Вадим Гольцев - Крах Белой мечты в Синьцзяне: воспоминания сотника В. Н. Ефремова и книга В. А. Гольцева «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова»

• Название: Крах Белой мечты в Синьцзяне: воспоминания сотника В. Н. Ефремова и книга В. А. Гольцева «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова»
• Автор: Вадим Гольцев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906792-38-9

Записки В. Н. Ефремова написаны автором в конце 1920-х годов в эмиграции сразу после описываемых событий и в настоящее время хранятся в архиве Объединения Лейб-Гвардии Казачьего полка в Париже. В воспоминаниях повествуется о побеге автора в Китай из большевицкой России. Подробно рассказывается об отходе белых отрядов в Китай после поражения в Гражданской войне и дальнейшей судьбе беженцев. Записки Ефремова уникальны тем, что это практически единственный известный на сегодняшний день мемуарный документ эпохи, рассказывающий о борьбе на далекой окраине России – в Семиреченской области (ныне Юго-Восток Казахстана) – со стороны белых.

В сборник вошла работа современного исследователя Гражданской войны в России Вадима Алексеевича Гольцева. Его последняя работа – «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова» рассказывает о непосредственном командире сотника Ефремова – полковнике П.И. Сидорове, пытавшемся даже уйдя в эмиграцию в Китай бороться с установившейся в России коммунистической властью.

Книга основана на воспоминаниях современников и архивных документах, снабжена фотографиями и иллюстрациями.

---

Спускались мы в течение часа. От разведки Сидорова и Григорьевского остался глубокий след в виде коридора. Нам приходилось здесь слезать и идти поверху держа лошадей в поводу. Под конец коридор этот так углубился, что лошади уходили в него с головой. Наконец спуск кончился и мы выехали к речке – увы замерзшей. Снова мы оказались на китайской территории. Двинулись дальше вниз по ущелью. Скоро стало смеркаться. По дороге стал встречаться лошадиный помет, что свидетельствовало об обитаемости этого ущелья. У нас явилась надежда, что сегодня нам удастся спать в юрте и поесть хлеба с солью (действительно самая необходимая пища). Стало совсем темно, а ожидаемых ночевников все нет и нет. Люди и лошади страшно устали, некоторые предлагали остановиться и заночевать, но отсутствие дров заставляло идти дальше. Наконец один из казаков заявил, что он слышал собачий лай. Настроенные пессимистично, мы сначала не поверили ему, но вскоре действительно явственно услыхали лай собак. Как мы обрадовались!

Минут через тридцать мы наконец подъехали к 2-м киргизским юртам где встретились с нашей разведкой. И какой это был чудный вечер, если бы не одно очень печальное событие. Григорьевский отморозил себе обе ступни ног и не мог ходить. На другой день предполагалось переехать в долину Бараталы, куда нас должен был проводить через перевал Кара-Кезын киргиз – хозяин юрты.

Выехали мы все на другой день в хорошем настроении, голод утолили и знали что блуждать больше не придется. Перевал был недалек и через полчаса пути мы стали подниматься. Поднимались недолго так как верховья долины Уртака лежали очень высоко над уровнем моря.

Через 2 часа мы были уже на перевале. Кара-Кезын был намного ниже Кара-Муз-Давана и без снега. Отсюда открывался великолепный вид на всю широкую долину Бараталы, в середине которой тянулась цепочка деревьев, обозначающих русло реки. Баратала лежала ниже Уртака и поэтому спуск в долину был очень длинен. В этот день мы успели спуститься только к предгорьям, и очутились перед сторожевым постом калмаков (монголы обитающие долину Бараталы). Калмаки напустили снача[ла] на себя начальствующий вид и спросили имеем ли мы пропуск от китайских властей. Мы в количестве ста с лишним человек не стали особенно считаться с этим начальством и заявили им, что желаем переночевать у них и на другой день отправиться дальше к перевалу Сарканд, для чего нам потребуется проводник; за все эти услуги мы обещали дать им две винтовки. Калмаки стали торговаться и выторговали себе еще 50 тедз (китайская монета Vio дол.). На этом и порешили.

На другой день мы спустились к реке и вдоль нее проехали к ущелью ведущему к перевалу Сарканд. Саркандский перевал или Кара-Сарык считался хотя и трудным, но проходимым круглый год, вышиною он был около 15 тысяч футов. На другой день махнули и через Сарканд. Перевал действительно был очень трудным по своей длине и крутизне, но мы так наловчились за последнее время в преодолении разных препятствий, что нам все было нипочем. Единственно кто настрадался – это Григорьевский со своими отмороженными ногами. Ночевали мы у киргиз в Саркандском ущелье, куда прибыли только ночью.

Атаман Б. В. Анненков. Художник Наталья Пономаренко, 2008

Из этих гор мы на другой день выехали и ночевали в деревне Покотиловке19 и на следующий день были уже в станице Саркандской20 в расположении армии генерал-майора Атамана Анненкова. В первый же день прибытия в Сарканд мы узнали много новостей о положении в Сибири, которые в Кульдже до нас не доходили или их просто скрывали. Оказалось, что правительство Колчака уже перестало совершенно существовать. Где-то на востоке Сибири задержались еще какие-то белые части с Семеновым, но и они отходили под напором красных. В «гостях» у Анненкова был атаман Дутов21 – инспектор кавалерии, походный атаман всех казачьих войск и начальник Туркестанского края22. Сдав Семипалатинск23 и Сергиополь24, мы настолько уменьшили наш плацдарм, что небольшие части Копальского и Лепсинского уездов вернее было бы назвать не Туркестанским краем, а краюшкой от Туркестана!

В станице Саркандской находился штаб генерала Щербакова25 – начальника южной группы и войскового атамана Семиреченского каз[ачьего] войска. Дутов находился в Лепсинске, а командующий армией атаман Анненков в селе Осиновке26. Больше других атаманов меня интересовала личность Анненкова. Анненков был известен в Семиречье как спортсмен – офицер 1-го Сибирского казачьего] полка в Джаркенте. За какую-то темную историю был разжалован в рядовые, но с объявлением войны был восстановлен в чинах где и дослужился до есаула (Анненков 1908-го года выпуска из училища). В Гражданскую войну он начал свою карьеру организацией небольшого отряда в окрестностях Омска. С падением эсеровского правительства осенью 18 года Анненков с небольшим отрядом двинулся на юг усмиряя на своем пути непокорные деревни, проявляя при этом большую жестокость, убивая и грабя население.

Колчак с места стал в оппозицию к этому атаману-разбойнику не сразу признавшего Колчака и скорее насаждавшему, чем искоренявшему большевизм. Правительство не давало ему средств на существование, но от активных и решительных мер против него воздерживалось. Прибыв в Семиречье и захватив несколько сел Анненков засел на отдых, занимаясь грызней с командиром 2-го корпуса27 в Семипалатинске, от которого он юридически зависел и частями корпуса действовавшими в том же направлении. Здесь Анненков развернул свой отряд в Дивизию, назвав ее Партизанской, произвел себя в полковники28, выдумал какую-то экзотическую форму: шляпы вместо фуражек, рубахи расшитые галунами, шаровары с генеральскими лампасами29 всех цветов радуги. Выпустил массу офицеров из нижних чинов, назначая их на ответственные должности и затирая настоящих офицеров. Отменил форму обращения между рядовыми и офицерами, заменив: «господин» – «братом» (брат есаул), «здравия желаю», «благодарю», «рад стараться» и «слушаюсь» – «привет», «благодар», «стар» и «есть».

Отдание чести делалось тоже иначе, походившее скорее на какое-то отмахивание. Полки его Дивизии носили громкие наименования: «гусар смерти», «голубых улан», «Лейб-Атаманского», «Кирасирского» и т. п. Офицеры Дивизии – безграмотные или полуграмотные со зверскими, красноармейскими рожами, носили «атаманскую прическу» – челку спускающуюся до глаз и чуб слева. Как между собой, так и к самому атаману, офицеры должны были обращаться на ты. Упоенный властью Анненков производил особо заслуженных в флигель-адъютанты.

Казаки-анненковцы. Семипалатинск, 1918–1919. Слева казак станицы Конюховской Петропавловского уезда П. Г. Шевелев

Дисциплина в Партизанской дивизии была чисто разбойничья, главным если не единственным наказанием была казнь, носившая название «ликвидации», а лица занимавшиеся этим из любви к искусству – «ликвидаторами». Суд в Парт[изанской] Дивизии существовал только на бумаге. «Ликвидировать» кроме самого Анненкова могли по своему усмотрению и начальники частей и гарнизонов. Я знал нескольких «анненковцев» – молодых людей за которыми насчитывалось по несколько сотен «ликвидаций»30.

Все же нельзя отрицать в Анненкове наличности некоторых положительных качеств. Был всегда спокоен и выдержан. В обращении с подчиненными был ласков и очарованный визитер никогда не догадывался, что обаятельный атаман, выслушав его просьбу и обещая исполнить ее, посылает иногда вслед за ним пару ликвидаторов, чтобы отправить его куда Макар телят не гонял. Анненков был великолепным кавалеристом, артиллеристом, пулеметчиком, телеграфистом, шофером, джигитом, хорошо стрелял из винтовки и револьвера, рубил шашкой, обладал громадной физической силой, был строен, молод, красив, одним словом был военным с головы до ног.

Самым ярким качеством Анн[енкова] была его беззаветная храбрость, много раз он спасал критические положения стремительной атакой, бросаясь первым и своим примером воодушевляя других. Но хорошим, тонким стратегом, каким должен быть начальник дивизии и командующий армией в особенности, Анненков не был. Анненков выигрывал небольшие сражения, при взятии какого-нибудь села с небольшим гарнизоном; когда же большевики заняв и укрепив целый плацдарм включая туда три деревни, Анненков ничего не мог сделать – операции велись несогласованно и большевики под конец сдались сами, вынужденные к этому отсутствием всякого рода продовольствия31. Анненков был бы хорошим командиром эскадрона, в лучшем случае командиром полка, но не больше.

Анненковские офицеры

До конца 19-го года все же положение на Семиреченском фронте было сносное. Наши части в лице 5-й дивизии32 2-го корпуса хотя и черепашьим шагом, но продвигались вперед, захватив наконец и Копал33. К этому времени в связи с общим отступлением в Сибири прибывает сюда атаман Дутов, отступивший через Тургайские степи с 20 000 человек. Отступление его носило беспорядочный характер и если бы только большевики выслали в погоню за ними небольшой отряд, то от этих 20 тысяч, дай Бог, чтобы дошла половина.