Михаил Герчик - Погоня за миражом

• Название: Погоня за миражом
• Автор: Михаил Герчик
• Издательство: Тонпик
• Жанр: Детектив
• Год: 2008

Многоплановый социальный роман, посвященный жгучим проблемам современности: зарождению класса предпринимателей, жестокой, иссушающей душу и толкающей на преступление власти денег. Читателю предлагается увлекательный роман, в котором переплелись судьбы и сложные отношения многих героев. В нем есть не только злость и ненависть, но и любовь, и самопожертвование, и готовность отдать жизнь за любимого человека… Второе название романа — "Оружие для убийцы".

---

— Сейчас все подготовим, Томочка, не беспокойся, Кстати, звонил Владимир Васильевич, просил, чтобы ты получила и его командировку. И еще одна новость: я перевела твои дивиденды за первый квартал в валюту. — Тихоня подала Тамаре толстый конверт. — Распишись в ведомости. Довольна?

— Еще бы, — улыбнулась Тамара. — При нынешней инфляции… Большое спасибо, Лидочка.

— Как говорит Боря Ситников, спасибо на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь, — засмеялась главбух. — У меня сегодня девичник. Приходи в семь, а? Посидим, потреплемся, побалдеем… И не сочиняй, что у Вадима педсовет, а у Катеньки грипп. Пожалуйста…

— А что за повод? — Тамара заколебалась, она так часто отказывалась от Лидиных приглашений, что почувствовала себя неловко.

— Повод серьезный: день рождения моей кошки Дуськи. Можешь подарить ей ленту для банта. Она у меня беленькая, ей голубой бант подойдет. Или розовый.

— Так и быть, подарю твоей Дуське бант, — улыбнулась Тамара.

— Адрес не забыла?

— Помню. К семи приду. Только ненадолго, извини.

Глава 10

В спальном вагоне Шевчуку и Тамаре досталось купе на двоих. Едва отошел поезд, переоделись, умылись и сели ужинать: дел перед отъездом было столько, что оба не успели поесть.

— Что у тебя с губами? — спросил Шевчук, разливая по стаканам коньяк. — Перецеловалась?

— Было дело… — Тамара вымученно улыбнулась и придержала его руку. — Мне чуть-чуть, я еще со вчерашнего не отошла. Отмечали день рождения Дуськи.

— Это еще кто такая?

— Кошечка. Беленькая, ангорка.

— Совсем оборзели. — Шевчук толстыми кружочками порезал лимон. — Это чья же? У вас вроде серая.

— Тихони. Я вчера в таком странном месте побывала, вспомнить тошно.

— Она к тебе приставала? — догадался Шевчук.

— Мягко сказано. Извини, но она меня чуть не изнасиловала. Ты у нее после новоселья бывал?

— Нет. Она нашего брата не жалует. А вообще-то мне ее и на работе — выше крыши. Кстати, я давно подозревал, что она лесбиянка.

— Что ж ты мне не сказал? Может, я не вляпалась бы в это дерьмо.

— А как сказать? Это ведь только предположения. Мало что покажется… Есть в ней что-то… не женское, мужицкое, неужели не замечала?

— Замечала, конечно, но мне и в голову не приходило…

— А мне приходило. Молодая, одинокая, а мужчин сторонится. Вывихнутые у человека мозги, что с этим поделаешь.

— Но я-то тут при чем? — Тамара выпила глоток коньяка, взяла лимон. — У меня мозги нормальные, для меня это — сумасшедший дом. Она девочек приучила: Нину, Валю, Наташу. Я раньше все удивлялась — чего это у нас не бухгалтерия, а какой-то проходной двор: то и дело новенькие. Оказывается, она непослушных выживала, кадры для себя подбирала. Удивительно, неужели никто не пожаловался Пашкевичу?

— Я слышал, племянница Аксючица жаловалась. Ну и что? Он Лиду и на десяток девочек не променяет. Она у нас неприкасаемая. Все его деньги в ее руках, шутка ли.

— А все-таки противно это, — вздохнула Тамара. — Она из них наркоманок сделает, всю жизнь поломает. И вообще… Зачем двоих, троих? Завела бы себе одну подружку, если уж иначе не может, и развлекалась.

— Наверное, в этом весь кайф, когда несколько. Вспомни книги Сильвии Бурдон.

— Книги-книжечки… Знаешь, кто мы на самом деле, Володя? Отравители.

— Не преувеличивай. Нормальный человек, прочитав книгу о лесбиянках или голубых, ни тем, ни другим не станет, как и не пойдет резать людей, прочитав самый кровавый триллер.

— Нормальный — возможно, но в мире полно ненормальных А дети, подростки с неустойчивой психикой и неуемным любопытством?. И вообще… Я ее по щекам отхлестала, еле вырвалась. Как нам теперь вместе работать, ума не приложу.

— Не думай об этом. Ты ей не подчиняешься, проглотит. Делай вид, что ничего не было, уверен, она поступит так же. У нее нет иного выхода. — Шевчук отломал куриную ножку. — Как Вадим? Давненько я его не видел.

— Нормально. Утром уходит в свою школу, вечером возвращается.

— Хороший он мужик. Повезло тебе…

— Да уж — повезло…

Какая-то горчинка в ее голосе насторожила Шевчука.

— Не понял.

— Откуда тебе понять? Что люди знают друг о друге? В душу никого не пускают, даже друзей. — Тамара поболтала ложечкой в стакане с остывшим чаем. — Никакой Вадим не учитель, а ученый, биофизик, доктор биологических наук. Его монографию о влиянии радиации на экосистему Припяти переиздали в Америке и Германии, статьи печатали в крупнейших научных журналах мира. А сейчас он с детишками разводит аквариумных рыбок, дуется с приятелями в шахматы…

— Ничего себе! Что же он делает в школе? Экспериментирует?

— Какой к черту эксперимент! — Тамара отодвинула занавеску. За окном лежала ночь, иногда ее прошивали трассирующими очередями цепочки фонарей, высвечивая недалекие деревушки и пустынные полустанки. — Вадим с первых дней после аварии работал в Чернобыльской зоне. Это для людей Чернобыль — несчастье, а для таких шизиков, как он — материал для изучения. Ну и доизучался… Почти год пролежал в больнице, сначала в Минске, потом в Москве. Три сложнейшие операции… Выкарабкался. А двое парней, которые с ним работали, умерли.

— Повезло…

— Еще как! Даже врачи удивлялись, не ожидали. Но только в душе у него что-то сломалось. Уволился из института, хотя к нам домой несколько раз директор приезжал, уговаривал одуматься, и я просила. «Нет, больше эти проблемы меня не интересуют!» И точка. Он ведь упрямый, если что решил — никто не переубедит. С тех пор каждый год два месяца в больнице, остальное время на даче и в школе. Детишки в нем души не чают, и он их любит. А еще птички, рыбки, дача, грибы, шахматы… Балагурит, хохочет, а несчастнее человека, наверное, в целом мире нет. У него глаза — как у больной собаки. Ты когда-нибудь смотрел в глаза больной собаке?

— Не довелось.

— И не смотри, горькое это зрелище. У нас Лайма болела, я знаю.

— А что ж ты от него хочешь? — помолчав, произнес Шевчук. — Он в такую бездну заглянул, что нам и не снилась.

— Видимо, да. Но мне-то от этого не легче. Я его другим помню: целеустремленным, настойчивым, знающим себе цену. У него такое будущее было…

— Будущее… — усмехнулся Шевчук. — Все мы привыкли жить будущим. Сегодня плохо, ну и шут с ним, зато когда-нибудь будет хорошо. «Если долго мучиться, что-нибудь получится». А вдруг у него нет будущего — об этом ты подумала? Ты уверена, что Вадим тебе рассказывает все, о чем ему говорят и не говорят врачи? Может, для него каждый прожитый день— это и есть и настоящее, и будущее. И он наполняет его тем, что ему интересно. Поверь мне, это заслуживает уважения.

— Уважением сыт не будешь. Нет, я не говорю о деньгах, не в этом дело, нам хватает. Я женщина, понимаешь?! Обычная нормальная баба. Мне уже тридцать шестой, жизнь проходит. А у меня муж есть — и нету, мы уже вон сколько лет спим в разных постелях. Конечно, это не смертельно, что говорить, но радости от этого мало. А какая это жизнь — без радости… Так-то, друг мой ситный.

Шевчук достал сигареты, Тамара с жадностью затянулась.

— Вадим говорит: заведи любовника, я не возражаю. Я ведь понимаю: против природы не попрешь. Только постарайся, чтобы я об этом ничего не знал, иначе мы не сможем вместе жить. А мне об этом даже подумать тошно. Наверное, поэтому я так взбесилась у Лиды. Получилась отвратительная пародия на мои мысли, чувства.

— Ну, идея насчет любовника не так и плоха. — Шевчук почувствовал, как нестерпимо пошло прозвучали его слова, и внутренне поежился от стыда.

— Неужели?! — Тамара насмешливо улыбнулась и, тряхнув головой, отбросила на плечи волосы. — Милый мой, об этом легче говорить, чем… Я ведь чуть не круглые сутки на работе, ни выходных, ни проходных, сам знаешь. Боря Ситников не в моем вкусе. Кто же остается? Уж не ты ли?

— Да ну тебя! — вспыхнул Шевчук и вышел из купе. Прошел в тамбур. Там было прохладно, сигаретный дым плавал под тусклым плафоном на потолке, в углу валялись окурки. Он курил и думал о том, что неизбежно должно между ними произойти. Не сегодня, так завтра. Тамара не зря начала этот разговор. И еще он думал о Вадиме. Что-то в Тамарином рассказе о нем не вязалось с его наблюдениями. Азартный, увлеченный, Вадим совсем не походил на сломленного жизнью, разочаровавшегося во всем человека. Шевчук видел его и угрюмым, и погруженным в себя, но это ни о чем не говорило. За что бы Вадим ни брался, он все делал с удовольствием — копался в земле, пересаживал цветы и деревья, гонял с Алешей и Катей мяч на поляне, строгал дощечки для нового скворечника… Шевчук вспомнил, как плотоядно раздувались его ноздри, когда Вадим колдовал над мангалом, спрыскивая скворчащие шашлыки сухим вином с уксусом, как смачно крякал, выпив рюмку водки и подцепив вилкой маринованный боровичок, и у него заломило в висках. Это не могло быть игрой, притворством; просто человек нашел для себя другие ценности, научился радоваться иным радостям, не думать о карьере, известности, заработках, о постигшей его беде, а — о солнце, птицах, цветах, о неповторимости каждого мгновения собственной, такой короткой даже без чернобыльской радиации, жизни. Похоже, что Тамара любила в нем ученого с громким именем и блестящими перспективами куда больше, чем просто человека, мужчину, который и сейчас еще не чаял в ней души. А когда перспективы лопнули, как мыльный пузырь, каждое лыко стало в строку. Постель как поле боя между мужчиной и женщиной… И этот бой Вадим проиграл, а с ним, похоже, и жизнь. Конечно, он прав — против природы не попрешь, в общем-то им обоим можно посочувствовать. А с другой стороны ерунда это все, разговорчики в строю, как говаривал когда-то его старшина, попытка оправдаться перед собственной совестью. Пришла беда — держись, будь человеком. Радуйся тому, что он выжил, удержался на самом краешке, что ты не одна, что у дочери есть отец, иначе какая ты жена! Обыкновенная сука, которой нужен кобель. И, похоже, на роль этого кобеля Тамара приглядела его. Худо лишь то, что Шевчука так и подмывало сыграть эту роль, какой бы унизительной она ни выглядела. Легко быть моралистом, когда смотришь на такие вещи со стороны, а когда томится душа, когда женщина притягивает, как магнит, и вовсе не хочется думать о Вадиме и его странной судьбе… Когда ты готов с легкостью предать его, только бы припасть губами к Тамариным опухшим губам, коснуться ее жаркого тела…