Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов

• Название: Забытые пьесы 1920-1930-х годов
• Автор: Татьяна Майская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Драматургия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0136-9

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

---

НАКАТОВ. У тебя, Паша, ползучий эмпиризм…

СЕРОШТАНОВ. Меня отец-сапожник до тринадцати лет колодкой по голове лупил, пока сам не околел. Вот какой был эмпирик! Я в беспризорные подался. Потом в Красную армию. Теперь я командир запаса. Два кубика. Секретарь ячейки. А как вспомню о колодке — злой делаюсь. Не могу я на нее взглянуть теоретически.

НИНА. А я не могу на Цыцу глядеть спокойно. Так и тянет крикнуть ей самое обидное, чтобы в глазах у ней побелело.

СЕРОШТАНОВ. Да, сверхъестественная баба. Всех мужиков под себя кладет. Двух секретарей съела, под меня третьего год землю копает. И откуда в ней сила такая? Как холеры ее боятся.

НАКАТОВ. А ты борись, как она, с отрывом, отходом, откатом, отставанием, забеганием, загниванием, паникерством, примиренчеством, с уклоном в срастание… И будешь силен. Вылавливай в каждом оттеночки, и каждый будет тебя бояться… Говорят, Цыца работает над десятичной классификацией партийных преступлений. Вполне допускаю, что она собрала более тысячи видов и типов. Во всяком случае, Нина уже классифицирована, и на ближайшем собрании Цыца начинает бой. Помирись, Нина, пока не поздно.

ОТЕЦ. Помирись, Нинушка, нехорошо нам, беспартийным, на вашу партийную драку смотреть.

НИНА. Никогда! Я ведь знаю, она ячейкой руководить хочет, подхалимов подбирает, сплетников. Хороший был коллектив, а теперь склоки пошли, группировки, никто слова в простоте не скажет. Все за цитатами прячутся да за резолюциями. Только таким, как Кулик, и житье. Если я замолчу, она еще сильней станет. Чего доброго, Сероштанова сбросит. И будем мы у ней на ладони, как божьи коровки. А сожмет ладонь — мы в кулаке.

СЕРОШТАНОВ. В Кулике мы. А Кулик силен до первого случая. И случай этот — Нина.

НИНА. Я?

СЕРОШТАНОВ. Принимай бой, товарищ, не страшись. Цыца думает: массы с ней, а я знаю, о чем думают массы. Ее, как прыщ, сковырнут, едва она тебя тронет.

НАКАТОВ. В марксистском кружке Нина о социализме что-то…

СЕРОШТАНОВ. Знаю, отобьем.

НИНА. Отобьем, Паша!

НАКАТОВ. Да, хорошо быть молодым и сильным… Но, конечно, Цыц этих тысячи, и бороться с каждой в отдельности — значит разменивать силу на медяки.

СЕРОШТАНОВ. Если Цыца — медяк, то кто ж будет гривенник?

НАКАТОВ. Какая-нибудь чертова перечница. (Нине.) Сорви эти нелепые ленты — они как кандалы на цветах… Да… А мне сегодня исполнилось пятьдесят лет. Старость. И годы тоже как кандалы…

НИНА. Нет, нет, жизнь у вас была такой красоты, что навек вас молодым оставила… И все мы… нет, это — потом, после…

ОТЕЦ. А по-моему, лучше вам помириться.

СЕРОШТАНОВ. Кстати, о чертовой перечнице. У меня интересный вопрос возникает. Сейчас Виктор новый цех воздвиг. Громадина, и крыша стеклянная. К этому цеху впору другой завод пристраивать. А смета на всю реконструкцию — миллион. Спрашиваю его: уложишься? Сомнения, говорит, отвергаю. А по моим сомнениям — тут размах миллиона на три… Вот я докапываюсь: где здесь чертова перечница?

НАКАТОВ. Она глубоко зарыта, Павел. И зарыта она не на нашем дворе.

СЕРОШТАНОВ. Где же, спрашивается?

НАКАТОВ. Копай, копай…

Вбегает КУЛИК.

6

КУЛИК. Шестиместный кадиллак кофейного цвета. Я их у калитки обогнал!

Бежит на веранду.

Приехали!

С веранды торопливо входят МАТЬ, ВИКТОР и ГОРЧАКОВА.

МАТЬ (Нине). Ты почему не встречаешь?

НИНА. Сами дорогу найдут.

Мать хотела что-то сказать, но сдержалась и прошла навстречу гостям вместе с Виктором. Они возвращаются вместе с РЯДОВЫМ и ВЕРОЙ.

КУЛИК. Без паники, мать, без паники. Встретим организованно, как подобает. Марья Алексеевна, доверяешь мне? Кончено! Товарищ Рядовой! Приветствую вас как представителя рабоче-крестьянского правительства от имени коллектива проволочно-гвоздильного. Выполняя пятилетний план, мы…

РЯДОВОЙ. Добрый вечер. Здравствуйте.

ВЕРА. Это Митя Кулик. Он везде активность свою показывает.

КУЛИК. Да, на многих бюрократах поставил я знак вопроса.

ВИКТОР. Это — Нина, моя жена.

НИНА. У меня еще и другая профессия есть.

НАКАТОВ. Нина… вот он — тот самый Саша, которого ты знаешь по моим рассказам.

НИНА. Товарищ ваш? С которым из ссылки бежали, да?

РЯДОВОЙ. Он, он.

ВИКТОР. Ты с Александром Михайловичем лично знаком?

НАКАТОВ. Полжизни прошагал рядом.

ГОРЧАКОВА (не сдержавшись). И в оппозиции были рядом?

НАКАТОВ. Нет… Но теперь мы опять вместе.

ВИКТОР. Хорош, имеет такого друга и молчит в тряпочку. Да мы бы с тобой!..

Спохватился и умолк.

НИНА. Как же вы… Что же… А я и не знала… Вы почему не сказали, Василий Ефимыч? Так-то вы мне доверяете?

РЯДОВОЙ. Ага, испугалась? Пальцы дрожат!

НИНА. Нет, очень все неожиданно.

ВЕРА. Она меня ругала, думала, я на квартиру с автомобилем прельстилась… А я вон кого выбрала.

РЯДОВОЙ. Ругала? Гм… Вот… В самом деле…

Заминка.

СЕРОШТАНОВ. Позвольте спросить, строим мы новый цех и не знаем…

ВИКТОР. После, Павел, после… Вот здесь мы и живем. От города на трамвае — двадцать минут, а тут парк, трава, река недалеко, и завод напротив.

РЯДОВОЙ. Воздух здесь легкий.

СЕРОШТАНОВ (смотря на Виктора). А люди тяжелые.

РЯДОВОЙ. Ну, люди всегда тяжелей воздуха, говорят.

ВЕРА (Нине). Ты что притихла, Нинка? Смотри, он мне ракетку подарил — красота!.. По очереди играть станем, ладно?

НИНА кивает.

А он тебе нравится?.. Ох и любит он меня — ужас! Как мальчишка бегает. И шофер у него лихой: мчались по улицам, милиционер два раза свистел. А завтра в театр поедем… Хочешь, вместе поедем? А?

МАТЬ. Пожалуйте закусить…

НИНА (очнулась). А? Нет, нет… Сначала я… Подождите, весь план перепутаете… Паша, скорей со мной!

Убегает на веранду с СЕРОШТАНОВЫМ.

МАТЬ (отцу). Что ни скажу — всегда поперек.

ОТЕЦ. А ты помирись, помирись, старуха…

МАТЬ. Отстань, праведник…

НИНА возвращается с рюмками на подносе.

За ней СЕРОШТАНОВ с бутылкой вина.

НИНА. Наливай, Паша, всем наливай!

Обходят и раздают рюмки.

ГОРЧАКОВА (когда остановились перед ней). Алкоголь для моего здоровья вреден.

НИНА (Рядовому). Окажите честь.

РЯДОВОЙ (тихо). Вы что задумали? Не поздравлять ли?

НИНА. Ага, испугались… Возьмите рюмочку — не бойтесь, она смирная. А последние — нам с Пашей… Вот. Теперь слушайте, я речь скажу… Товарищи. Сегодняшний вечер… и пирог, и цветы эти… и все… мы посвящаем одному человеку… Старому большевику…

РЯДОВОЙ (тихо Накатову). Ей-ей, я уйду.

НАКАТОВ. Терпи, коли полюбил… стой.

НИНА. Человек этот много сделал для революции и для тех, кто теперь отвернулся и забыл его… Но мы его не забыли, не забудем и хотим, чтобы жил он вместе с нами долго-долго и дожил до полного расцвета хорошей жизни!.. Василию Ефимычу Накатову за его пятьдесят лет — урра!..

Крики «Ура!». С НАКАТОВЫМ чокаются.

ВЕРА. Я думала — это нам цветы!

РЯДОВОЙ (обнял Накатова). А доживем мы с тобой, Василий, до расцвета? Такое вот у меня чувство есть: лет через пятнадцать ликвидируют смерть, и мы доживем…

СЕРОШТАНОВ (чокаясь). Только бы под автобус не попасть.

РЯДОВОЙ. Справедливо подмечено.

КУЛИК (хлопает Накатова по плечу). С такими кадрами не подкачаем… Как полагаешь, Павел?..

СЕРОШТАНОВ. Я полагаю, тебя уже укачало.

НАКАТОВ. Друзья мои… Никак я не ожидал, что кто-то вспомнит о моем дне рождения… Оказывается, есть еще сердца, умеющие ценить и понимать внимание и дружескую ласку… Я не знаю, как мне ответить вам, мы уже отвыкли от простых человеческих слов… Нина… (Целует ее.) Спасибо, товарищи…