Кристин Раш - Мастер возвращений (сборник)

• Название: Мастер возвращений (сборник)
• Автор: Кристин Раш
• Жанр: Научная Фантастика

Американская писательница Кристин Кэтрин Раш родилась в США в 1960 году. Ее дебют как писательницы-фантаста состоялся в 1987 году (первый опубликованный рассказ «Sing»). С тех пор она снискала себе известность и как писатель-прозаик и как редактор.

На сегодняшний день Раш с одинаковым успехом работает в жанрах «твердой» научной фантастики, фэнтези, участвует в новеллизации популярных киносериалов: «Звездный путь», «Звездные войны», «Люди-Х».

К сегодняшному дню в активе автора около пятидесяти романов и более ста повестей и рассказов, премии Hugo, Locus, Asimov’s и многие другие. Книги с произведениями Кристин Кэтрин Раш изданы в пятнадцати странах. К большому сожалению в России Раш переводится и издается немного: единственный роман «Новое восстание» и несколько повестей и рассказов в журнальных вариантах.

Кристин Кэтрин Раш является первым писателем-фантастом выигравшим в одном году сразу три читательских премии: «Asimov's Readers Poll Awards», «Ellery Queen Readers Choice Award», «Science Fiction Age Readers Choice Award» за одно произведение-повесть «Echea», которая к тому же получила премию «Homer Award» и была также номинирована на престижные премии «Nebula», «Hugo», «Locus» и «Sturgeon».

Многие произведения Раш написаны в соавторстве с мужем, писателем-фантастом

Дином Уэсли Смитом, а также с Кевином Андерсоном, Ниной Кирики Хоффман и Джерри Олшеном.

Любителям фантастики, желающим познакомиться с творчеством Кристин Кэтрин Раш, необходимо помнить, что она часто пользуется псевдонимами: так некоторые произведения, написанные в соавторстве с Дином Уэсли Смитом издаются под именем Сэнди Скофилд или Кэтрин Уэсли, произведения в жанре детектива под именем Крис Нелскотт, а в жанре romance как Кристин Грэйсон.

Значительное место в творчестве Раш занимает редакторская деятельность. Вместе с Дином Уэсли Смитом она редактировала журнал «Pulphouse: The Hardback Magazine», а с 1991 по 1997 годы занимала пост главного редактора одного из ведущих американских научно-фантастических журналов «Fantasy & Science Fiction». Успешная редакторская деятельность отмечена в 1994 году премией «Hugo» в номинации «лучший редактор».

НАГРАДЫ:

1. The Gallery of His Dreams (повесть) — Премия «Локус»/ Locus Award, 1992 /.

2. Echea (короткая повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 1999 /.

3. Millennium Babies (короткая повесть) — Хьюго / Hugo Award, 2001 /.

4. The Disappeared — Премия «Индевор» / Endeavour Award, 2003 / (Лучшая книга в жанрах фантастики и фэнтези).

5. Нырнуть в крушение(повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2006 /.

6. Возвращение «Аполлона-8» (лучшее произведение малой формы) — Сайдвайз / Sidewise Awards, 2007 /. + Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2008 /.

7. Комната затерянных душ (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2009 /.

8. Broken Windchimes (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2009 /.

9. Becoming One With The Ghosts (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2010 /.

10. День красных писем (рассказ) — AnLab / AnLab award (Analog), 2010/.

11. City of Ruins — Премия «Индевор» / Endeavour Award, 2011 / (Лучшая книга в жанрах фантастики и фэнтези).

12. The Application of Hope (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2014 /.

13. Snapshots (рассказ) — AnLab award (Analog), 2015/.

(Неофициальное электронное издание)

---

— Это я понимаю, — говорю я, надеясь хотя бы отчасти реабилитироваться в ее глазах. — Но он ни разу не упомянул ни о церемонии, ни о Комнате. Каким образом вы проследили связь после стольких лет?

Легкая морщинка появляется у нее на переносице.

— В Комнату стремятся паломники. Кое-кто говорит, что это священное место. Другие утверждают, что только проклятые могут его посетить.

У меня перехватывает дыхание. Подобного я до сих пор не слышала. А может, и слышала? Я сознательно пропускала мимо ушей истории о Комнате, поскольку была уверена: непосвященный не поймет, что представляет собой это место.

— Ладно, — говорю я, — предположим, он это знал. Почему вы уверены, что он отправился именно туда?

Нола скрещивает руки на груди.

— Так утверждает его команда.

— Это мне известно. Но почему вы придаете такое значение вашей последней беседе?

— Потому что я была глупа, — отрезает она. — Он говорил не обо мне. О себе. О своем выборе. О своих поступках. О своих потерях. Уверена, Эвинг много размышлял об этом, ведь все ожидали, что он будет праздновать окончание войны.

— Он и должен был праздновать, — заявляю я.

Нола слабо улыбается, кивает и на секунду отводит взгляд. Я вижу, что она борется с собой и наконец принимает решение. Набирает в грудь воздуха и опускает руки.

— Тогда и я так полагала. Мне казалось, Эвинг чувствует себя счастливым. Но он не был так уж не прав в оценке нашей работы. Я много лет служила главным хирургом на военном корабле и лечила в основном небольшие раны и легкие недомогания. Но когда в разгар сражения раненые потекли потоком, я действовала «на автопилоте».

Я молча киваю, боясь прервать ее.

— Я работала как заведенная, но люди продолжали умирать. Она откидывается на спинку стула и кладет запястье на край стола.

— Я никогда не считала, сколько людей спасла. И до сих пор этого не знаю. Но помню до единого всех, кто умер. И бьюсь об заклад, Эвинг тоже это помнил. Каждая из этих смертей что-то у тебя отнимает.

Отдаешь частичку себя, едва не добавила я. Но вовремя спохватилась: слишком фальшивым может показаться такое участие.

— Он не стал бы рассуждать о смерти, если бы собирался присутствовать на этих церемониях, — продолжает она. — Не оглядывался бы на прошлое. Смотрел бы в будущее. Будущее, которое мы могли построить.

Голос ее звучит уверенно, и все же они были просто любовниками, мимолетными любовниками на военном аванпосту. Насколько хорошо она знала его, в конце концов?

Но мой вопрос может оскорбить ее чувства.

Поэтому я пытаюсь затронуть другую тему.

— Вы говорили о паломничестве. Мол, только проклятые могут войти в Комнату.

Нола недоуменно хмурится.

— Разве вы никогда не слышали о Комнате?

— Почему же? — отвечаю я, осторожно выбирая слова. — Просто не знаю всех легенд.

А ведь мне следовало их знать. Я привыкла верить, что легенды более важны, чем «факты», которые можно проверить, ведь в легендах всегда есть доля правды.

— Проклятые идут, чтобы очиститься? — уточняю я.

Она поджимает губы. Потом вздыхает и в который раз слегка улыбается.

— Некоторые говорят, что Комната дарует прощение тем, кто этого заслуживает.

В глазах снова появляется это мечтательное выражение.

— А тем, кто не заслуживает? — настаиваю я.

Слезы льются рекой. Она не смахивает их. И похоже, даже не замечает.

— Они никогда не возвращаются, — поясняет она, но тут же вскидывает голову: — Вы думаете, он отправился за прощением? Не для того чтобы исчезнуть?

— Вопрос времени, — пожимаю я плечами. — Если бы он завершил свое паломничество в Комнату, вполне успел бы на церемонию подписания договора.

— С чистым сердцем, — шепчет она.

— Он был героем, — говорю я без малейшей иронии. — Разве его сердце уже не было чистым?

И Нола впервые за нашу встречу не находит ответа.

Но она указала мне совершенно новое направление. Я не ищу человеческие останки. Я ищу нечто необычное. Нечто особенное.

Человек творит историю и наконец становится легендой. Но сам по себе он редко бывает особым. Иногда он становится особым в особенное время. А иногда поднимается над собой — своим происхождением, воспитанием, — чтобы стать чем-то новым. Иногда он становится во главе движения или изменяет курс целой страны.

А иногда — что бывает редко — изменяет весь сектор.

Так Эвинг Треков, возможно, и поступил, вместе с друзьями разрабатывая планы войны.

Но это предполагает, что работал он не один. А если он умер до того, как явился на аванпост, то кто-то другой поднял его шпагу и продолжил дело. И, возможно, оказался лучше своего предшественника.

Но, как все люди, Треков вовсе не был уникален. Уникальна Комната затерянных душ.

Никто не знает в точности, что это такое и как устроено. Никто не знает, как она появилась, кто и зачем ее создал.

Места рождают мифы, потому что легенды в своем роде более могущественны, чем любое человеческое существо. Ведь за каждым человеком-легендой стоит напоминание: он всего лишь человек, и именно это делает его не похожим на других — способность подняться над своими человеческими качествами.

Не намного. Чуть-чуть.

Треков был человеком, имевшим больше детей, чем мог сосчитать, человеком, который занимался любовью с женщинами, очевидно, не любя их. Человеком, который уделял больше внимания работе, чем семье.

Таким, как многие.

Человеком, созданным для этой войны.

Но Комната… Комната существовала до того, как люди населили этот сектор. О Комнате упоминается в самых ранних документах первых космических путешественников.

И поскольку Комната безмерно стара и никто не знает ее природы и истории происхождения, она окружена мифами.

Люди отправляются в паломничество.

Умные люди, вроде Эвинга Трекова.

Люди верят, будто Комната что-то для них сделает. Что-то в них изменит. Что-то удовлетворит в их душах.

Легенды о Комнате пронизаны страхом. Космических путешественников предупреждают: держитесь подальше от нее. Это я помню.

Это я слышала.

Но не уверена — когда. Или где. Или от кого. И все же мне необходимо придерживаться собственного правила. Проверить факты, которые, по моему мнению, я знаю лучше всего.

Поговорить еще с одним человеком, который помнит все так же живо.

Поговорить с отцом.

Как бы неприятно мне это ни было.

Он живет почти в середине сектора, на маленькой планете, которую населяют исключительно те, кто считает себя побежденным в войнах Колоннад.

Он живет там почти двадцать лет, и — это свидетельствует о том, как далеки мы друг от друга, — мне пришлось разыскивать информацию о месте его пребывания.

Дом моего отца — лабиринт стекла, стали и лестниц. Снаружи он кажется беспорядочным нагромождением комнат, но внутри оказывается просторным, как круизный лайнер, предназначенный не для того, чтобы нести тебя к месту назначения, а для того, чтобы помочь наслаждаться путешествием.

Он выстроил дом посреди большого голубого озера, так что по ночам в воде отражалось небо. Если небо ясное, кажется, что дом парит в космосе, перелетая от одного порта к другому.

Отец, похоже, не удивлен моим появлением. Мало того, вроде бы облегченно вздыхает.

Я прибываю после полудня, и отец настаивает, чтобы я пожила у него. Я упорно отказываюсь, пока он не показывает мне гостевую комнату на самом верху, со стеклянными стенами и потолком. Кровать, кажется, свободно плавает между синевой неба и синевой озера.

Солнце, на мой вкус, слишком близко расположено к этой планете и посылает снопы света сквозь стекло, но приборы контроля окружающей среды сохраняют прохладную, приятную температуру. Отец показывает мне, где находятся эти приборы, чтобы я при желании смогла уменьшить гравитацию.

Я не сразу понимаю, что отцовский дом скопирован с той самой станции, где находится Комната затерянных душ. Мы встречаемся в центральной комнате, которая была бы Комнатой затерянных душ, будь мы на той станции.

Он предлагает мне пообедать.

Я отказываюсь. Слишком нервничаю в его присутствии, чтобы есть вдвоем.

Мой отец больше не тот человек, каким я его помню. Человек, который прижимал меня к себе, когда я выбралась из этой Комнаты. Тому человеку не было и сорока. Высокий, сильный, могучий… Он любил жену и дочь. Они были средоточием его жизни.

Он командовал кораблями, выстроенными империей богатства, и все же находил для нас время.

Он бросил все, чтобы придумать, как выручить мою мать из того места. Бросил свой бизнес, друзей.

Меня.

Поэтому так странно видеть его сейчас. Без дел и занятий. В этом месте простора и отраженного света.