Гроздана Олуич - Голоса на ветру

• Название: Голоса на ветру
• Автор: Гроздана Олуич
• Издательство: Литагент «Лемакс»39b538b9-7692-11e2-87fe-002590591dd6
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905952-02-9

В поисках пропавшего брата психиатр Данило Арацки пересекает страны и континенты. И везде, куда бы он ни направился, за ним следуют души усопших предков. Бессонными ночами они рассказывают Даниле о том, что тот, пожалуй, предпочел бы забыть. Дороги семейства затеряны во времени и пространстве: от лесов Закарпатья – до салонов Парижа, от детских приютов – до психиатрических клиник и концлагерей. В таинственной «Карановской летописи», обнаруженной случайно в антикварной лавке у берегов Балтийского моря, говорится обо всем, что было, есть и будет с родом Арацких. Но не сказано главного: где разыскать Даниле исчезнувшего брата? Как разгадать загадку мистической «болезни забвения»?

Читайте на русском блестящую семейную сагу от последнего классика сербской литературы – роман, который мировая критика сравнивает с лучшими книгами Г. Г. Маркеса и Паоло Коэльо!

---

Женщина, появившаяся в дверях дома Арацких, была Стевану незнакома. Его удивил ее вид и сверкающая черная коляска с кучером в ливрее. Еще больше удивило его, что она, встав перед ним, расплакалась и запинаясь спросила:

– Где твой отец, Стеван?

Сказал ли он ей что-то, проводя ее в дом, Караново не узнало, но по городу со скоростью ветра разнеслась новость, что вернувшись домой от больного, Лука Арацки принял Петрану без упреков, словно знал, что настанет день, когда она вернется, одетая в роскошное фиолетовое платье, с вуалью на лице, бледная и прекрасная, почти нереальная, утомленная и готовая к новому бегству, судя по тому, что коляску она не отпустила. Коляска и два черных коня ждали ее три дня и три ночи, пока между ней и Лукой шли переговоры о чем-то, что для Караново так и осталось тайной.

Лишь на третий день, если верить «Карановской летописи», она вышла из дома Арацких, прямая и бледная, в сопровождении мужа.

Когда коляска тронулась в сторону пристани, где Петрану ждал тот, ради кого она покинула Караново и свою семью, Лука Арацки вернулся в дом и не выходил из него до тех пор, пока у него не выросла борода, которую он с тех пор не брил. Благодаря женщине, которая у Арацких смотрела за домом, и работавшему с Лукой фельдшеру, Караново узнало, что за все это время доктор Арацки не проглотил ни куска, ни глотка, но зато Стеван не выпускал из рук стакана, в который все подливал и подливал красное вино до тех пор, пока не свалился под стол.

– Есть более интересные способы погубить свою жизнь! – увещевал его отец. – Петрана ушла. Петрана вернется! – пытался он успокоить сына, которому уже начали мерещиться белые мыши, спускающиеся вниз по шторе, и птица с кошачьей головой.

– Петрана вернется! – повторил Лука.

Но Петрана не возвращалась, а о ее пребывании в Вене и Париже доходили неподтвержденные и противоречивые рассказы, в частности, говорили, что молодой граф, который увез ее из Караново, проиграв в карты все свое состояние, поднял руку в белой перчатке и пустил пулю себе в рот, превратив только недавно обвенчавшуюся с ним красавицу во вдову, унаследовавшую особняк в Вене и запущенное именье в венгерской степи.

Почему она спустя несколько лет вернулась в Караново, Петрана сама не знала, по словам тех, кто бывал в имперской столице, ее благосклонности пытались добиться поэты и министры, аристократы и пропащие неудачники. Сам великий Климт написал ее портрет, толпы посетителей устремились в картинную галерею, чтобы увидеть «Красавицу с мечтательными глазами», но Петрана не обращала внимания ни на это, ни на слухи, которые клубились вокруг нее.

Петрана вернулась в Караново тогда, когда все уже о ней забыли. На этот раз в автомобиле, крыша которого могла подниматься и опускаться, она была в черном, в огромной черной шляпе, украшенной желтой розой. Стеван уже был на третьем курсе юридического, а Лука Арацки все больше времени проводил в больнице, запахи которой со временем пленят сердце его рыжеволосого внука настолько, что никому даже не придет в голову спрашивать, чем Данило собирается заниматься в будущем.

Своего деда Данило Арацки не мог представить себе без висящего на груди стетоскопа. Склонившись над носилками с ранеными, он решительно отвергал скоропалительные предложения об ампутациях.

– Это крестьяне! – боролся он за каждого раненого. – Без рук, без ног они станут инвалидами, способными только просить милостыню…

* * *

В полумраке, еще сам не зная, каким будет его завтрашнее решение, Данило Арацки снова увидел, как Лука склоняется то ли над чьей-то больничной койкой, то ли над клумбой с розами и георгинами и шепчет: «Вот и тебе немножко воды, расти хорошо! И тебе…»

Перед Данилой Арацким словно открывается дверь в волшебный мир воспоминаний: он видит светлый весенний день, Луку и себя, еще маленького, они вместе ходят среди роз и вербены, не обращая внимания на Петрану, которую Лука Арацки, к изумлению родных и друзей, принял в свой дом и в третий раз.

Они проговорили два дня и две ночи. О чем – никто даже не догадывался. Говорили они тихо, на каком-то иностранном языке, рассказывала потом Нега, которая вела хозяйство в доме Луки Арацкого.

На третий день, когда Петрана поднялась, чтобы уйти, на столе после нее остался нетронутый бокал с вином и желтая роза, чей аромат еще несколько недель заставлял жителей Караново страдать и утверждать, что Петрана – ведьма, что она околдовала не только Луку Арацкого и сумасшедшего венгра, но и весь род мужской, каждого, с кем соприкоснулась в своей жизни.

* * *

Много лет спустя, когда кое-что уже позабылось, Данило Арацки все еще помнил Петранину желтую розу из-за свежести, которой она никогда не потеряла, и запаха, который будил беспокойство в телах и душах мужчин.

А саму Петрану он при этом не помнил. Воспоминания о ней и ее последнем приезде в Караново были всего лишь отблеском чужих впечатлений, долетевших до него в сомнительной достоверности историях и отрывках из «Карановской рукописи», сорок седьмая страница которой свидетельствует о том, что в тот, последний раз Петрана прибыла в Караново в черном автомобиле, за рулем которого сидел чернокожий водитель в белом костюме.

С ней приехали и три сундука, совершенно черных, окованных серебром, с замками, которые никто не смог открыть, вследствие чего Стеван, в то время уже ставший судьей, приказал воспользоваться топором.

На этот раз Петрана, отказавшись встречаться с родственниками и соседями, осталась всего на несколько дней, в результате чего по Караново со скоростью ветра распространился слух, что ее чудесное лицо обезображено какой-то страшной, позорной болезнью.

Однако эти слухи испарились быстро, гораздо быстрее, чем мнение, что Петрана рождена от дьявольского семени, что она потомок оборотня и дочь ведьмы. Женщина, которая регулярно приходила убираться в доме Арацких, не оставила камня на камне от рассказов про обезображенное лицо Петраны, она заявила, что Петрана стала еще красивее, чем когда бы то ни было, что она так красива, что Наталия рядом с ней выгладит уродиной, случайно попавшей сюда из какого-то другого мира.

Из Наталии никому не удалось вытянуть ни слова. Вета, и обычно неразговорчивая, на все вопросы о Петране только пожимала плечами. Петр, как всегда, молчал. Данило еще не родился.

Для своих внуков Петрана была черным ангелом, пролетевшим через их сны и исчезнувшим.

* * *

Озаряемый призрачным светом реклам, Данило задрожал.

А вдруг эта расплывчатая тень за спиной Веты – Петрана? Часть его сна? Ерунда! Петрана так долго отсутствует в мире живых, что от нее наверняка даже тени не осталось.

Не прошло и нескольких недель после ее отъезда из Караново, как по дороге в Париж она умерла от воспаления мозговой оболочки. Похоронена где-то в Швейцарии, где туманы чередуются со снегопадами. «Может, поэтому ее тень такая размытая? А, может, это и не тень, а всего лишь облачко дыма из глубины улицы?» – пронеслось в голове у Данилы. В тот же момент смех Наталии все объяснил:

– Сразу видно, что ты не знал Петрану! В такую дыру она не зашла бы, даже потеряв рассудок!

Смех Наталии затих, а ее странный рыжеволосый ребенок спросил:

– А ты ее знала? Может ли вообще хоть кто-то сказать, что кого-то знает?

– Чтобы узнать женщину и дьявола, не хватит и целой вечности! – из толпы теней до слуха Данилы донесся чей-то голос, прерываемый кашлем, скорее всего, это был голос Луки. Он когда-то давно произнес эту же самую фразу, не придав значения тому, что Рыжик, рассматривающий косой луч света, попавший в плен к плетям вьюнка и лепесткам розы, все слышит и запоминает.

Летний день был знойным, солнечный свет лился сквозь ветки молодых фруктовых деревьев и между крупными цветами георгинов. Весь Божий мир, разморенный жарой, погрузился в сон: и кошки, и воробьи, и даже аисты на крыше. Бодрствовали только Лука Арацки и Рыжик. А, может быть, еще и Петрана, скрывшаяся среди лепестков желтой розы, аромат который все еще витал в городе, пробуждая в девушках неясное томление, а в молодых людях – жажду странствий.

Если бы не желтая роза, Петрана была бы забыта. Скорее всего. Однако стоило только Вете из худой смуглой девчонки превратиться в красавицу, этого оказалось достаточно, чтобы разговоры о Петране снова ожили.

Любил ли Лука Арацки внучку с лицом Петраны или боялся ее, Данило догадаться не сумел, околдованный нежностью ее голоса, блеском глаз, смехом… Тем не менее он не мог не заметить, что Ветой все восхищаются, все ей немного завидуют, потому что она и ходит, и одевается так, как ни одна другая девушка в Караново, а щеки ее пахнут медом.

К деду и Рыжему Малышу Вета была особенно нежна. Однако в том, как себя вел Лука Арацки по отношению к Вете, была заметна некоторая сдержанность, пронизанная грустью и затаившимся гневом и прикрываемая неловкостью. Что преобладает, что адресовано Вете, а что Петране, которая вернулась в жизнь свекра через Вету, Наталия разобрать не могла, несмотря на то, что между нею и Лукой с того самого дня, как она вошла в дом Арацких, установились отношения тихой, никак явно не выражаемой нежности. Один только Стеван, благодаря инстинкту самца-собственника, чувствовал силу и глубину этой нежности, хотя ему так и осталось непонятным восхищение Наталии его отцом.