Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов

• Название: Забытые пьесы 1920-1930-х годов
• Автор: Татьяна Майская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Драматургия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0136-9

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

---

2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Вы понимаете, мы ему конкуренты.

1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Он нас облагает такими налогами, что остается только броситься в Буг.

ЦАЦКИН. Как он может облагать вас налогами?

ОБА. Как?

1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Он все может. У него и финагент, и райтехник, и даже судья, все свои…

2-й ПОСТОЯЛЕЦ. А если нужно пойти выше, так он посылает свою дочку-красавицу, а она уж все сделает.

ЦАЦКИН. Он занимается только мельничным делом?

ОБА. Что?

2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Он и мельник, и сукновальщик, торговец малясом{123}, главный самогонщик, процентщик.

1-й ПОСТОЯЛЕЦ. А теперь он еще пустит табачную фабрику…

ЦАЦКИН. Что же вы хотите?

1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Чтобы вы нам посоветовали…

2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Еврей должен помочь еврею…

ЦАЦКИН (пренебрежительно). Что ж, его можно отправить в тюрьму, в два счета.

1-й и 2-й ПОСТОЯЛЬЦЫ. Нет, нет, только не это… Мы не должны этого делать…

ЦАЦКИН. Тогда есть другой способ. (Выпрямляется и тычет себе пальцем в грудь.) Я с ним поговорю с глазу на глаз.

1-й и 2-й ПОСТОЯЛЬЦЫ восторженно смотрят на него.

ЦАЦКИН. Я у вас за труды ничего не возьму. Дайте мне ваши извещения о подоходном и уравнительном сборе и патенты для доказательства, что я вами послан.

1-й ПОСТОЯЛЕЦ. С удовольствием.

2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Очевидно, бог вас послал.

ЦАЦКИН. Дайте документы, я сейчас же еду.

Минуту оба колеблются. Быстро собирают документы и передают ему.

1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Где же мы вас увидим?

ЦАЦКИН (многозначительно). Цацкина знает весь мир. Итак, прощайте.

Жмет им руки с видом, исполненным самодовольства.

1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Так мы на вас полагаемся, как на твердую скалу.

2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Вы наш Мессия.

ЦАЦКИН (громко). Мы еще с вами увидимся, и вы узнаете, кто такой Ефим Степанович Цацкин.

Уходит. Евреи в восторге провожают его глазами.

Занавес.

Акт второй

Богато убранная комната в квартире Лейба Гера.

ИОСИФ (вбегая в костюме физкультурника, сталкивается с входящей из противоположной двери матерью. Вскрикивает от неожиданности). У, у, у…

МАТЬ. Ты что, с ума сошел, людей не видишь? Парень без штанов, голый, срам какой, убирайся, я тебя видеть не хочу.

ИОСИФ (смеется). В порядке футбольной дисциплины вам, матушка, предлагается впредь не оскорблять руководителя футбольной команды… Эх, матушка, успехи у меня…

МАТЬ (недоверчиво). Какие?

ИОСИФ. Какие, известно какие. Во-первых, мы забили пять голов второй команде, во-вторых, я уже выжимаю полтора пуда, в-третьих, я блестящий гимнаст, в-четвертых, я назначен инструктором физкультуры.

МАТЬ (обрывая его). Лучше бы ты был назначен инструктором местхоза и ведал мельницами.

ИОСИФ. Тоже — карьера. У нас более широкие горизонты.

МАТЬ. Что же ты думаешь — министром быть?

ИОСИФ (отвечает, упражняясь). Зачем… через месяц… я уеду в Харьков, а там состязания, спорт.

МАТЬ (с беспокойством). Какие истязания, какой порт. Я хотела бы только знать, о чем думает такой парень, как ты.

ИОСИФ. Мама, такой парень, как я, вовсе не способен думать…

МАТЬ. Но тебе ведь уже исполнилось восемнадцать лет, доколе…

ИОСИФ. Начинается старая песня: доколе… доколе… Ты разве не видишь, что я делаю карьеру?

МАТЬ. Тоже карьера, всем моим врагам желаю такую карьеру. (Дразнит.) Пишкультурник. У других родителей дети обучаются, кончают на доктора или присяжного поверенного, у меня несчастье. Он вовсе не думает о цели, о деньгах…

ИОСИФ. Мама, физкультура — залог здоровья, а здоровье выше денег.

МАТЬ. Но какая же будет цель из этого? Боже мой, у бедных родителей вырастают дети — одно удовольствие, а у нас — одно несчастье.

ИОСИФ. Почему тебе так нравится доктор и не нравится… (Гордо чеканя каждый звук.) Ин… струк… тор… физ… куль… туры…

МАТЬ. Пусть будет инструктор, ну а потом?

ИОСИФ. Потом — зав. окружным отделом физкультуры.

МАТЬ. А потом?

ИОСИФ. Член це-ка физкультуры.

МАТЬ. А потом?

ИОСИФ (злобно). А потом… просто физкультура.

МАТЬ. Я так и знала, что физкультурой это начнется и физкультурой кончится.

За сценой раздается детский голос: «Не нужно нам раввинов, не нужно нам попов…»{124}

МАТЬ (иронически). Может быть, ты его с собой возьмешь?

ИОСИФ. Молод еще, пусть подрастет, а впрочем, пути у нас разные, я беспартийный, а он метит далеко…

Вбегает АБРАША, увидев брата, поднимает руку по-пионерски.

АБРАША. Будь готов!

ИОСИФ. Всегда готов дать гол!

АБРАША. Мама, меня назначили вожатым.

МАТЬ. Обрадуешь бабушку свою.

Уходит.

ИОСИФ. Ты был на площадке?

АБРАША. Был, в два часа соревнования по бегу.

ИОСИФ (нервно). Верно.

АБРАША. Там уже собираются.

ИОСИФ (тревожно). Бегу…

Убегает. За ним уходит АБРАША.

Входит АДЕЛЬ. Подходит к зеркалу и кокетничает.

ЭЛЕОНОРА (входя). Аделичка, милая, скажи…

АДЕЛЬ. Я не могу говорить, душа моя гаснет. Я дала клятву.

ЭЛЕОНОРА. Мне скажи… на ухо… тихо, тихо.

АДЕЛЬ. Я тебе не назову его, но обрисую.

ЭЛЕОНОРА (подпрыгивая от радости). Говори.

АДЕЛЬ. Начнем с головы. Волосы черные, как смола, густые, как сапожная щетка…

ЭЛЕОНОРА (нетерпеливо). Дальше…

АДЕЛЬ. Ноги…

ЭЛЕОНОРА. Ты ведь с головы начала…

АДЕЛЬ. Да… Лоб низкий, низкий и… словом, обычный… а глаза… (Вздыхая.) Ах, глаза!.. (Закатывает глаза.)

ЭЛЕОНОРА. Голубые?

АДЕЛЬ (мечтательно). Нет.

ЭЛЕОНОРА. Черные?

АДЕЛЬ. Нет.

ЭЛЕОНОРА. Серые?

АДЕЛЬ. Нет.

ЭЛЕОНОРА. Какие же?

АДЕЛЬ (очнувшись). Бесцветные… не то красные, не то обычные… Нос у него турецкий…

ЭЛЕОНОРА. Турецкий?

АДЕЛЬ. Да. Длинный, опущенный книзу, с горбинкой. Такой нос свидетельствует о неизмеримом темпераменте, о страсти.

ЭЛЕОНОРА (нетерпеливо). Дальше.

АДЕЛЬ. Губы… (мечтательно) словно пуховые подушечки. Подбородок, как у этого… ну… Мефистофеля… такой острый. Грудь колесом, ноги… стройные, длинные… Ах, не мучь меня воспоминаниями.

Быстро подбегает к зеркалу и тщательно пудрится.

ЭЛЕОНОРА. Что же он, просил у тебя руки?

АДЕЛЬ. Почти. Он, как джентльмен, начал с погоды и, крепко сжимая мне руки, шептал: «Какая погода!.. Какая очаровательная…»

ЭЛЕОНОРА. А ты?

АДЕЛЬ. Я… ему тоже сжимала руку и повторяла: «Какая восхитительная погода!..»

ЭЛЕОНОРА. А потом?

АДЕЛЬ. Затем были разговоры пустые… он спрашивал, сколько за тобой приданого.

ЭЛЕОНОРА. За мной?

АДЕЛЬ. Он жалел, что я младшая сестра.

ЭЛЕОНОРА. Он меня знает?

АДЕЛЬ. Тебе зачем это знать?

ЭЛЕОНОРА. Он меня тоже интересует.

АДЕЛЬ. Если он тебя интересует, то побеги к нему.

ЭЛЕОНОРА. Зачем? Он может ко мне прийти.

АДЕЛЬ. Очень ты ему нужна. (Злобно.) Обезьяна…

ЭЛЕОНОРА. Кто обезьяна?

АДЕЛЬ (твердо). Ты.

Отходит, пятясь, к двери.

ЭЛЕОНОРА. Он сказал, что я обезьяна?

АДЕЛЬ. Да, и я это подтвердила.

Убегает.

ЭЛЕОНОРА (бежит за ней). Сейчас посмотрим, кто скривится, как обезьяна.