Амелия Эдвардс - Карета-призрак: Английские рассказы о привидениях

• Название: Карета-призрак: Английские рассказы о привидениях
• Автор: Амелия Эдвардс
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00630-1, 978-5-91181-405-2, 978-5-9985-0298-9

В книгу вошли лучшие образцы популярных в Англии «рассказов о привидениях», посвященных загадочным, зловещим и сверхъестественным событиям, связанным с потусторонним миром. Развивая традиции европейского «готического» романа, британские писатели XIX–XX вв. помещают своих героев в ситуацию встречи с Неведомым, умело вовлекают читателя в атмосферу Страха и Тайны. Среди авторов сборника — классик мировой литературы Г. Джеймс, признанные корифеи жанра М. Р. Джеймс и Э. Блэквуд, высоко ценимые критиками викторианские писательницы А. Эдвардс и М. Олифант.

Все вошедшие в книгу переводы публикуются впервые, значительная часть рассказов ранее не переводилась на русский язык.

Содержание:

Амелия Эдвардс: Карета-призрак (рассказ, перевод: Людмила Брилова)

Маргарет Олифант: Окно библиотеки (повесть, перевод: Людмила Брилова)

Генри Джеймс: Третья сторона (рассказ, перевод: Сергей Сухарев)

Элджернон Блэквуд: История о призраке, рассказанная одной женщиной (рассказ, перевод: Мария Куренная)

Персеваль Лэндон: Аббатство Тернли (рассказ, перевод: Людмила Брилова)

Монтегю Родс Джеймс: Предостережение любопытным (рассказ, перевод: Людмила Брилова)

Эдвард Фредерик Бенсон: Искупление (рассказ, перевод: Людмила Брилова)

Хью Уолпол: Маленькое привидение (рассказ, перевод: Мария Куренная)

Джон Рэндольф Шейн Лесли: Как бы в тусклом стекле (рассказ, перевод: Людмила Брилова)

В оформлении обложки использована картина Ф. Ремингтона «Старинный дилижанс» (1901).

---

Едва ли в этой истории можно отделить реальное от воображаемого; однако, мне кажется, я понял тогда, что девочка эта очень любила старый дом и до последней возможности оставалась там. Но в конце концов ее выжили оттуда, и она приходила в ту ночь попрощаться не только со мной, но и со всем, что было ей дорого в этом мире и в следующем.

Не знаю, так это на самом деле или нет: я ничего не могу утверждать под присягой. Но я точно знаю одно: горькое чувство утраты, связанное со смертью Бонда, после той ночи покинуло меня и больше никогда не возвращалось. А может, я пытаюсь доказать сам себе, что через дружбу и любовь того ребенка я почувствовал и близость своего умершего друга? Опять-таки не знаю. Лишь в одном я теперь уверен: сильную любовь смерть уничтожить не в силах. Пусть эта мысль представляется вам банальной — она перестанет казаться таковой, когда вы придете к ней сами, через собственный жизненный опыт.

Для осознания этой истины мне раз и навсегда хватило того мгновения, когда в освещенной огнем камина комнате я почувствовал, как некое потустороннее сердце бьется в такт моему.

И еще одно. На следующий день я уехал в Лондон, и моя жена была безмерно рада увидеть меня совершенно оправившимся и, по ее словам, счастливым как никогда прежде.

Двумя днями позже я получил от миссис Болдуин посылку. В приложенной к ней записке говорилось:

«Должно быть, вы случайно оставили эту вещь у нас. Ее нашли в маленьком ящичке вашего туалетного столика».

Я вскрыл посылку и обнаружил там завернутую в голубой шелковый платочек длинную и узкую деревянную коробочку. Крышка ее откинулась очень легко, и под ней я увидел старинную деревянную куклу, раскрашенную красками и наряженную, как мне показалось, по моде времен королевы Анны[56]. Туалет куклы был продуман в мельчайших подробностях — вплоть до миниатюрных туфелек и крохотных серых перчаток. К подолу шелковой юбочки с изнаночной стороны была пришита узкая тесемка, на которой я обнаружил едва различимую надпись: «Энн Трелони, 1710».

Джон Рэндольф Шейн Лесли КАК БЫ В ТУСКЛОМ СТЕКЛЕ[57]

Едва ли найдется еще одна порода людей, отличающаяся столь же завидным здоровьем, какое свойственно обычно археологам, исследователям Древнего Египта. И это при том, что над ними, как полагают многие, тяготеет проклятие и они сплошь и рядом должны внезапно умирать или становиться жертвами разнообразных роковых случайностей. Возможно ли преспокойно расхаживать по улицам, мирно спать ночью, когда всем известно, что ты навлек на свою голову месть множества потревоженных мумий?

Вторгались ведь они в места последнего священного приюта умерших, дышали ядовитым воздухом гробниц, начиненных пылью тысячелетий — и если бы только пылью? Равнодушно пропускают египтологи мимо ушей отчаянные предостережения оккультистов[58] (а среди них многие достигли высоких степеней посвящения), которые те шлют из пансионатов в Брайтоне[59] и Брикстоне[60] ученым и хранителям музеев, и как ни в чем не бывало продолжают заниматься своим ремеслом: им что мумии, что чучела птиц или коллекция насекомых — все едино. Они получают по почте угрозы и проклятия от людей, которые мнят себя перевоплотившимися древними египтянами. От других приходят умилостивительные жертвы, талисманы, деньги для приобретения цветов, которые следует возложить к стеклянным витринам, где покоятся оскверненные мертвецы. Предполагается, что духи, которые, как опухоли, бывают злокачественными, льнут к набальзамированным телам, от которых жизнь отлетела задолго до времен Древней Греции и Рима, и, более того, завладевают даже ссохшимися расписанными саркофагами, украшением наших музеев. Наши предки, приготовлявшие из толченой мумии лекарства[61], были смелее нас, но, вероятно, нисколько не умнее.

В дни, когда нервное возбуждение приближалось к высшей точке, повсеместно распространялись престранные истории о роке, который так или иначе настигал осквернителей мумий. Сплетники, а с ними и газетчики пустили слух о том, что археологов и собирателей мумий неизменно преследует целая череда внезапных несчастий и злоключений. Молва связывала некоторые пожары и кораблекрушения с перевозкой мумий. Однако о случаях неожиданного чудесного спасения мумий во время бедствия на море слышать не приходилось. Опять же, процент уничтоженных пожаром зданий, в которых хранились образчики египетских древностей, столь невелик, что не привлек к себе внимания страховых компаний.

Но, несмотря на это, Великий египетский миф успешно процветал. Кому из нас не доводилось слышать о том, как знакомый знакомого поскользнулся и сломал себе лодыжку на ступенях Британского музея, после того как чересчур испытующе разглядывал там мумию? А кому не известен рассказ о некоем исследователе и охотнике, который привез морем к себе домой мумию, а после этого ушел в африканский буш[62], и с тех пор никто уже не видел его живым? Спустя годы товарищи охотника поведали, что его убил лев или буйвол, а останки они наспех похоронили на берегу реки. Вернувшись туда позднее, они обнаружили, что труп унесло течением. Эта история самым странным образом получает подтверждение в Англии. Одному эксперту, которому вышеописанные обстоятельства, связанные с мумией, были совершенно незнакомы, удалось расшифровать иероглифическую надпись на деревянном саркофаге, и она не допускала разночтений: осквернителю этой мумии предстояло умереть смертью внезапной и насильственной.

«Из леса придет его погибель, и голос вод воздвигнется на него, и последний приют его будет безвестен».

И вот легенда крепнет и утверждается. Многие в нее верят, многие готовы поручиться, что она истинна. И всюду, где появится упомянутая мумия, тут же возникают неприятности. Легенда порождает множество других легенд, и уже не поймешь, где кончается одна и начинается другая. Египтологи узнают, что они, оказывается, то и дело спотыкаются и падают, будь то на лестнице или в бальном зале. В их домах случаются загадочные пожары, и вообще век их короче обычного человеческого века. А уж тех, кто фотографирует мумии, ожидает целая цепь совершенно необъяснимых несчастий. По-видимому, ничто так не раздражает мертвых, как фотографирование. По сравнению с этим неприятности, которые выпадают на долю хранителей музеев и перевозчиков, — просто детская забава. Получите изображение мумии на светочувствительной пластинке — и вы нанесете ей такое оскорбление, больше которого ничего и быть не может. Жертвами проклятия становятся честные фотографы, слухи о проклятии собирают и разносят журналисты, а исследовать проклятие и поведать о нем миру берутся честные спириты.

До обычного читателя доходят только смутные отголоски этих рассказов, и он решает не выносить окончательного суждения, а дождаться, пока ему встретится какой-нибудь знаток Египта. Нам повезло: на одной домашней вечеринке в Южной Англии мы познакомились с опытным исследователем-египтологом, а уж завести разговор о единственном интересовавшем его предмете было проще простого.

Мы поведали ему несколько таких невероятных историй и спросили, как у него обстоят дела со здоровьем. Не приключались ли с ним несчастные случаи во время работы? Он сначала улыбнулся, а потом рассмеялся. Услышав, как он потешается над этими рассказами, мы сначала рассмеялись, а потом улыбнулись. Цветущее здоровье и непоколебимое здравомыслие египтолога служили лучшей рекомендацией его образу жизни. Его можно было принять за отставного футболиста, весельчака по натуре, и уж никак не за человека, который по самые уши закопался в саркофаги и не помышляет ни о чем другом, кроме сокровенных тайн лежащих в них мертвецов. Наш новый знакомый рассказал нам кое-что интересное об обитателях и памятниках письменности Древнего Египта, но только то, что относится к области науки.

После обеда мы попытали его опять, особенно насчет знаменитой мумии из Британского музея, виновницы такого страшного опустошения. Ему самому не приходилось иметь с ней дела, он читал о ней в газетах. Он, собственно говоря, ежедневно просматривает газеты в надежде наткнуться на какие-нибудь занимательные сплетни, касающиеся его профессии, но такого рода вещи случаются не столь уж часто. Он не склонен верить в эту удивительную историю. Говоря это, наш собеседник улыбался и смеялся попеременно. Но что до других, не столь замысловатых теорий спиритов, представленных на его суд, то против них он ничего не имеет, сказал он, фактов-то ни «за», ни «против» не существует.

Когда речь идет о фактах, он должен оставаться убежденным материалистом, заявил египтолог. Ему приходилось распеленывать и исследовать тела, а не души египтян, но он заинтересовался, когда мы высказали предположение, что египтяне, искусно сохранявшие на столь долгий срок тела умерших, тем самым проявляли заботу скорее о душах, чем о телах. Наша теория заключалась в том, что астральное тело, или, иначе, дух, в результате кремации полностью отделяется от физического тела. При захоронении в земле этот процесс затягивается, иной раз астральное тело высвобождается не раньше, чем обратится в прах физическое. Тем более в тех случаях, когда тело не хоронят, а прячут, например, за стенными панелями или под полом.