Валентин Свенцицкий - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Валентин Свенцицкий
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91761-342-0

Протоиерей Валентин Свенцицкий (1881–1931) – богослов, философ и духовный писатель. В сборник вошли произведения, написанные о. Валентином до его рукоположения. «Второе распятие Христа» – фантастическая повесть о пришествии Христа в современный мир. За неполные два тысячелетия, прошедшие после евангельских событий, на земле мало что изменилось. Люди все так же не верят Христу, не понимают смысла Его заповедей. Никем не признанный, Он снова предается суду.

Роман «Антихрист» по стилю и по проблематике очень близок к произведениям Достоевского. Главный герой признается в своей порочности, но не стыдится ее. Он с интересом изучает темную, «антихристову» сторону своей личности, оправдывая собственную безнравственность принципом «Избегающему искушений не узнать святости».

---

Я совершенно не в силах был объяснить себе, почему, но для меня стало ясно, что я должен победить в себе что-то, чтобы освободиться от этого кошмарного образа, что этот образ не так себе, не какое-нибудь нервное расстройство или простое случайное явление. Что это враг мой, что между нами идет борьба не на жизнь, а на смерть, что здесь таится возможность моей окончательной духовной гибели.

Чем дальше шло время, тем он становился отчетливее и, делая то же, что и я, как-то ближе подходил ко мне.

Наконец была такая одна минута, описать которую я даже приблизительно не в силах, когда я и он встретились лицом к лицу, когда кто-то во мне должен был выбрать или меня, или его.

Теперь, когда уже все это стало прошлым, я во всей ясности сознал, что тогда решалось.

И вот «Записки странного человека» есть исповедь моего двойника. Вот почему «Антихрист» в одно и то же время и роман, и исповедь. Роман, потому что все же этот образ есть плод моего воображения, есть мое творческое создание. Исповедь – потому что это не простой продукт воображения, не просто художественный образ, а нечто имеющее более органическую связь с моей душой.

* * *

Ответ на второй вопрос – «В каком смысле автор „Записок“ назван Антихристом?» – тесно соприкасается с некоторыми основными проблемами христианской философии, излагать которые здесь нет никакой возможности, а потому для тех читателей, которые никогда не интересовались сферой религиозных идей, я боюсь, что он останется не вполне ясным.

Среднее нерелигиозное интеллигентное сознание воспринимает слово «Антихрист» как туманный фантастический образ, созданный в древности и удержавшийся в настоящее время лишь в верованиях темных масс, наряду с верой в домовых, русалок, леших и т. д. Вера в Антихриста светских мыслителей, как, например, покойные Вл. Соловьев или князь С. Н. Трубецкой, либо вовсе игнорируется, либо объясняется теми отвлеченными чудачествами, которые простительны мистикам-философам, ни к чему не обязывают и вообще дело их личное, нечто вроде какой-нибудь дурной привычки.

В отношении духовных писателей дело решается еще проще: их вера – заведомая ложь, грубая фальсификация, подобна вере в чудотворные иконы и заздравные молебны.

Никому из представителей нашей средней интеллигенции, которая обычно не берет на себя труда по крайней мере узнать то, что она отрицает, вероятно, и в голову не приходит, что идея Антихриста есть величайшая, можно сказать, мировая идея, придающая всей религиозной концепции и законченность, и красоту, и силу.

Впрочем, если даже откинуть религиозный смысл Антихриста, то и тогда, с чисто исторической точки зрения, чаяние его пришествия вряд ли может быть названо безусловной нелепостью и невежественной, дикой грезой. Разумеется, лишенное религиозной почвы, оно становится ни на чем не основанным, и потому ненаучным, – но все же остается вполне правдоподобным.

Ведь несомненно, что до пришествия Христа в еврейском народе жила идея Мессии, какого-то лица, с которым связывалась мысль о мировом перевороте; жила смутная надежда, «фантастическая» греза о каком-то новом Царе нового Царства. И как бы мы ни относились ко Христу – всякий признает, что в известном смысле все же сбылись эти смутные исторические предчувствия.

Почему же Христос, лицо, открывшее собой новую эру христианской европейской истории, мог быть и был, а Антихрист, лицо, которое выступит на окончательную борьбу с Христом, во имя новых откровений, которые также могут оказаться новой эрой, кажется столь же неправдоподобным, как леший или водяной дедушка?

Повторяю, такого рода рассуждение о допустимости вполне возможно с какой угодно, самой что ни на есть научной, точки зрения. В лучшем случае здесь можно говорить не о том, что это нелепость, абсурд, а о том, что ожидание такое ни на чем не основано.

Разумеется, совершенно иное отношение к Антихристу с точки зрения религиозного сознания. В идее Антихриста получают свое разрешение, свою законченность самые жгучие вопросы, самые глубокие религиозные переживания: смысл мировой истории, идея прогресса, смысл жизни, вообще отношение к судьбам человечества и вселенной – все это без Антихриста не получило бы своего разрешения в христианстве, и гигантская по глубине и захвату концепция христианская была бы без вершины, без последнего слова, и все бы в ней распалось, разрознилось. Христианство не какую-нибудь отдельную полосу жизни, один ряд проблем приводит в стройную систему, оно все разрешает, все включает в себя, все охватывает, всему дает смысл, значение, оправдание.

Великое и таинственное слово, свобода как творческая беспричинность положена христианством в основу понимания мира.

Свободным актом мир отпал от Божества, раскололся, разрознился, отдельные части самоутвердились, обособились и породили борьбу; длинным мучительным путем мир свободно восстанавливается в своем единстве!

Вся жизнь вселенной, от ничтожной жизни инфузории до сложной жизни человеческого гения, давно вымершие дикие племена и новые народы, еще не вышедшие на историческую сцену, – все в идее богочеловечества получает свою стройную законченность. Человек уже не теряется в безграничном море отдельно живущих организмов, земля не бледнеет под яркими лучами бесчисленных звезд, бесчисленных солнечных систем.

Все начинает жить как стройный, единый организм, разрозненное становится стройным, хаос приходит в порядок. Каждая индивидуальность, каждый атом – все в идее богочеловечества находит и свое место, и свой смысл.

Страшное, беспорядочное чудовище, зачем-то, куда-то несущееся, именуемое жизнью, в христианстве становится великим, радостным общим деланием. Духовным очам открываются великие судьбы и человечества, и мира. Туманное слово «прогресс» из бесцветного учения о каком-то всеобщем благополучии, которое воздвигнется на «унавоженной» трупами, слезами и кровью почве, получает свой настоящий смысл, который все же бессознательно, наперекор своим логическим определениям, вкладывали в него всегда лучшие люди.

История мира встает как цельный, полный глубочайшего смысла путь к окончательной гармонии, к преображению тленного мира, путь к новой земле и новым небесам, к вечной радостной жизни в Боге.

История мира для христиан – медленное, свободное разделение Добра и Зла. Разделение, на одну сторону которого встанет все готовое к воссоединению с Творцом своим, – на другую все стремящееся к окончательному самоутверждению.

Все мировое зло соберется в один сгусток крови, все детища самоутверждения: страдания, смерть, тление, злоба – все соберется в одно место, в одну беспросветную, пустую бездну, и из бездны той выйдет Зверь, страшный образ последнего самоутверждения – Антихрист.

В окончательной борьбе Христа и Антихриста, в победе Добра над Злом и в преображении материи и всей жизни, как следствие этой победы, получают свой ответ, свое успокоение все вопросы, которыми изболелось человечество и от которых без Христа не излечится никогда! Вопросы о смысле жизни, о смысле страдания, о судьбе мира…

Итак, почему же герой моих «Записок» назван Антихристом? В связи с только что сказанным, на вопрос этот могу ответить так.

Если бы наше зрение было чисто, если бы могли видеть, что все виденное нами «только отблеск, только тени от незримого очами», если бы мы могли прорвать тленную кору мира, через которую люди прорываются только ценою смерти, – то мы увидали и поняли бы, что внешний прогресс, внешнее изменение мира обусловливается внутренними процессами, внутренними его изменениями. Мы увидали бы, что состояние Зла не одинаковое в эпоху великого переселения народов и в наше время. Зло «возрастает», оно питается, множится, подымает голову. Зверь еще не может встать на ноги и выйти из бездны, но уже явственно чувствуется дыхание его.

И если бы мы могли заглянуть в бездну, если бы мы были над ней, то опять-таки очам нашим иное бы открылось в эпоху первых веков христианства, иное в эпоху нашу.

Я назвал автора «Записок» Антихристом потому, что, по моему глубокому убеждению, если бы в настоящее время мог воплотиться Антихрист, если бы личинка чудовища могла сейчас принять человеческий образ – и человек этот написал бы свою исповедь, он написал бы именно то, что написано в «Записках странного человека». Я не говорю, что я все выразил, что я все исчерпал. Но главные черты, мне думается, переданы верно.

Я пришел к заключению, что мой двойник, мой кошмар, мучивший меня образ, был точное изображение того, что в настоящее время «подползает» к миру.

Я теперь осмыслил свое тогдашнее религиозное состояние и с полной ясностью вижу, что та погань в душе моей, которая впервые почувствовала настоящую опасность для себя в зарождавшейся во мне религиозной жизни, имела органическую связь с мировым Злом, с коллективным Антихристом, и потому я, восстав, хотя и очень робко, на эту погань и грязь, встретился лицом к лицу с тем, кто был ее носителем. Победив в себе этот образ, я, разумеется, не делался безгрешным, но я уже, как христианин, выбирал себе Господина. Я окончательно выбирал себе путь.