Ким Мунзо - Самый обычный день. 86 рассказов

• Название: Самый обычный день. 86 рассказов
• Автор: Ким Мунзо
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-00651-5

Известного каталонского писателя Кима Мунзо (р. 1952) критики единодушно называют одним из лучших европейских мастеров короткого рассказа. В его творческой манере переплетаются реалистический и гротескный стили. Мунзо мастерски использует богатые традиции испанского сюрреализма, создавая особый мир, в котором обыденные предметы обретают фантастические, порой пугающие очертания, а человеческие характеры раскрываются с совершенно неожиданной стороны. Как правило, концовка рассказа непредсказуема, и это держит читателя в напряжении до самой последней строки.

---

«Оливетти», «Мулинекс», «Шаффото» и «Мори»[24]

«Я горжусь тем, что всю жизнь боролся с идеями, которые защищаю сейчас.

Я горжусь тем, что могу ответить вам, что я ваша полная противоположность».

Джордж Волынский. «Charlie Hebdo, № 346»[25]

Два голицейских еврея встречаются на станции у вагона железной дороги. Один из них спрашивает: «Куда ты едешь?» Второй отвечает: «В Краков». Первый вспылил: «Ну, посуди сам, какой ты лгун! Когда ты говоришь, что едешь в Краков, то ты ведь хочешь, чтоб я подумал, что ты едешь в Лемберг. А теперь я знаю, что ты действительно едешь в Краков. Почему же ты лжешь?»

Зигмунд Фрейд. «Остроумие и его отношение к бессознательному»[26]

Сочинение

Как я провел воскресенье. — В воскресенье весь день ярко светило солнце, и я ходил гулять с папой и с мамой. Мама была в бежевом платье и в кофточке цвета слоновой кости, а папа в синем пуловере цвета мундиров английских военных летчиков, в серых брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом. А на мне был свитер с высоким воротом, тоже синий, как у папы, но немного посветлее, коричневая куртка и брюки — тоже коричневые, но чуть-чуть светлее, чем куртка, и красные кроссовки. На маме были светлые туфли, а на папе — черные. Утром мы сначала погуляли, а потом пошли завтракать в кондитерскую «Балморал»[27]. Мы пили горячий шоколад со взбитыми сливками и ели сладкий пирог с кремом, а я попросил круассаны. Потом мы пошли смотреть цветы, и их было много-много: и красные, и желтые, и белые, и розовые, и даже синие — папа сказал, что это их покрасили, — и растения с зелеными и с лиловыми листьями, и птицы: большие и маленькие; а потом папа пошел в киоск и купил газету. А еще мы ходили и смотрели на витрины магазинов, и один раз, когда мы долго-долго стояли около витрины, где было много свитеров, папа сказал маме, чтобы она поторапливалась. Потом на одной площади мы сели на зеленую лавочку, на которой сидела какая-то пожилая женщина с седыми волосами и румяными-румяными щеками, прямо как помидоры. Она кормила голубей семенами вики и была очень похожа на мою бабушку, а папа все время читал свою газету — я попросил разрешения посмотреть картинки, и он дал мне половину страниц, только попросил их не мять. Потом, когда мы уже шли домой, мама сказала, что ей надоело, что папа читает не переставая, — это она сказала, потому что папа не отрывал глаз от своей газеты, — и что это невыносимо: он читает газету дома, за завтраком и за обедом, и на улице, когда сидит в баре или когда идет куда-нибудь, и во время наших прогулок. А папа ей ничего не ответил и продолжал читать, и тут мама его обозвала, а потом, по-моему, об этом пожалела и поцеловала меня. А потом, пока мама на кухне готовила рис, папа сказал, чтобы я не обращал на нее внимания. На обед был бульон с рисом, который мне не нравится, и мясо с жареными сладкими перцами. Жареные перцы я очень люблю, а мясо — нет: оно слишком сырое, но мама говорит, что так вкуснее, а мне такое не нравится. Вот в школе — другое дело, там нам дают мясо сильно зажаренное — даже с корочкой. В школе мне никогда не нравится первое. Но зато дома мне наливают немного вина в газировку. В школе этого не делают. Потом, после обеда, пришли дядя и тетя с моим двоюродным братом. Дядя и тетя начали разговаривать с родителями в гостиной и пить кофе, а мы с двоюродным братом пошли в сад играть в солдатиков и в настольный футбол, и в мяч, и в пожарников, и в звездные войны; и тут двоюродный брат стал делать всякие глупости, потому что проигрывал. Я его не переношу, этого двоюродного брата, потому что он проигрывать не умеет, и мне пришлось влепить ему хорошую оплеуху, а он давай реветь на весь сад, и тут пришла мама, и тетя пришла, и дядя; и мама спросила: что случилось? И прежде чем я успел ей ответить, двоюродный брат сказал: он меня стукнул. И мама дала мне пощечину, и я тоже разревелся, и мы все вернулись в гостиную. Мама держала меня за руку крепко-крепко, а папа читал свою газету и курил сигару, которую ему подарил дядя. Тут мама и говорит папе: дети там, в саду, смертным боем друг друга бьют, а ты тут сидишь себе спокойно и в ус не дуешь. Тетя сказала, что ничего страшного не случилось, но мама ей ответила, что он всегда так и что иногда ее терпение лопается. Потом дядя и тетя собрались уходить, и пока мы прощались в прихожей, мой двоюродный брат показал мне язык, а я — ему; а папа включил телевизор, потому что показывали футбол. Мама сказала, чтобы он перевел на второй канал, где шел какой-то фильм, но папа ответил, что он хочет смотреть футбол и фильма ей не будет.

Потом я пошел в сад навестить куклу, которую я там похоронил под деревом; я ее выкопал и погладил по головке, а потом отругал за то, что она с грязными руками садится за стол, а потом снова ее закопал и пошел на кухню, где мама плакала, и я попросил ее не плакать. Потом я сел на диван рядом с папой и немножко посмотрел футбол, но мне стало скучно, и я посмотрел на папу. Мне показалось, что он тоже не смотрел на экран и мысли у него были где-то далеко-далеко. Потом показывали рекламу — это мне больше всего нравится, — а потом второй тайм матча, и я пошел к маме, которая готовила ужин; и потом мы ужинали и смотрели мультфильм и новости, и какое-то старое кино, в котором играет одна красивая актриса со светлыми волосами и с большими сиськами — не знаю, как ее зовут. Но в это время меня отправили спать, потому что было уже поздно, и я поднялся по лестнице в свою комнату и, лежа в кровати, слушал, как папа и мама спорили, но из-за телевизора не мог разобрать, о чем они говорили. Потом они стали друг на друга кричать, и я встал с кровати и хотел подойти поближе к двери, чтобы расслышать их слова, но кругом было темно — только лунный свет лился через окно, которое выходило в сад, — и оттого, что было темно, я споткнулся и быстро опять нырнул в кровать — вдруг они придут в мою комнату посмотреть, что это был за шум, но они не пришли. Я слушал, как они продолжали спорить. Теперь я их слышал гораздо лучше, потому что, наверное, они выключили телевизор; и папа говорил маме, чтобы она оставила его в покое, и называл ее всякими словами, и говорил, что у нее нет никаких интересов. А мама тоже его по-всякому обзывала и говорила то ли, что она уйдет, то ли, чтобы он уходил, и называла имя какой-то женщины и ругала ее; а потом я услышал, как разбилось что-то стеклянное, а потом они уже кричали так громко, что ни одного слова нельзя было разобрать, а после я услышал страшный крик, самый-самый громкий, а потом все стало тихо. И тут я услышал какой-то шорох, как бывает, когда отодвигают диван во время уборки, и стук двери, которая вела в сад. И тогда я снова встал с кровати, услышал шум в саду и посмотрел в окно; ноги у меня озябли, потому что я ходил босиком, а снаружи было темно и ничего не было видно, но мне показалось, что папа копает землю около дерева, и я испугался, что он найдет куклу и накажет меня, и я опять лег в постель и хорошенько накрылся одеялом, даже с головой, съежился в темноте под одеялом и крепко зажмурил глаза. Я услышал, что в саду больше никто не копал и что кто-то поднимается по лестнице. Я притворился, что сплю, и услышал, как открылась дверь моей комнаты, и почувствовал, что на меня кто-то смотрит, но я никого не мог увидеть, потому что притворился спящим, и поэтому ничего не видел. Потом дверь закрыли, и я уснул, а назавтра — вчера — папа сказал, что мама ушла из дома, а потом пришли какие-то дяди, которые задавали разные вопросы, а я не знал, что надо отвечать, и все время плакал; и меня отвезли домой к дяде и тете, и мой двоюродный брат все время дерется, но это уже было после воскресенья.

«Томсон», «Браун», «Корберо», «Филишейв»[28]…

Господам Джустерини и Бруксу[29]

с благодарностью

Как только Поль закрыл входную дверь, он сразу испытал облегчение. Поездка на этот раз оказалась утомительнее, чем обычно, словно всем вдруг захотелось постоянно создавать ему ненужные проблемы. Он повесил плащ на вешалку (и когда увидел на ней слой пыли, ему пришло в голову, что не помешало бы сделать хорошую уборку во всей квартире), нажал кнопку на электрическом счетчике, открыл кран, который перекрывал воду, выключил свет в нескольких комнатах и обследовал все помещения одно за другим. Потом Поль раздвинул занавески в гостиной: окруженный кольцом заснеженных гор, городок прятался в долине, и его дома казались игрушечными, как в рождественском вертепе.

На одной из полок он обнаружил бутылку коньяка и сделал из нее глоток. Потом поставил на стол пишущую машинку в чехле и кейс с бумагами и книгами. Из этого же кейса он вынул пакет с креветками, отнес его на кухню и положил на мраморный стол. Ему хотелось есть, и он чувствовал себя как осел из притчи: его одновременно тянуло начать писать и приготовить обед. На застекленной веранде он открыл вентили на газовой трубе и на отопительном котле, а потом попробовал включить колонку. Ни одна из трех попыток не увенчалась успехом: пламя гасло. Поль на всякий случай перечитал инструкции над включателем: «1. Ouvrir le robinet d’arrêt gaz situé au bas de l’appareil. 2. Pousser ce bouton à fond et tourner vers le droit. Allumer la veilleuse. Attendre environ 15 secondes. Pousser de nouveau à fond en tournant vers la gauche puis relâcher»[30]. Этот самый robinet d’arrêt gaz уже был открыт. Он еще раз нажал ce bouton a fond и повернул его влево, а потом медленно relâcher. Огонек снова потух.