Лаура Липман - Балтиморский блюз

• Название: Балтиморский блюз
• Автор: Лаура Липман
• Издательство: Мой Мир, ГмбХ & Ко. КГ
• Жанр: Детектив
• Год: 2005
• ISBN: 3-86605-077-1

«Балтиморский блюз» — первый из детективных романов, написанных американской писательницей Лаурой Липман. Ее произведения уже стали известными во многих англоговорящих странах, сделав автора лежащего перед вами произведения одним из популярных писателей детективного жанра. Автор очень реалистично описывает чувства главных героев, заставляя читателей сопереживать им. С первых страниц книги мы с интересом наблюдаем за развитием событий. Перед нами открывается живо нарисованный мир криминальной Америки, а точнее, события, разворачивающиеся в Балтиморе, одном из городов США в штате Мэриленд.

---

— Вы выписывали чеки для храма «Бет-Эль Гониф»? Разве вы не знали, что «гониф» переводится с идиша как «вор»? Фонд поощрительных стипендий Хэнка Гринберга для мальчиков? Даже я знаю, что он играл за сборную Детройта, а не за «Orioles». Абрамович оставлял зацепки, где только мог. Он даже ввел вас с мистером О’Нилом в совет ОЖНА в прошлом году. Он хотел, чтобы кто-нибудь догадался.

— Я ничего не знала об этом храме. Я не знаю идиша. Но вы правы, Абрамович действительно хотел, чтобы его поймали. Его мучило чувство вины, и он хотел, чтобы оно мучило и всех остальных. Вот почему он настоял, чтобы его взяли в фирму: чтобы быть постоянно перед глазами у Шая, чтобы он, как выразился Абрамович, «как и я, думал об этом каждый день». Но единственное, о чем Шай думает каждый день, это подействовали ли отруби и с кем завести очередную интрижку: с кем-нибудь из коллег или с какой-нибудь секретаршей.

Тесс представила краснолицего Шая в туалете, погруженного в эротические фантазии о секретаршах. Забавно, но отвлекаться нельзя.

— Итак, Абрамович шантажом добивается места в фирме, ему выделяют милый кабинет с видом на гавань и не дают работы. Гениально. Лучший способ свести трудоголика с ума. Вы этого хотели, да? Свести его с ума? Заставить его уволиться по собственному желанию или подтолкнуть к самоубийству?

Глаза миссис О’Нил потемнели.

— Нет, — сказала она. — Я никому не желаю потерять рассудок.

— Ваш сын сумасшедший, ведь так? Вот почему вы столько денег отдаете на нужды психиатрии.

— Около половины наших ассигнований приходится на учреждения для психически больных.

«Очень осторожное заявление», — подумала Тесс. Если бы Тесс записывала их разговор на пленку, миссис О’Нил смогла бы утверждать, что ни в чем не признавалась. Но Тесс не вела запись. Как ни странно, ей почему-то показалось, что так будет безопаснее.

— По-вашему, вся эта филантропия искупает грех вашего сына?

На этот раз миссис О’Нил посмотрела ей в глаза.

— Да, мисс Монаган. Это с лихвой искупает его грех.

— Почему вы так думаете?

— Если бы Уильяма арестовали, его признали бы невменяемым. Его направили бы в какую-нибудь государственную психиатрическую лечебницу, где он бы жил за государственный счет до самой своей смерти. Сейчас же он содержится в хорошем месте в Коннектикуте, что стоит мне восемьдесят тысяч долларов в год. Кстати, тюрьма в Мэриленде обходится в четыре раза дешевле. А моя семья осталась здесь и занимается общественно-полезной деятельностью. Если преступление, совершенное моим сыном, получило бы огласку, мы бы уехали, забрав с собой все наши средства. Ничто не обязывает нас выделять гранты для Мэриленда. В противном случае, потерял бы город, а не мы.

— Понимаю, все делается в интересах налогоплательщиков. А что, если налогоплательщики против надругательства над нашим законодательством?

— Адвокаты преступают закон, — ответила она. — Присяжные преступают закон. Мы же обошли его.

— А Джонатан Росс?

— Репортер? А что с ним?

— Он был убит.

— Неужели? Я читала, что он погиб в результате аварии, виновник которой скрылся с места происшествия, что это была случайность.

— Он мог узнать правду. Он начал изучать фонды. Он общался с Фокером. Он, как и я, смог бы сопоставить факты.

Миссис О’Нил лишь улыбнулась.

— А я попаду в хронику происшествий, миссис О’Нил? Меня тоже ждет несчастный случай?

— Симон склонен… поддаваться панике. Вы видели, как он краснеет, слышали, как он срывается на визг. Это еще одно проявление его маниакальной чистоплотности. Но когда у него есть время подумать, время прислушаться к чужим советам, он действует вполне рационально.

— Фокер будет и дальше писать письма репортерам. Он хочет поведать миру свою историю. Он хочет привлечь к себе внимание.

— Да, ну и что? Насколько я знаю, вы встречались с ним вчера. Ваше имя было в журнале регистрации. С тех пор как погиб Абрамович, мы отслеживаем его посетителей. Сегодня… — Она посмотрела на часы — простенькую золотую безделушку из тех, что стоят целое состояние. — Да, уже все. В половине второго Шай провел пресс-конференцию, где сообщил, что фирма собирается взять на себя работу с апелляциями мистера Фокера в память о погибшем сотруднике, мистере Абрамовиче. С этим делом будет работать Ларри Чамберс, очень способный молодой человек. А если мистер Фокер попытается рассказать ему о ложном признании, Ларри сможет убедить его, что это лишь испортит его репутацию. Он также оповестит руководство тюрьмы о том, что вам нельзя встречаться с мистером Фокером, равно как и любому другому репортеру. Вы же знаете, что сначала необходимо получить разрешение адвоката.

— Да, знаю.

Теперь Тесс избегала встречаться взглядом с миссис О’Нил. Если Луиза видела в окне прошлое, то Тесс явилось будущее. Апелляции Фокера будут отклонены. Адвокат будет нашептывать ему: «Никому не рассказывайте об этом ложном признании. У нас есть план. Мы объявим об этом за мгновение до того, как вам сделают инъекцию. Вы станете сенсацией — такой известности не получал еще ни один приговоренный к смерти в этой стране». И Фокер послушается его, будет тихо сидеть в своей камере и ждать, когда двери темницы распахнутся, когда его адвокат спасет его. Потом будет пилюля, и Фокер умрет — последний живой свидетель.

— Миссис О’Нил, я не могу понять только одного. Зачем вам было убивать Абрамовича? Он так страдал, что собирался во всем признаться?

— Боюсь, дорогая моя, вы не можете обвинить в этом нас. Мы не имеем ни малейшего представления, кто убил Абрамовича, хотя, возможно, являемся должниками этого человека. Он оказал нам большую услугу. Абрамович становился невыносимым.

— Неужели вас не беспокоит, что я могу предать ваши махинации огласке?

— Нет. Я полагаю, что вы все же понимаете меня, мисс Монаган. Правосудие свершилось. Мальчик был убит, мужчина сознался. Мой сын никогда уже не выйдет из лечебницы, и этот срок дольше, чем тот, который ему пришлось бы отбывать в тюрьме. Чего еще желать?

— Я не понимаю вас. Я никогда не смогу принять ваш образ мысли. — От дикого желания, чтобы это действительно было так, Тесс едва не сорвалась на крик…

— Тогда я могу назвать вам еще одну причину своей уверенности. Вы — никто, и никто вам не поверит. Но если вы захотите принять скромную сумму в награду за проницательность, это всегда можно устроить.

Тесс сама удивилась своим словам:

— Я бы не отказалась.

Глава 29

Покинув дом О’Нилов, Тесс отправилась в Интернет-кафе на окраине — оживленное местечко с эспрессо-баром и толпами слоняющихся людей. Несмотря на любезные уверения миссис О’Нил, что Тесс — слишком мелкая сошка, чтобы убивать ее, в людном месте было как-то спокойнее. Она оплатила компьютерное время и напечатала историю, которую только что рассказала миссис О’Нил, добавив услышанные от миссис О’Нил подробности. В конце она перечислила все свои источники, библиографию. Разгладила и сделала копии мятых затертых факсов, заплатила за диск, на котором работала, сунула все в желтый конверт и отправила заказным письмом Китти. На обороте она написала: «Вскрыть только после моей смерти». Китти была одной из тех немногих, кто сможет беспрекословно выполнить это указание. Оно даже не покажется ей особенно странным.

В чем-то было бы логичнее выбрать в качестве душеприказчика Тинера, но он сразу же вскроет конверт.

Как ни странно, Тесс почти поверила миссис О’Нил, что ее семья не имеет отношения к смерти Абрамовича. Что важнее, она поверила, что, даже если и имели, ей не удастся это доказать. Столько трудов, столько усилий — и все ради того, чтобы разгадать другое дело — смерть Джонатана и смерть маленького мальчика, причем два дня назад она даже не знала его имени.

«Вот почему мне так не нравилось быть репортером. В ответ на свои вопросы всегда слышишь не то, что надо» — эта мысль промчалась в ее голове, словно таракан, напутанный вспыхнувшим светом и пытающийся спрятаться в темной трещине. Но Тесс успела поймать ее. Не нравилось быть репортером? Нет же, она обожала свою работу. Она очень старалась. Это была единственная роль, в которой она могла себя представить. Она была репортером, потому что… потому что…

Потому что Уитни хотела стать репортером, а ты не могла не соперничать с Уитни. Потому что Джонатан был репортером, а ты когда-то любила его и хотела, чтобы он любил тебя. Потому что Джеймс М. Кэйн был репортером, учился в вашингтонском колледже, а потом начал писать отличные книги и жил интересной жизнью. Ты хотела быть писателем со стабильной зарплатой. Так ты не стала репортером. И писателем. Так ты стала трусихой, лгуньей. Суррогатом.

Отправив почту, она поехала домой и плюхнулась на кровать. Она не тренировалась целых пять дней — после того, как погиб Джонатан, — и мало ела. Тело казалось слабым и хрупким, желудок был совершенно пуст — ощущение такое, как при атрофии мышц. Эффект от тренировок пропадает через семьдесят два часа. Тесс поругала себя, а потом попыталась вспомнить, когда она в последний раз обходилась без пробежек и гребли более трех дней. Оказалось, лет пять назад, когда она потянула лодыжку. Но даже тогда она делала скручивания бицепсов с банками консервированных помидоров и пыталась подтягиваться на дверной раме.