Александр Шмаков - На литературных тропах

• Название: На литературных тропах
• Автор: Александр Шмаков
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Критика
• Год: 1969

«На литературных тропах» А. Шмакова представляет собой историко-литературные очерки о Радищеве и Акмулле, Сейфуллиной и Завалишине, Серафимовиче и Фадееве и о других писателях, связанных с историей нашего края.

Значительное место в книге занимают обзорные очерки «Уральские писатели о Ленине», «Дооктябрьская «Правда» и литературная жизнь Урала».

Сборник «Литературные тропы» представляет интерес для литературоведов, учителей, библиотекарей, краеведов и любителей литературы.

---

Павел Второв задумывается над свершившимися событиями. Поэт по-прежнему в строю активных борцов, готов идти на любые жертвы, отдать жизнь, если этого потребуют интересы революции, призовет большевистская партия, вынужденная временно уйти в подполье, чтобы продолжать борьбу с царизмом.

Это настроение поэта передано в лирическом стихотворении «Весенние мелодии».

Я хочу вздохнуть всей грудью,
Свежих сил набраться вновь,
Я хочу безумно верить
В жизнь, и в счастье, и в
                                    любовь.
Я хочу из сердца вырвать
Все обиды прежних дней
И припасть к тебе с мольбою,
Как израненный Антей.
Окрыли мои надежды
Вдохнови мои мечты,
Подними меня над грязью
Повседневной суеты.
И в мою больную душу
Веру в будущее влей —
Необъятную, как море,
Как простор родных полей!{46}

Хорошо знавший поэта уральский литератор П. Мурашев, также сотрудничавший в «Голосе Приуралья», в своих воспоминаниях «Литература и жизнь», оставшихся неопубликованными, называет П. Н. Второва «талантливым человеком», «остроумным собеседником», «преданным социал-демократом и большевиком!»{47}

Эти слова современника исчерпывающе характеризуют облик поэта, вписавшего свое имя в историю большевистской организации Челябинска.

Член партии с 1906 года А. А. Черепанов, руководивший партийной группой, утверждает, что в годы первой русской революции П. Второв был в их Заручейном подрайоне активным пропагандистом и постоянно выступал с политическими докладами перед рабочими.

Телеграфист станции Челябинск, тоже член партии с 1906 года В. М. Клипов подтверждает, что П. Второв являлся одним из деятельных большевиков и разработал устав партийной организации, который рассматривался партийной группой на собрании, а затем должен был утверждаться на первой городской партийной конференции.

Конференция состоялась 14 октября 1907 года. П. Второв был ее делегатом. Эту конференцию, как известно, удалось раскрыть полиции, арестовать участников, затем предать их суду. При обыске у Второва был обнаружен карандашный проект «Устава РСДРП» и другие партийные документы{48}.

Пока длилось следствие, участники партийной конференции сидели в челябинской тюрьме. Павел Второв и здесь не расставался с музой. Находясь в одиночной камере, он писал стихи и призывал товарищей быть бодрыми и стойкими, оставаться верными революционному делу.

Встаньте дружно,
Бодры духом, крепки телом,
С верой лучшею в груди.
Впереди нас ждет победа
Свет и счастье впереди!{49}

Один из участников этих событий В. М. Перевалов — старый большевик, сидевший в тюрьме вместе с поэтом, утверждает, что П. Второв аккуратно вел дневник и писал стихи. Они передавались из камеры в камеру.

Рукопись утрачена. Однако в памяти стихи сохранились. В. Перевалов называет такие: «Родина», «Кандальный звон», «Письмо другу-украинцу», «Бывают тяжкие мгновенья», «Бодры духом, крепки телом» и другие.

Для характеристики настроения самого поэта очень интересно стихотворение «Родина», где он говорит:

Куда б заброшен ни был я причудливой судьбой,
Тобой одной полна душа моя
И лучшие твои мечты всегда со мной,

Перед самым судом можно было услышать, как заключенные большевики пели песню «Кандальный звон», сочиненную П. Второвым.

Создать хотели рай земной,
Свободу дать стране
                               родной,
И знамя братства и труда
Поднять над миром
                             навсегда!

И хотя поэт знал, что ожидает арестованных делегатов первой городской партийной конференции, он твердо заявляет:

Я к воле рвусь
И в дверь стучу,
Откройте мне —
Я жить хочу.

И вот состоялся суд. Это был громкий процесс, так называемое «Дело 25-ти», разбиравшееся в Челябинске выездной палатой Саратовского суда 24 сентября 1909 года. Его широко освещала газета «Голос Приуралья», подчеркивая мужество и достоинство, с каким вели себя на суде делегаты первой городской конференции. О П. Второве писалось, что он — «теоретик и идеолог» — собирал все материалы для своих литературных работ и в «составленном воззвании к товарищам-гражданам» выражал трезвые и замечательные мысли, в частности, о том, что «для социал-демократов нет надобности в тайных заговорах, так как они все свои надежды возлагают на открытые действия народа».

Все подсудимые были признаны виновными в том, что в 1907 году

«вступили в преступное сообщество, именующее себя Челябинскою организациею Российской Социал-Демократической рабочей партией (заведомо для них), поставившее целью своей деятельности насильственное изменение установленного в России основными законами образа правления на демократическую республику. Для осуществления упомянутой преступной цели этого сообщества они в качестве членов последнего приняли участие в партийной конференции, занимавшейся рассмотрением партийных докладов и отчетов и обсуждением разных вопросов. Они имели в своем распоряжении шифрованные записи «явок» для сношений с партийными организациями в других местах, подписной лист для сбора пожертвований в пользу той же челябинской организации и разные издания преступного характера»{50}.

Павел Второв и его товарищи мужественно выслушали приговор. Осужденных снова водворили в челябинскую тюрьму. Нелегко было ждать этапа, но Павел Второв показал и в этот момент пример выдержки и твердости. О настроении поэта можно судить по письму от 20 ноября, отправленному из тюрьмы Ф. И. Благову{51}.

Это письмо человека, взирающего на свое положение осужденного без уныния, трезво, как и положено убежденному в своей правоте борцу. Его нельзя читать без волнения и чувства гордости.

«Многоуважаемый Федор Иванович!

В Казани мне передавали о Вашем любезном приглашении меня к сотрудничеству в редактируемом Вами «Русском слове». К несчастью, я при всем желании не могу воспользоваться этим приглашением, потому что еще прежде, чем его получил, сидел уже в тюрьме, ожидая высылки в Вологодскую губернию. В настоящее время обстановка изменилась, и вместо Вологды мне придется ехать несколько подальше. По приговору Саратовской судебной палаты 29 сентября я присужден к ссылке на поселение. В настоящее время, в чаянии погоды, т. е. до окончательной отправки к месту ссылки, обретаюсь в Челябинской тюрьме, испытывая адскую скуку и с нетерпением ожидая дальнейшего путешествия к злачным пастбищам, куда Макар телят не гонял.

Надеюсь, что Вы не откажете мне в работе, когда я приеду на уготованное мне место и немного устроюсь там. А пока вот моя покорнейшая просьба: не откажитесь высылать мне туда редактируемую Вами газету, а также, если возможно, и другие сытинские периодические издания.

Обращаюсь заблаговременно в твердой уверенности, что Вы не откажете исполнить мою просьбу. Адрес свой сообщу, когда получу назначение…»

Вскоре после этого все осужденные были высланы на поселение в Сибирь. Началась жизнь в ссылке. Царское самодержавие жестоко расправилось с поэтом. Однако оно оказалось бессильным заковать в кандалы музу. Стихи по-прежнему продолжали оставаться в строю революционной борьбы рабочего класса Урала за свое освобождение. Это были: «Песни изгнания», «В стране изгнания», «Из стен неволи», «Из этапных впечатлений» и другие, но теперь они появлялись в «Голосе Приуралья» и других газетах за подписью: П. Ветлужский, П. Киренский.

В «Голосе Приуралья» был опубликован «Рассказ без прикрас», присланный П. Второвым со станка Петропавловка Киренского уезда.

«Морозная северная ночь. Около 50 градусов. Над Леной, прибрежными горами и тайгой висит густой морозный пар. Занесенная снежными сугробами убогая деревушка уже спит мертвым сном…

Их двадцать, и все они собрались в одной деревушке на берегу Лены, чтобы встретить новый год, первый год в далекой глухой ссылке за четыре с лишком тысячи верст от Родины, от родных и близких людей. Сидят они где попало и как попало. Беседа не вяжется, мысли далеко отсюда на далекой Родине, где собрались родные и близкие люди и тоже, вероятно, встречают новый год, вспоминая об изгнанных, заброшенных волею судеб в глухую негостеприимную сибирскую тайгу.

Встречая новый год, люди провозглашают тост: «За здоровье далеких людей! За светлое будущее!

Немного оживились… Лица посветлели. Кто-то запел родную, смелую песню… Другие подхватили. А на улице трещал и злился сердитый мороз, словно досадуя на людей, мечтающих и здесь о счастье и светлом будущем»{52}.