Владимир Балязин - Охотник за тронами

• Название: Охотник за тронами
• Автор: Владимир Балязин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0514-6

На широком историческом фоне разворачивается интрига, героями которой являются вымышленные и реальные исторические лица, одно из которых — князь Михаил Львович Глинский, дед Ивана Грозного по материнской линии.

---

Аверьян, дерзко глядя прямо в глаза Михаилу Львовичу и всем видом своим показывая, что князь нимало его не убедил, продолжал упрямо:

— Заносчив и горд не я, князь, а ты. Не передо мною — что я тебе? — перед людьми высокомерен. И того не хочешь знать, что на мужике земля стоит и мужиками государства крепки.

Глинский вцепился в рукоять сабли. Стоял, раздув ноздри, тяжело дыша, сжав губы, сдвинув брови. Однако понимал: сорвись он на крик, обложи неподатливого мужика черными словами — и люди, внимательно слушавшие их спор, тотчас же поймут: побил худородный смерд ясновельможного пана, ибо последнее слово в разговоре оставил за собою.

И потому скрепя сердце спросил ехидно:

— Не таких ли, как ты, столпов земных я саблей моей сорок тысяч из неволи вызволил?

— Один, Михайла Львович, хоть удаль княжеская и многим ведома, ты бы и десяти татар не осилил. Побил их потому, что за тобой народ стоял, а силой его и был ты крепок, князь Михайла Львович. И ежели ныне розно с народом пойдешь, то и доброе дело загубишь, и имя свое уронишь.

Аверьян произнес последнюю фразу примиряюще и дружелюбно.

Глинский сбросил руку с эфеса сабли, поглядел на мужика без прежней суровости, сказал ворчливо:

— Цыплят по осени считают, Рыло.

— В том-то и беда, Михайла Львович, что не цыплят ты станешь считать, а людей, что с тобою пойдут да за дело твое кровь прольют и головы сложат. И еще у недругов твоих многие жизни отнимут, а они, поди, тоже люди.

— Не поймем мы друг друга, Рыло, — докучливо отмахнулся Глинский.

И, не дожидаясь ответа, пошел вперед, по сторонам не глядя, спесиво вздернув большую, красивую голову.

Пятидесятитысячная армия боярина Якова Захарьича подошла к Орше и стала, поджидая шедшую от Великих Лук армию князя Щени. Даниил Васильевич Щеня, воин старый и не менее Якова Захарьича опытный, вел на Литву полки новгородцев, У Орши остановился и он. Хотя Яков Захарьич должен был двигаться к Смоленску, а Щеня — к Полоцку, отвлекая на себя королевские силы и тем самым споспешествуя Глинскому, ни один из воевод дальше Орши не пошел.

Только новгород-северский князь Василий Иванович Шемячич, двоюродный брат великого Московского Князя Василия, выполнил обещание: прошел с войсками к Минску и встал под его стенами. Тем дело и кончилось.

Шемячич перекрыл пути, ведущие к Минску, уставил йод стенами земляной город, где не токмо ночами, но в ненастье и днями отлеживалось его воинство, и началось выжидание.

Для успокоения двоюродного братца, чтоб укорами особливо не докучал, — приступал не зело опасно: постреливал из пищалей и самострелов. Из пушек не палил — берег государево пороховое зелье. Паче того, на стены не лез — чего зазря христианскую кровь лить? Литовские люди в Минске, в замке, заперлись накрепко — попробуй возьми.

Василий Иванович слал им прелестные письма, уговаривал перейти под высокую руку царя Московского. А сам перехватывал обозы, зорил в округе деревеньки.

В конце мая дошла к нему весть: в Бресте, в трехстах пятидесяти верстах юго-западнее Минска, объявился сам король с несметной воинской силой.

Василий Иванович, постреляв из пушек, учинил приступ, но, потеряв полторы сотни людишек, города не взял. Чтоб после от братца Василия укоров не выслушивать, собрал своих начальных людей на совет: что-де далее делать, и ежели делать, то как? Ратоборцы кряхтели, чесали в затылках — сказывали нечто мудреное, отговаривались не в лад: как хошь, так и понимай.

Один, сетуя на слабость русских сил и упорство минчан, бубнил, что-де против жару и камень треснет, второй, напротив, раззадорившись, кричал: «Не робей, воробей, — дерись с вороной!»

Иные молодца поддерживали говоря: «Бог не без милости, казак не без счастья». Большинство же, не мудрствуя лукаво, осторожничали: знай-де край, да не падай.

Василий Иванович от таких советов вконец закручинился и решил постоять под Минском еще недолго, однако ж, чтоб Сигизмунд на него врасплох не навалился, велел выслать по направлению к Бресту разъезды, а войску помаленьку грузиться на телеги.

Не прошло и дня, примчался в его воинский стан гонец, молодой, складный, нарядный.

В шатер к Василию Ивановичу вошел без робости. Неспешно сняв бархатную шапку, поклонился кое-как, чуть наклонив голову.

Василий Иванович не знал, кто таков молодец по роду-племени, решил про себя: «Должно, сын боярский или служилый дворянин». Спрашивать же не стал — не по чину ему это было и не по породе. Надменно вздернув курносое лицо, покрытое редкой клочковатой бороденкой, смотрел на посланца сурово.

Гонец, шагнув Шемячичу навстречу, вынул из кожаной сумки письмо. Было то письмо не свитком, как у русских, а в квадратном пакете, на немецкий лад. Протянув пакет князю, проговорил громко:

— Казак Никола, гонец его милости.

Василий Иванович вопросительно приподнял бровь, пакета не взял. Властно поведя рукой, велел принять одному из дьяков, в сей момент оказавшемуся в шатре. Дьяк, взломав пять сургучных печатей, вынул из пакета лист.

Молча пробежав первые строчки, быстро глянул на подпись. Сказал тихо, с немалым подобострастием:

— От князя Михайлы Львовича Глинского к твоей милости, Василий Иванович.

Шемячич надулся индюком, проговорил важно:

— Чти.

Дьяк заговорил сладкогласно:

— «Высокородному господину Василию Ивановичу Шемячичу, князю Новгород-Северскому. Кланяется тебе Михаил Львович Глинский, владетельный князь земель туровских, пинских, мозырских, клеческих и иных. Иду с полками моими и воеводами, с огневым нарядом и многими людьми к тебе, князь, на подмогу. И будем, князь, город Менеск промышлять совокупно, и с Божьей помощью тот город возьмем. А ты, князь, жди меня вскорости. И ради того нашего дела совершай все гораздо. Князь Михаил Львович Глинский».

Василий Иванович, побледнев от обиды и гнева, спросил сипло:

— И это все?

— Все, господине, — робко пролепетал дьяк, прекрасно понимая, что двоюродный брат московского царя ни за что не стерпит, чтобы ему писали подобное. Опытный в делах, он увидел в письме Глинского многое, что уязвляло Василия Ивановича в самое сердце. Шемячича Глинский именовал только новгород-северским князем, тогда как себя помянул многими титулами. И писал Шемячичу не как равному, но как подчиненному себе человеку, уязвляя в беспомощности и заявляя в гордыне: «Иду к тебе, князь, на подмогу». И далее, как некий король или же великий князь, хвастливо указывал: «с полками моими и воеводами», а ведь на самом-то деле воевода в его войске был всего один — он сам, князь Михайла.

Еле повернув голову в сторону дьяка, Шемячич зло и отрывисто произнес:

— Письма князю Михайле не будет.

И с прищуром, сверху вниз, глянув на гонца, объявил с великой надменностью:

— Скажи князю Михайле: брат мой, великий князь Московский Василий Иванович, велел мне быть под Минском большим воеводой. А я волю брата моего сполняю, как мне Бог помогает. Иных советчиков да помощников мне не надобно. А если брат мой, Василий Иванович, какого служилого человека ко мне пришлет, то я того человека под начало к себе приму, как о том брат мой мне повелит.

И, встав, гонцу рукою махнул: иди-де, поезжай к своему господину не мешкая.

Николка прискакал к Михаилу Львовичу на следующее утро. Было еще рано. Солнце только вставало. Первые птицы сонно и нестройно перекрикивались в лесах. Однако войско Глинского уже двигалось по дороге и вдоль нее. Вид у воинов был бодрый, молодцеватый — чувствовалось, что поднялись давно и уже успели в пути сбросить дрему, еще ни чуточки не притомившись.

Глинский ехал медленно по обочине дороги, пропуская мимо конных ратников. Не сводя с них глаз, думал о чем-то своем.

Увидев Николку, встрепенулся, все еще оставаясь в плену не покидавших его раздумий, и, как бы приходя в себя, спросил:

— Нашел князя Василия?

— Нашел.

— Давай письмо.

— Письма не дадено.

Михаил Львович проговорил тихо:

— Тогда скажи, что велено.

Николка толково и подробно пересказал, что говорил ему Шемячич.

— Обиделся князь Василий, — криво ухмыляясь, произнес Михаил Львович и сказал не то Николке, не то самому себе: — Ничего, брат, не таких обламывали. Пойдешь под седлом — и сам не почуешь.

Все-таки, вопреки самодовольному бахвальству Михаила Львовича, скопцеобразный Шемячич оказался ох как непрост. Навстречу Глинскому не вышел, выслал своих малых служебных людей. Те в трех верстах от стана главных русских сил передали Михаилу Львовичу, что стоять возле Минска волен он с любой стороны и может делать супротив литовских людей все, что захочется. В стан Василия Ивановича пути заказаны, ибо государь Московский брату своему ни о какой подмоге не писал, и потому князю Шемячичу до Михаила Львовича никакого дела нет.