Михаил Загоскин - Кузьма Рощин

• Название: Кузьма Рощин
• Автор: Михаил Загоскин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

Повесть «Кузьма Рощин» впервые напечатана в «Библиотеке для чтения», 1836, т. XVI.

---

Миновав длинный порядок крестьянских дворов, проезжие стали приближаться к деревенской околице. Из крайней избы, высунувшись до половины в окно, смотрела на улицу крестьянская баба, повязанная белым платком.

— Слава тебе, господи! — сказал проезжий. — Насилу-то увидели живого человека.

Ямщик покачал головою.

— Да разве ты ослеп? — продолжал купец. — Вон в крайней-то избе!

— Вижу, хозяин; да она уж пятые сутки смотрит из окна. Видно, голубушка, хотела перед смертью взглянуть на свет божий. Сердечная!.. и прибрать-то ее некому.

Купец невольно содрогнулся, когда они поравнялись с избою, из которой выглядывала эта ужасная хозяйка. Он закрыл руками глаза, чтоб не видеть ее обезображенного и покрытого черными пятнами лица, на котором замерло выражение нестерпимой муки и адского страдания.

Когда проезжие выехали из села, ямщик тронул лошадей и поехал небольшой рысью.

— Да прибавь немного ходу! — сказал купец, — этак мы целый день протащимся.

— Как еще ехать-то? — пробормотал извозчик, пошевеливая вожжами. — И куда спешить, хозяин? Ведь не на радость едешь.

— Почему ты это знаешь? — спросил торопливо купец.

— Да что теперь веселого-то в Москве?

— У меня там жена и дети.

— Вот что! Да постой-ка, — продолжал ямщик, оборачиваясь к своему седоку, — никак ты московский гость, Федот Абрамыч Сибиряков?

— Да, это я.

— То-то, я слышу, голос знаком. Ах ты господи боже мой, насилу признал!

— Да почему ты меня знаешь?

— Как не знать. Я прошлую осень возил тебя со всей семьею в Ростов. Ведь у тебя свой дом на Варварке, в приходе Максима Исповедника? Такие знатные каменные палаты.

— Постой, постой! — сказал купец, — а тебя не Андреем ли зовут?

— Андреем, батюшка. Я и сожительницу, и деток твоих знаю. Ну, уж хозяюшка у тебя, что за добрый человек! Дай бог ей много лет здравствовать! И две дочки, нечего сказать, такие ласковые, пригожие... Вот сынок-то у тебя...

— У меня нет сына.

— А кто ж это был с вами? Так, парнишка рыженький, некошной собою, Терешей зовут?

— Это мой приемыш.

— Да на что ж тебе приемыш, коли у тебя свои родные дочки есть?

— Я взял его тогда, когда еще у меня детей не было.

— Вот что! ну, не погневайся, хозяин: навязал ты на себя лихую болесть. Ведь этот пострел Тереша вовсе озорник. Да какой злющий!.. Помнишь, в Больших Мытищах мы остановились дать вздохнуть лошадям. Вы пошли чайку напиться, а я забежал на царское кружало винца хлебнуть. Что же, ты думаешь, этот рыжий без меня наделал? Возьми да и разнуздай потихоньку всех лошадей! Еще хорошо, что я спохватился, а то беда, да и только: кони у меня лихие — косточки бы живой не оставили. Вот я стал на него браниться, так он же, чертенок, лукнул в меня камнем да чуть-чуть глаз не вышиб.

— Да! — сказал со вздохом купец, — видно, по грехам наказал меня господь.

— И, хозяин! да что он, родной, что ль, тебе? На порог, да и в шею!

— Нет, друг сердечный; когда господь бог от меня, окаянного грешника, не вовсе еще отступился, так мне ли покинуть без призрения этого круглого сироту! Придется терпеть от него горе: что делать, любезный! видно, на это была воля божья, и если бы только господь помиловал жену мою и детей...

— Небось, хозяин, — перервал ямщик, — авось, все ладно будет. Бог милостив... Ну, вот теперь дорога пойдет скатертью; потешить, что ль, твою милость?

— Пожалуйста, любезный! Поспеешь в Москву к обедням, так я тебе рубль на водку дам.

— Спасибо, хозяин! Да крепка ли у тебя повозка-то? — сказал ямщик, подбирая вожжи. — Эй вы, други! Смотри, Федот Абрамыч, держись! — продолжал он, вытаскивая из-за пояса свой ременный кнут. — Ну, что стали?.. Ударю! Эй ты, Серко, замялся!.. Али ножки болят?

Удалой ямщик свистнул, гаркнул, и телега вихрем помчалась по широкой дороге. Тарасовка, Большие Мытищи, Ростокино, село Алексеевское с своим царским домом и зеркальными прудами замелькали мимо проезжих, и благовест еще не начинался в городе, когда ямщик, осадив с трудом свою лихую тройку, остановился близ креста у Троицкой заставы. К ним подошел, как будто нехотя, старый инвалид и, узнав, что купец едет из «благополучного» города Ярославля, без дальних расспросов отворил рогатку.

— Ну, счастлив ты, хозяин! — сказал ямщик, тронув лошадей. — Меня в прошлый раз от самых полудень продержали за рогаткою почитай вплоть до вечерен; расспросов-то сколько было!..

— А вот обоз, что перед нами идет, — сказал купец, — его вовсе не останавливали.

— Да, да! — подхватил ямщик, — что за притча такая?

— Видно, любезный, и караулить-то уж некому нашу матушку Москву.

— Что ты, хозяин! мало ли здесь всяких команд?! одних выборных да десятских тьма-тьмущая. Нет, знать, в Москве-то полегче стало.

— Дай-то, господи! — произнес с глубоким вздохом купец.

Обоз, который ехал перед проезжими, вдруг стал торопливо сворачивать в сторону, и впереди раздался отвратительный сиповатый голос:

— Сворачивай проворней! господа едут.

В одну минуту вся середина улицы опустела, и купец увидел перед собою такой страшный поезд, что сердце его оледенело от ужаса. К заставе тянулся длинный ряд роспусков, нагруженных гробами; некоторые из них были так плохо сколочены, что, казалось, при каждом потрясении готовы были развалиться; иные были даже вовсе без крыш, и безобразные, едва прикрытые циновками трупы выглядывали из них на проходящих. Живые люди, которые окружали эту похоронную процессию, показались проезжему еще ужаснее самих мертвецов, не потому, что они были одеты какими-то пугалами, в вощаные балахоны и колпаки, но их пьяные, развратные физиономии, их зверские лица, их безумный хохот при виде проезжих, которые торопились сворачивать с дороги, — все придавало им вид настоящих демонов. Несколько поодаль шли гарнизонные солдаты с ружьями и ехал полицейский чиновник верхом.

— О господи! — сказал купец, — что это за люди!.. В них нет и образа человеческого.

— Разве не видишь, хозяин, что они в кандалах? — прервал ямщик. — Это разбойники.

— Разбойники? — повторил робким голосом купец.

— Ну да. Сначала вывозили покойников за город казенные погонщики, да больно стали мереть, так теперь наряжают из острога колодников.

— Эй ты, хозяин! — закричал один каторжный, — почни кубышку-то, дай что-нибудь! Нечем помянуть покойников.

— Да полно, не скупись! — примолвил другой, — ведь завтра, может статься, и тебя туда же потащим.

Купец бросил им горсть мелких денег; все разбойники, как голодные собаки, кинулись подбирать медные гроши; один только колодник, аршин трех росту, не подражал их примеру. Он стоял неподвижно на своем месте и пристально смотрел на купца.

— Ну, что ты, Каланча, глаза-то выпучил! — закричал один из его товарищей, — иль захотел плети отведать? ступай!

— Проезжай скорее, любезный, — шепнул купец, — на этих людей и глядеть-то страшно!

— Поживешь здесь денька два, так привыкнешь, — пробормотал ямщик, погоняя лошадей.

Они проехали от заставы до самой Сухаревой башни, не встретив ни одного прохожего. Мертвая тишина, изредка прерываемая глухими воплями, которые проникали сквозь стены домов; кой-где на церковных погостах окостенелые трупы нищих; заколоченные двери, окна с выбитыми стеклами и везде, почти на каждом шагу, красные кресты на воротах... За Сухаревой башней проезжие стали обгонять сначала людей, идущих поодиночке, потом целые толпы мужчин и женщин, и когда выехали к Никольским воротам, поворотили налево мимо городской стены, то должны были беспрестанно останавливаться, чтобы не передавить народа.

— Смотри-ка, хозяин, — сказал ямщик, — как все православные бегут помолиться Боголюбской божией матери! Глядь-ка, глядь! Вон там, у Варварских ворот!.. Ах ты, господи! эва народу-то! словно в котле кипят!

— Да что это? — сказал купец, прислушиваясь к каким-то невнятным звукам, которые, как отдаленные перекаты грома, раздавались посреди бесчисленной толпы народа, — это не походит на обыкновенный людской говор... Слышишь, как кричат?

— Слышу, Федот Абрамыч. В прошлый раз народу не меньше было, а так не шумели... уж не фабричные ли?

— Избави господи!..

— А вот постой, хозяин; подъедем ближе, так увидим.

Не доезжая шагов трехсот до Варварских ворот, проезжие должны были остановиться. Все пространство между городской стены и приходской церкви Всех святых было усыпано народом.

— Ну, делать нечего, — сказал купец, вылезая из телеги, — ступай назад; авось Ильинскими воротами проедешь на Варварку, а я уж как-нибудь добреду пешком до дому.

Ямщик поворотил лошадей, а купец смешался с народом и попеременно, то продираясь медленно вперед, то быстро увлекаемый бегущими толпами, очутился в несколько минут у самых Варварских ворот. Прежде всего кинулся ему в глаза стоящий на высокой скамье небольшого роста человек с растрепанными волосами, запачканный, оборванный — одним словом, похожий на убежавшего из тюрьмы колодника; он кричал от времени до времени охриплым и протяжным голосом: «Порадейте, православные, богоматери на всемирную свечу». К образу Боголюбской божией матери, вделанному саженях в двух от земли в стену башни, приставлена была лестница; народ лез по ней беспрерывно вверх: одни прикладывались, другие ставили свечи; нижние цеплялись за верхних, стаскивали их вниз, падали сами; их топтали в ногах, давили; клятвы, крики, женский визг, стоны умирающих — все заглушалось общим ропотом народа, который волновался и шумел, как бурное море. Прислушиваясь к разговорам некоторых лиц, приезжий купец был поражен именем преосвященного Амвросия и намеками на опасность, угрожающую добродетельному пастырю. Он хотел узнать подробнее в чем дело, расспрашивал многих; ответы были темны или заключались в общих угрозах, и он не стал обращать на них внимания.