Джеймс Джойс - Собрание ранней прозы

• Название: Собрание ранней прозы
• Автор: Джеймс Джойс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49683-9

В книге представлено полное собрание художественной прозы Дж. Джойса, сочиненной прежде его главного труда, романа «Улисс» (1922). Работы этого периода образуют своеобразный квартет: они включают цикл прозаических этюдов «Эпифании» (1900–1903), ранний незаконченный опус «Герой Стивен» (1904–1906), сборник рассказов «Дублинцы» (1904–1907) и роман «Портрет художника в юности» (1907–1914). Все тексты публикуются в новых переводах С.С. Хоружего; русский перевод «Эпифаний» появляется в печати впервые. Комментарий, сопровождающий издание, является как обычным реальным, так и аналитическим, вводящим в смысловые, историко-культурные и биографические контексты. Заключительная статья рисует мир раннего Джойса в его внутренней жизни, его эстетических и экзистенциальных импульсах: как редкостно независимый, самобытный творческий мир, в котором художник в юности, следуя собственному «вектору Джойса» и сверяя его с «вектором Флобера», направлялся к вершине «Улисса».

---

— Тедди заставит прискакать все кебы в Дублине, — сказал он.

Из каморки рядом с конторой вышел Габриэл, натягивая пальто. Оглядев прихожую, он спросил:

— А Грета не спускалась еще?

— Она собирается, Габриэл, — сказала тетушка Кейт.

— А кто там играет наверху? — опять спросил он.

— Никто, все уже разошлись.

— Нет-нет, тетя Кейт, — поправила Мэри-Джейн. — Бартелл Д’Арси и мисс О’Каллахан еще не ушли.

— Как бы ни было, кто-то там бренчит на рояле, — заметил Габриэл.

Мэри-Джейн оглядела мистера Брауна и Габриэла и, зябко поводя плечами, сказала:

— Вы так закутаны оба, что мне на вас холодно смотреть. Не завидую, как вы будете добираться домой в такой час.

— А по мне, так самое милое бы сейчас, — браво заявил мистер Браун, — это бодрая прогулочка за городом или же запрячь резвую лошадку да с ветерком прокатиться.

— У нас раньше дома была отличная лошадь и коляска, — сказала тетушка Джулия уныло.

— Незабвенный Джонни, — подхватила со смехом Мэри-Джейн.

Тетушка Кейт и Габриэл тоже засмеялись.

— А что такого чудесного в этом Джонни? — спросил мистер Браун.

— Покойный и оплакиваемый Патрик Моркан, то бишь наш дедушка, — начал Габриэл, — в последние свои годы именовался в просторечии старый джентльмен и был по роду занятий клеевар.

— О, Габриэл, — сказала тетушка Кейт, смеясь, — у него была крахмальная фабрика.

— Ну, будь там крахмал или клей, — продолжал Габриэл, — но, во всяком случае, старый джентльмен имел лошадь по кличке Джонни. И Джонни провел всю жизнь на фабрике старого джентльмена, изо дня в день шагая по кругу и вращая большой жернов. Все шло чудесно, но затем с Джонни приключилась трагическая история. В один прекрасный день старый джентльмен пожелал совершить выезд в собственной карете на военный парад в парке, вместе с высшим дублинским светом.

— Помилуй Бог его душу, — сказала тетушка Кейт с чувством.

— Аминь, — заключил Габриэл. — Итак, старый джентльмен запряг Джонни, облачился в свой лучший цилиндр и лучший галстук и со всею торжественностью выехал из своего родового особняка, что находился, я полагаю, где-то вблизи Бэк-лейн, то бишь Заднего проулка.

На этом месте все рассмеялись, даже и миссис Малинз, а тетушка Кейт сказала:

— Ну право, Габриэл, он же не жил на Бэк-лейн, это только фабрика была там.

— Они с Джонни проследовали из особняка предков, — продолжал Габриэл, — и все шло отлично, покуда в поле зрения Джонни не оказалась статуя короля Билли. И тут, то ли он влюбился в кобылку, на которой восседал Билли, то ли решил, что они приехали к себе на фабрику, но только он принялся шагать вокруг статуи.

Под общий смех Габриэл описал круг по прихожей, ступая в своих галошах.

— Он все шагал и шагал по кругу, — говорил Габриэл, — а старый джентльмен, который был чрезвычайно чопорным джентльменом, пришел в крайнее возмущение. «Вперед, сэр! Что это вы задумали, сэр? Джонни! Джонни! Совершенно неслыханное поведение! Я не могу понять эту лошадь!»

Взрывы хохота, сопровождавшие повествование о трагической истории, были прерваны громким стуком в дверь. Мэри-Джейн пошла отворить, и на пороге прихожей появился Фредди Малинз. Скрючившийся от холода, в шапке, съехавшей далеко на затылок, Фредди Малинз тяжело отдувался, и от него валил пар.

— Я смог найти всего один кеб, — объявил он.

— Ничего, мы себе найдем где-нибудь на набережной, — сказал Габриэл.

— Да-да, — согласилась тетушка Кейт. — Лучше тут не держать миссис Малинз на сквозняке.

С помощью своего сына и мистера Брауна миссис Малинз спустилась с крыльца и путем сложных маневров была помещена в кеб. Фредди Малинз взобрался следом за ней и долго устраивал ее на сиденье, меж тем как мистер Браун помогал снаружи советом. Наконец должное удобство было достигнуто, и Фредди Малинз пригласил садиться в кеб мистера Брауна. Последовала долгая и путаная дискуссия, после чего мистер Браун поднялся в кеб. Кучер укрыл полстью его колени и, перегнувшись к седокам, спросил адрес. Здесь путаница возникла снова, поскольку Фредди Малинз и мистер Браун, оба высунув свои головы из окошек кеба, давали кучеру различные указания. Трудность была в определении пункта, где высадить мистера Брауна по пути, и тетушка Кейт, тетушка Джулия и Мэри-Джейн с крыльца усиленно помогали обсуждению, предлагая различные маршруты, споря между собой и неудержимо смеясь. Что же до Фредди Малинза, то он от смеха был уже лишен дара речи. Он постоянно, с риском потерять шляпу, высовывал голову из окна и сообщал матери, как продвигается обсуждение, пока наконец, перекрывая всеобщий смех, мистер Браун не вскричал оторопелому кучеру:

— Вы знаете, где Тринити колледж?

— Да, сэр, — отвечал кучер.

— Так вот, катите, пока не стукнетесь об ворота Тринити, — приказал мистер Браун, — а там мы вам скажем, куда дальше. Теперь понятно?

— Да, сэр, — отвечал кучер.

— Птицей летим до Тринити.

— Точно, сэр, — ответствовал кучер.

Лошадь подхлестнули кнутом, и кеб застучал по булыжной набережной, провожаемый смехом и прощальными возгласами.

Габриэл не вышел вместе с другими на крыльцо. Он стоял в неосвещенной части прихожей, глядя вверх, в пролет лестницы. Женская фигура виднелась на первой площадке, тоже в тени. Он не мог видеть ее лица, но видел терракотовые и палево-розовые полосы на платье, которые в полутьме казались черными и белыми. Это была его жена. Опершись на перила, она прислушивалась к чему-то. Ее поза была столь тихо-сосредоточенной, что удивленный Габриэл сам начал вслушиваться. Но до него доносились лишь споры и смех с крыльца, разрозненные звуки рояля и несколько тактов мужского пения.

Он стоял в сумраке прихожей, пытаясь разобрать, что же пел мужской голос, и всматриваясь в фигуру жены. В ее позе были грациозность и тайна, как если бы она была символом чего-то. И он спрашивал себя, чего же символом служит женщина, которая стоит на ступеньках в полутьме и вслушивается в отдаленную музыку. Будь он художником, он написал бы ее в этой позе. Мягкая голубая шляпа оттеняла бы бронзу ее волос на фоне окружающей тьмы, а темные полосы на платье оттеняли бы светлые. Он бы назвал картину «Отдаленная музыка», будь он художником.

Входные двери закрылись, и тетушка Кейт, тетушка Джулия и Мэри-Джейн вернулись в прихожую, еще продолжая смеяться.

— Фредди, это какая-то напасть, — сказала Мэри-Джейн, — настоящая напасть, правда?

Не отвечая ничего, Габриэл указал вверх на лестницу, где стояла его жена. При закрытых дверях звуки голоса и рояля стали слышны отчетливей. Габриэл сделал жест, призывающий вошедших к молчанию. Музыка была в духе старых ирландских напевов, и казалось, что исполнитель не совсем тверд и в мелодии, и в словах. Голос, которому расстояние и хрипотца придавали жалобное звучание, ярче усиливал характер мелодии благодаря скорби слов:

Ах, дождик льет на тяжки косыньки мои,
Да мне росою моет лицо,
И дитятко застыло мое…

— Да это же Бартелл Д’Арси, — воскликнула Мэри-Джейн, — который весь вечер не соглашался петь. Сейчас я его заставлю, пускай перед уходом споет.

— Заставь его, заставь, — сказала тетушка Кейт.

Обогнув стоявших, Мэри-Джейн быстро направилась к лестнице, но едва она сделала несколько шагов, пение смолкло и инструмент резко захлопнули.

— Какая жалость! — огорчилась она. — Он что, спускается, Грета?

Габриэл услышал утвердительный ответ жены и увидел, что она спускается к ним. Наверху лестницы показались Бартелл Д’Арси и мисс О’Каллахан.

— О, мистер Д’Арси, — воскликнула Мэри-Джейн, — как вам не совестно так внезапно оборвать, когда мы все тут в восторге слушаем.

— Я его упрашивала весь вечер, — сказала мисс О’Каллахан, — и миссис Конрой упрашивала, но он сказал нам, что он страшно простужен и петь не может.

— Знаете, мистер Д’Арси, — сказала тетушка Кейт, — это вы нам рассказываете сказки.

— Не слышите что ли, я каркаю как ворона? — довольно грубо парировал мистер Д’Арси.

Он прошел быстро в каморку и стал одеваться. Задетые неожиданной резкостью, присутствующие не нашлись, что сказать. Тетушка Кейт наморщила лоб и сделала всем знак не продолжать тему. Мистер Д’Арси стоял, хмурясь и тщательно укутывая шею.

— Сейчас такая погода, — сказала тетушка Джулия после паузы.

— Да-да, — подхватила тетушка Кейт, — совершенно у всех простуда.

— Говорят, — присоединилась и Мэри-Джейн, — такого снега не было тридцать лет. Я прочла в утренней газете, что по всей Ирландии снегопад.

— Я люблю, как выглядит снег, — сказала тетушка Джулия грустным голосом.

— Да, и я тоже, — сказала мисс О’Каллахан. — По-моему, если нет снега, то Рождество какое-то ненастоящее.