Гроздана Олуич - Голоса на ветру

• Название: Голоса на ветру
• Автор: Гроздана Олуич
• Издательство: Литагент «Лемакс»39b538b9-7692-11e2-87fe-002590591dd6
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905952-02-9

В поисках пропавшего брата психиатр Данило Арацки пересекает страны и континенты. И везде, куда бы он ни направился, за ним следуют души усопших предков. Бессонными ночами они рассказывают Даниле о том, что тот, пожалуй, предпочел бы забыть. Дороги семейства затеряны во времени и пространстве: от лесов Закарпатья – до салонов Парижа, от детских приютов – до психиатрических клиник и концлагерей. В таинственной «Карановской летописи», обнаруженной случайно в антикварной лавке у берегов Балтийского моря, говорится обо всем, что было, есть и будет с родом Арацких. Но не сказано главного: где разыскать Даниле исчезнувшего брата? Как разгадать загадку мистической «болезни забвения»?

Читайте на русском блестящую семейную сагу от последнего классика сербской литературы – роман, который мировая критика сравнивает с лучшими книгами Г. Г. Маркеса и Паоло Коэльо!

---

В конце концов, даже если бы он прожил с ней сто лет, он все равно мог бы не узнать ее больше, чем знает теперь. Что вообще знает мужчина о женщине? Она приняла его в себя как пересохшая земля ливень, взяла к себе в дом рыжеволосого ребенка, по воле судьбы оказавшегося среди индейцев месквоки, без каких-либо вопросов, так же как без вопросов согласилась на отдельные комнаты. Неужели этого не достаточно?

Тем не менее мысль о том, что уничтожение человеческого плода равносильно убийству, не покидала его, так же как и сон, который начал ему сниться после того как он услышал, что она беременна, но не хочет рожать.

Из ночи в ночь он видел один и тот же сон, каждый раз с незначительными изменениями, как и в случае со зданием, по запутанным коридорам которого он блуждал в сопровождении облака белых бабочек.

* * *

В голубоватой темноте нью-йоркского отеля Даниле почудилось, что он снова видит бабочек, которые снились ему в Хикори Хилл, то в виде бабочек, то в облике детей с голосами сверчков, перед самым отъездом в Олбани, где он должен был встретиться с Ароном и маленькой веснушчатой Сарой Коэн.

Правда, Сара теперь не была ни маленькой, ни веснушчатой. Высокая, стройная, голубоглазая, она была похожа на Сару Коэн из Ясенака только испуганными глазами, из которых в любой момент готовы были пролиться слезы, страх, охвативший ее в детстве в подвале, совершенно очевидно, рос вместе с ней.

– Крысы по ночам не спят! – такой была первая фраза, которую она произнесла. – А в Нью-Йорке полно крыс. Поэтому я сбежала оттуда в Олбани, тем более, что слова «Олбани» и «Белград» означают одно и то же…

– Значит, все-таки не только из-за крыс, да, Сара? – улыбнулся Арон. – Кое-кто, если верить рассказам наших собратьев по детскому дому, приехал в Олбани из-за Габриэля Демая, ну, что ты скажешь на это? – Арону все-таки удалось ненадолго рассмешить Сару Коэн, хотя при упоминании имени Габриэля она покачала головой. Но окончательно она приободрилась только тогда, когда Арон принялся вспоминать отдельных детдомовских воспитателей, лягушек, пионерские костры и толстуху-словачку, повариху, которая вместе с воспитанниками распевала «На земле рай нас ждет…»

А потом, когда гас костер, ночью полной звезд, лягушачьего кваканья и комаров, лежа в своих кроватках, большинство малышей плакало во сне, зовя исчезнувших родителей, братьев и сестер.

– Ты своих не нашел, Арон, и я своих никогда больше не видела. Все они, как и все твои, превратившись в дым, поднялись в небо над Аушвицем, вокруг которого на полях до сих пор светится фосфор сожженных человеческих костей. Вы двое – мои единственные братья. Вы и Гарача, которого я вижу гораздо чаще. Что стало с девочкой, которая спала в Ясенаке на соседней с моей кровати, я не знаю…

– Смотри-ка! – заулыбался Арон. – Значит, говоришь, Гарача? А в чьей кровати пряталась ты, спасаясь от крыс?

– Ну, ладно, Арон! Не дразнись… – сказал Данило, успев остановить слезы, уже готовые пролиться из глаз бывшей плаксы. – Важно, что мы помним тех, кто в самые тяжелые моменты протягивал нам руку, хотя сейчас они хохоками (те, которые ушли), говоря на языке Маленького Облака…

– Ты имеешь в виду сына Петра? Гарача рассказал мне, что через этого малыша ты, Данило, нашел своего брата…

– Отчасти! – усмехнулся Арон. – Потому что парнишка гораздо больше похож на Данилу, каким он был в Ясенаке, чем на Петра. Раз Гарача упоминал Хикори Хилл и индейцев месквоки, он наверняка что-то знал… А, может, и не знал! Возможно, поездка Данилы на семинар в Хикори Хилл это чистая случайность…

– Возможно? – Данило с сомнением повертел головой. – Не знаю, да теперь и не важно, знаю я это или не знаю. Крысы по ночам спят, Сара! Освободись от них наконец. Кто такой Габриэль?

– Человек, который некоторое время много для меня значил, а в настоящий момент не значит ничего!

– Из-за Гарачи? – смущенно проговорил Арон и заметив, как вздрогнуло лицо Сары, замолк, счастливый за Сару, себя, Данилу и всех остальных, кто входил в годами создававшуюся Гарачей большую семью. Единственную, какая у него была, о чем он позже скажет с гордостью, не объясняя, почему не приехал в Олбани тогда, когда они оба вместе с Сарой его там ждали.

– Может быть, он не мог… – попытался оправдать его Арон.

– Может быть? – пробормотал Данило, обиженный, как и всегда, когда кто-то не выполнял своих обещаний по отношению к нему.

Глядя на редких прохожих за окнами Сариной квартиры, Данило видел, как на Олбани спускаются сумерки и загораются уличные фонари. Над Белградом сейчас разгорался рассвет, над Гамбургом парил туман. Сара молчала, счастливая, что наконец-то, спустя много лет, они снова встретились. Что встретятся в следующем году в Белграде, когда она получит в своем университете, где преподает историю Европы, право на «саббатикал»[20]. Может быть, они вместе с Дамьяном, Дени и малышом Петра съездят в Караново и в Ясенак? Сыновей Джорджи она не упомянула. Случайно? Намеренно? Кто знает…

* * *

– Если… – она было хотела что-то сказать на прощание, но только опустила голову и замолчала.

– Если – что? – попытались узнать Арон и Данило, но безуспешно. Может быть, и она сама не знала, что ее, как в свое время крысы грызли пальчики ее брата, уже начала грызть та болезнь, ключ к которой Ружа Рашула пыталась найти в стволах деревьев, а Данило в индейских легендах, теперь очень довольный, что в первый же день не сбежал из «St. Peter’s Hospice», что между не сделать ничего и попытаться сделать что-то он, к радости доктора Марфи, выбрал «что-то», что вовремя вспомнил о Симке Галичанке, убежденной, что «лечить словами» возможно. А вот возможно ли вылечить? В этом он не уверен. Но блеск детских глаз в отделении на четвертом этаже подбадривал его и давал силы продолжать работу до того момента, пока в его снах опять не появятся белые бабочки, которые, кажется, только и ждут его возвращения, чтобы сопровождать, куда бы он ни направился.

Хикори Хилл был полон ими, и постоянно появлялись все новые и новые. Что они хотели ему сообщить? Что в одной из них живет душа недавно зачатого ребенка Джорджи, которому она собирается преградить дорогу в мир живых… Еще что-то? Понять он не мог. А если бы и мог, это не имело смысла!

Река Айова «цвела», как некогда Тиса в Караново и Ясенаке. Со дна, из слоя ила, поднимались миллионы прозрачных маленьких бабочек, чтобы совершить свой свадебный полет и снова погрузиться в воду и ил.

Он любил наблюдать за ними, восхищаться, сначала в Караново, потом в Ясенаке, до тех пор пока не услышал, как детдомовская толстуха-повариха, вздохнув, пробормотала, что это порхают на крылышках «души деток, погубленных еще до рождения».

«В его душе это оставило глубокую рану», – записал неизвестный автор «Карановской летописи», добавив, что за несколько лет до этого Данило слышал «нечто подобное на хуторе Арацких от Пантелии и Дойчина», правда речь шла не о бабочках, а о белых прозрачных птицах – в них жители Караново видели души расстрелянных школьников.

Рассказать хоть что-нибудь из этого Джорджи Вест у Данилы не хватало ни сил, ни храбрости, хотя он, так же как и его знаменитый дед, считал уничтожение человеческого зародыша чем-то вроде преступления.

– Не «чем-то вроде»! Просто преступлением! – из неспокойной темноты, в ночи, заполненной белыми бабочками, раздался голос Веты. – Запомни! – В загадочном мерцании звезд исчезли тени Арацких, угас приглушенный голос Веты, а он не успел спросить, откуда она, к которой даже не прикасались мужские губы, знает такое? Или просто повторяет слова Луки Арацкого, а, может быть, Михайлы или еще кого-то, кто жил до Михайлы?

* * *

Попытался ли Данило Арацки отговорить Джорджи от ее плана относительно аборта или же все развивалось само по себе, усердный автор «Карановской летописи» не упомянул, более того, он ничего не сказал ни о беременности Джорджи Вест, ни об отъезде Данилы из Хикори Хилл и «St. Peter’s Hospice», хотя несколько раз описал сон Данилы о нашествии белых бабочек, невидимых и неслышимых для всех, кроме него и рыжеволосого мальчика, выросшего среди индейцев месквоки.

А потом вдруг эта тема иссякла – белые бабочки исчезли. Во сне он был теперь не в Хикори Хилл, а в каком-то помещении без окон и дверей, там пахло плесенью, гнилью и влагой, слышался звук капающей воды и чей-то хриплый голос, повторяющий одно и то же:

– Напрасно ты ищешь дверь, Данило Арацки. Выхода нет!

Чей это мог быть голос? Где он? Что это, склад? Пещера? Подвал? Определить он не мог, однако был уверен – тот, что грозил, был не прав, какой-то вход всегда существует…

В памяти Данилы мелькнул скрюченный мелкий чиновник из Гамбурга, сны которого и развлекали, и пугали его. «И есть, и нет спасения!» – повторял всякий раз после очередной неудачной попытки самоубийства Клаус Штауд, а спасение обычно становилось возможным, когда он окончательно убеждался в том, что спасения нет, так как помещение, где он находился, уменьшалось, грозя удушить его стенами, которые сближались друг с другом с головокружительной быстротой.