Андрей Елпатьевский - Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР

• Название: Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР
• Автор: Андрей Елпатьевский
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9905926-5-0

Книга, написанная на основании широкого круга источников – дневников и воспоминаний, архивных документов и публикаций, – рассказывает о судьбах испанцев, оказавшихся в СССР во время Второй мировой войны и проведших долгие годы в советских лагерях. Среди них были люди разных убеждений – фалангисты и республиканцы, антикоммунисты и антифашисты. Некоторым удалось вернуться на родину, многие умерли в заключении.

Важное место в монографии занимает история участников похода так называемой Голубой дивизии – испанских добровольцев, сражавшихся на стороне гитлеровских войск. Книга содержит подробную информацию о численности и составе дивизии, о количестве военнопленных и интернированных в СССР, умерших в лагерях и репатриированных. Особую историко-биографическую ценность представляет мартиролог Голубой дивизии, в котором указаны источники сведений о каждом погибшем.

Книга адресована специалистам-историкам и всем, кто интересуется историей Испании и России.

---

В связи с тем, что в русской историографии поднят вопрос о советском коллаборационизме в 1941–1942 гг.[28], отметим, что дневник Ридру-эхо также содержит некоторые сведения, относящиеся к этой проблеме. Он говорит, что многие русские крестьянские семьи западной Белоруссии «отказывались, как могли, от отступления вместе с русскими», (С. 49) хотя общий вывод сводится к отсутствию среди крестьян так называемой «радости освобождения» (С. 92); Ридруэхо подтверждает сохранение немцами администрации колхозов или «коллективных ферм»; свидетельствует, что крестьяне в новгородских деревнях боялись партизан: «люди здесь были, без сомнения, подозрительны или запуганы. Партизаны или разведывательные подразделения, посланные русскими, разыгрывали время от времени фарс, появляясь в деревнях, как немецкие силы. Если прием был легким и сердечным, поселок подвергался наказанию: одних расстреливали, других забирали и сжигали дома…» (С. 164).

В конце сентября 1941 года, под Смоленском, когда дивизия с неудовольствием узнает, что не идет на Москву, Ридруэхо, по просьбе командира, выступает агитатором перед товарищами и затем в дневнике суммирует сказанное. Он подчеркивает добровольческий характер дивизии, полную сознательность действий вступивших в нее:

«Мы неисправимо европейцы. Говорим и думаем, что Европа подвергается угрозам коммунизма… Мы должны получить право не только сказать, что осуждаем коммунизм, но почему и для чего противостоим ему. Мы признаем справедливыми революционные антикапиталистические претензии, но не считаем необходимым жертвовать ни для этой революции, ни для какого-либо другого дела ценностями, которые мы уважаем и считаем главными: Евангелие Христа, веру в бессмертие души, чувство чести, право на собственную и свободную жизнь, семью и общество, основанное на традициях и коллективных проектах…

Разгром коммунизма, который не уважает этого, необходим… Но мы не только идем против коммунизма или против России. Мы восстаем против современного мирового порядка и стремимся завоевать для Испании право и место в миропорядке менее несправедливом…» (С. 111).

Добавим, что Ридруэхо тут же отмечает про себя, что «испытывает большие сомнения и колебания – как вылечить одним ударом немощность или неспособность, чтобы создать науку, технику, промышленность, армию?..» (С. 112).

Отметим, что это был единичный факт такого, если можно так выразиться, целенаправленного пропагандистского выступления, никак заранее не планировавшегося и не являющегося обязанностью Ридруэхо. В составленном на основании показаний военнопленных и перебежчиков 25 января 1942 г. в Совинформбюро докладе об Испанской Голубой дивизии (его мы приведем ниже) говорится: «нас сильно интересовала политическая деятельность фалангистов. По единодушному заявлению всех военнопленных, фалангисты не развертывали никакой пропаганды»[29].

Ридруэхо не разделяет радости других по поводу захвата, вместе с другими русскими пленными, испанского коммуниста: в этой радости «еще бьется мятежная злоба нашей гражданской войны, которая уже должна бы уступить место злобам более законным и более полным ожиданием» (С. 152).

Отношение фалангистов дивизии к идеологии национал-социализма и к поведению немцев вообще было далеко не однозначным, и об этом имеется много свидетельств в дневнике Ридруэхо. Уже сам факт, что дивизии пришлось совершить более чем тысячекилометровый марш почти полностью пешком (сам Ридруэхо был в одной из трех моторизованных противотанковых рот), вызвал отрицательное отношение к немецкому командованию со стороны испанцев. Это проявилось уже в сентябре у Вильно, где солдаты «проклинают германское командование, которое допускает с иностранными добровольцами подобное обращение» (С. 69). Отрицательную реакцию вызывает и неоднократное изменение маршрута дивизии. «Среди уставшей пехоты хватает людей, которые сожалеют о своей авантюре и мечтают уже о возвращении» (С. 117). Не скрывает Ридруэхо и более качественное обеспечение немцев продовольствием, хотя и склонен больше винить в этом свое интендантство. Однако не все разделяли его точку зрения на этот счет. В упомянутом «Докладе Совинформбюро» говорится, что «полковник Пименталь (кстати, единственный, фамилию которого Ридруэхо не называет, обозначая ее буквою Х – А.Е) собрал своих солдат и спросил их, как они едят. Солдаты отвечали, что едят неплохо. Тогда полковник сказал: «Вы говорите неправду, я знаю, что вас кормят плохо, но это не моя вина. Эти сукины сыны немцы не выдают мне достаточно продуктов…»[30]. Упомянем, что слова полковника Пименталя о «сукиных детях немцах» процитированы в статье И. Эренбурга «Наемники» в «Правде» от 11 марта 1942 г.[31].

Совершенно определенное отношение проявляется к немецкому командованию в начале декабря, когда оно оставило дивизию во время жестоких боев совершенно без поддержки. Ридруэхо пишет: «Мы знаем сейчас, что тысяча погибших и четыре тысячи раненых… были пожертвованы исключительно чести и доброму имени Испанской Дивизии. Никакой военной необходимостью это не оправдывалось…» (С. 240–244). То, что Ридруэхо не был одинок в этом мнении, подтверждают записки убитого командира взвода 269 полка Голубой дивизии лейтенанта Хорхе Меркаделя, выдержки из которых приведены были в сообщении Совинформбюро от 30.04.42: «…Боевой дух нашей дивизии всецело направлен против немцев. Наши начальники очень много заботятся о себе и о собственном благополучии… Сегодня испанская дивизия представляет собой хаос: полки разбиты, нет боевого духа, нет боеприпасов, отсутствует доверие к командирам… Голубая дивизия прибыла сюда, чтобы прославить Испанию, а вышло наоборот. Наши солдаты и бездарные начальники опозорили Испанию на весь мир. Мне стыдно… Испания закончит свое существование германской колонией…»[32].

В 1942 г. Ридруэхо записывает, что на последнем свидании с ним генерал – командир дивизии – рассказал ему о разногласиях со своим непосредственным германским командованием, «над которым одержал верх, апеллируя к Гитлеру». (С. 291). Проезжая через Ригу, он фиксирует, что продолжаются частые стычки между испанцами и немцами в городе (С. 293). Заслуживает упоминания и следующее сообщение ТАСС от 20 июля 1942 г. со ссылкой на известия из Мадрида: «Испанские солдаты жалуются на то, что германские солдаты и офицеры поднимают их на смех, когда они совершают богослужение перед тем, как идти в бой»[33]. О мессах и исповеди Ридруэхо в своем дневнике упоминает неоднократно.

Лишь к 4 октября 1941 г. положение дивизии – у озера Ильмень – окончательно определилось. Вот что записывает Ридруэхо 30 октября, после того как в сельской школе, вместе с группой офицеров, они рассмотрели большую карту России:

«Хотя это вещь известная, отмечу сейчас ее вид. Маленький аппендикс, который висит с краю, есть вся старая Европа, до Марокко, немного земли по сравнению с огромным русским пространством, нарисованным одним красным цветом, которое занимает параллели и меридианы – почти всю карту – до Берингова пролива. Очень мала и незначительна, по сравнению с этим планетарным пространством, полоса из 1 000 или 1 500 километров глубины, которую Германия занимает в России. Угнетающая очевидность. Кто-то из нас сказал шутливо, подчеркнув жестом руки широкое пространство до Владивостока: «Кажется, нам есть куда идти по болоту. Тот, кому это прикажут, придет в уныние».

Действительно, среди нас есть оптимисты, которые уверены не только в непременной победе, но и в нашем победном возвращении в Испанию до Рождества. Мои предчувствия далеки от того, чтобы быть столь прекрасными. Оставим в стороне вопрос о пространстве и о количестве людей, которые сопротивляются. Просто достаточно установить, что кампания была для Германии большой неожиданностью в части подготовки, военного потенциала и промышленной эффективности русских. Для Германии и целого мира. Вспоминаю, что когда Дивизия формировалась в Мадриде, немцы официально говорили о войне длительностью не многим более восьми недель. Сейчас, также официально, подозревают, что падение Москвы, которое было неизбежным месяц назад, не будет еще концом войны, и в лучшем случае превратится из наступления в оборону против бастионов Урала. <…> Германия встретила действительно равного врага, по качеству и количеству» (С. 173–174).

И, чтобы завершить характеристику личности Дионисио Ридру-эхо, остановимся на его отношении к действиям немцев относительно еврейского и другого населения на оккупированных территориях. Вот заметка, сделанная в конце августа 1941 г. у станции Тройбург:

«В каждом доме жили поляки. Как известно, поляк обязан носить букву «П» на одежде. Мы – согласно приказам, которые мне случилось прочесть, – не должны было брататься с ними, в том числе и «по соображениям религиозной общности»: «не следует забывать, что это побежденные». Нам это глубоко не понравилось, возмутило, показалось позорным и глупым и более чем жестоким. Реальность, тем не менее, другая. Я это видел здесь. Поляк каждого дома живет здесь свободно и семейно. Нет ощущения, что он чувствует себя посторонним. Таково наше впечатление. Также, кажется, имеется здесь поблизости лагерь польских женщин, предназначенных для сельских работ. Солдатам запрещено – нам особенно – общение с ними, под угрозой серьезного наказания. Думаю, что некоторые из наших пренебрегли этими приказами, не знаю, из любви ли к полячкам или из нелюбви к приказам» (С. 35).