то совет.

Я взглянул в сторону девушек и увидел, как Рая тщетно пытается дотянуться до оконной рамы, чтобы прибить гвоздь, на который можно повесить сумку с продуктами. Я решительно взял из ее рук гвоздь и молоток.

— Не слишком ли высоко будет так? — спрашиваю ее.

— Нет-нет, не будет высоко.

— А вдруг не дотянешься?

— Девушки помогут, да и ящик есть, на который можно встать.

— Как дела? — это появился в дверях Кылци, глава целинников нашего института.

Сам он учится на факультете физвоспитания. Добрейший парень. Кажется, такие сильные люди всегда отличаются добротой.

В ответ загалдели:

— Отлично!

— Ничего!

— Годится!..

И тут же посыпались вопросы:

— Каким маршрутом едем?

— Когда доберемся до места назначения?

— Долго ли еще простоим?

Кылци заткнул уши указательными пальцами.

— Ничего не пойму! Давайте по очереди.

Галдеж вновь усилился. Кылци, улыбаясь, замахал поднятыми руками:

— Пока не стемнело, разберитесь с вещами, приготовьте постели, а потом задавайте вопросы сколько угодно. И знайте, пока мы едем в Казахстан, каждый успеет получить по нескольку ответов на любой из вопросов. А засим — будьте здоровы! — И он, ловко спрыгнув, отправился в обход эшелона.

Покончив с хлопотами, я покинул вагон и прогуливался по перрону. Там и шагу ступить нельзя, чтобы с кем-нибудь не столкнуться. Шаламджери я разглядел еще издали. Он продвигался навстречу. Должно быть, тоже заметил меня, иначе бы не шел так уверенно.

— А я тебя весь день разыскиваю! — здороваясь со мной за руку чуть ли не через головы находившихся на перроне, проговорил Шаламджери.

— Наш вагон седьмой.

— А мне сказали — одиннадцатый. Туда и шел.

Все-таки удивительный человек Шаламджери — как он смог найти меня?! В городе у меня еще есть родственники, но им не до меня. А вот Шаламджери, выходит, я нужен.

— Жалко, прихватить с собой ничего не успел. Поэтому купи по дороге что-нибудь, — и он сунул мне в карман червонец.

Я несколько стушевался, но он махнул рукой:

— Помолчи.

— По местам! — разнеслось по перрону.

— Это вам, — сказал Шаламджери, и мы устремились к седьмому вагону.

Одни спрыгивали из вагонов вниз, другие забирались в них. Все мешали друг другу, толкались, и все-таки кое-как мы сумели протиснуться к своему вагону.

— Дунетхан зайдет к тебе! — напомнил я еще раз, поскольку это меня очень беспокоило.

— Хорошо-хорошо! Не волнуйся, я помню.

Уцепившись за дверную скобу, я с усилием поднялся в вагон. Теперь Шаламджери виден мне как на ладони. Машет рукой.

Среди такой толпы есть и мой провожатый. Теперь и я не одинок здесь.

Спасибо тебе, Шаламджери! Если когда-нибудь кто-то и был достоин своего имени, то один из них — ты. Может, я когда-нибудь и сумею достойно ответить на твое душевное благородство. Если же и нет, все равно буду с благодарностью вспоминать тебя. Не зря Нана говорит, что осетинский подарок — это тайный долг.

Паровоз загудел.

— Провожающих просим выйти из вагонов! — послышался знакомый голос из репродуктора.

Выходящих было куда меньше, чем входящих в вагоны. В наш вскочили сразу несколько человек. В открытую дверь было видно, что на перроне все движется, как в пчелином улье.

— Шаламджери, не теряй времени, у тебя же дела!

Он сорвал с головы фуражку и замахал ею:

— Счастливого пути!

Снова протяжный гудок.

— Поезд отправляется! — послышалось из репродуктора. — Будьте осторожны!

Целое море рук пришло в движение. Кто машет шапкой, кто платком, люди улыбаются, кричат что-то. Некоторые плачут, не в силах сдержать слез.

Наконец-то поезд тронулся. Полз он еле-еле.

Сколько же людей на платформе! Признаться, такую многочисленную толпу я видел впервые.

Миновав водокачку, поезд прибавил ходу, но ехали недолго. В Беслане опять встали. Здесь тоже множество людей вышли провожать нас. Студенты, разузнав о времени стоянки, выпрыгивали из вагонов. И опять не разобрать, кто едет, а кто провожает.

Зазвучала осетинская гармошка. Высокий парень, сложив рупором руки, закричал:

— Расступитесь пошире!

Нашлись помощники, и сразу на перроне возник танцевальный круг. Слышнее стала гармошка. В круг кто-то вытолкнул двух парней, но они смущенно попятились на свои места. Раздалось: «Арцтох!» Гармонистка рванула мехи гармони, кругом дружно захлопали. Из толпы выскочил красивый парень и, лихо пройдя круг, замер перед самой красивой девушкой. Та покраснела и не решалась выйти. Он прошел еще круг и вновь остановился перед ней. Гармонистка играла лихо, мастерски. И танцор оказался искуснейший. Хлопки раззадоривали его. Хлопала в ладоши и девушка. Все смотрели в ее сторону. Она было вышла в круг, но тут последовала команда занять места в вагонах. Танец все-таки был окончен, и танцоры кинулись к поезду.

Целинники буквально продирались к своим вагонам. Казалось, все нарочно мешают друг другу, такая толчея стояла вокруг. Прошло немало времени, прежде чем на перроне остались одни лишь провожающие. Поезд тронулся и начал быстро набирать скорость. Как только миновали последний дом, постукивания колес участились и наконец слились в один звук. Мимо мелькали деревья, проплывали поля, огороды, мосты, овраги… Картины быстро сменяли одна другую.

Не исчезали за окном лишь телеграфные столбы. Словно доказывая свою привязанность дороге, они появлялись то с левой, то с правой стороны. А если и исчезали из виду, то на короткое время, когда поезд миновал станцию или какое-нибудь селение. В степи же они вновь оказывались рядом.

Мы принялись считать их. Интересно, кончатся ли они когда-нибудь? Вряд ли. Разве что на конечной станции мы расстанемся с ними.

Мне нравится глядеть в окно. Так много нового, необычного увидел я за это время. А сколько еще предстоит увидеть!

VII

Начало пути где-то уже далеко. Остались как воспоминание трогательные минуты прощания и яркие букеты, громкие звуки оркестра. Все то, чем началась эта длиннющая дорога с последовавшими затем заботами и только ей присущими мелочами, душевными порывами и устремлениями.

Там, где ты прошел впервые, все ново. Если даже до тебя там и побывали многие, все равно не меньше их подмечаешь все встреченное. Подобно им и ты оставишь на этой дороге свои следы, ощутится там биение и твоего пульса. И ты вправе назвать своими дороги, по которым прошел.

Легат поезд. Везет молодых. Всем хочется побыстрее быть у цели, чтобы поскорее своими глазами увидеть целину.

Из дверей сегодня больше не выглядывают, не тянутся и к окнам. Всему свое время. Тут уж ничего не поделаешь.

А вчера весь день глаз не жалели. Никак не могли насмотреться на открывавшиеся дали.

…Парни разбились на группы — накрыли столы. Где группа больше, там и веселее. То за одним столиком, то за другим раздается острое словцо и слышится смех.

Не хвали того, с кем не побывал в дороге, но и хулу понапрасну не возводи.

Раньше о сокурсниках, с кем я проучился три года, я ничего не знал — ни хорошего, ни плохого. Теперь же я вправе был сделать кое-какие выводы.

Вот Бечирби. Очутившись в вагоне, все принялись доставать захваченные с собою харчи, а он этак отрешенно сидит себе посиживает. Каждый из ребят старался не ударить лицом в грязь перед товарищами, выкладывал такое, чего не было у других. Известно: все лучшее, что есть в человеке, может проявиться в пути.

Бечирби же не знает, видно, что и плохие качества тоже выявляются в дороге. Поэтому и позволил себе притвориться, что ничего не понимает в происходящем. Не замечал, как много при этом терял в глазах спутников. А если и замечал, так ни чуточки не стеснялся. Срам тому, кто разучился считать позор позором. Вот и Бечирби сидит и невдомек ему, что позор уже чернит его голову. Человек именно тогда и замерзает, когда перестает чувствовать, что ему холодно.