Кристин Раш - Мастер возвращений (сборник)

• Название: Мастер возвращений (сборник)
• Автор: Кристин Раш
• Жанр: Научная Фантастика

Американская писательница Кристин Кэтрин Раш родилась в США в 1960 году. Ее дебют как писательницы-фантаста состоялся в 1987 году (первый опубликованный рассказ «Sing»). С тех пор она снискала себе известность и как писатель-прозаик и как редактор.

На сегодняшний день Раш с одинаковым успехом работает в жанрах «твердой» научной фантастики, фэнтези, участвует в новеллизации популярных киносериалов: «Звездный путь», «Звездные войны», «Люди-Х».

К сегодняшному дню в активе автора около пятидесяти романов и более ста повестей и рассказов, премии Hugo, Locus, Asimov’s и многие другие. Книги с произведениями Кристин Кэтрин Раш изданы в пятнадцати странах. К большому сожалению в России Раш переводится и издается немного: единственный роман «Новое восстание» и несколько повестей и рассказов в журнальных вариантах.

Кристин Кэтрин Раш является первым писателем-фантастом выигравшим в одном году сразу три читательских премии: «Asimov's Readers Poll Awards», «Ellery Queen Readers Choice Award», «Science Fiction Age Readers Choice Award» за одно произведение-повесть «Echea», которая к тому же получила премию «Homer Award» и была также номинирована на престижные премии «Nebula», «Hugo», «Locus» и «Sturgeon».

Многие произведения Раш написаны в соавторстве с мужем, писателем-фантастом

Дином Уэсли Смитом, а также с Кевином Андерсоном, Ниной Кирики Хоффман и Джерри Олшеном.

Любителям фантастики, желающим познакомиться с творчеством Кристин Кэтрин Раш, необходимо помнить, что она часто пользуется псевдонимами: так некоторые произведения, написанные в соавторстве с Дином Уэсли Смитом издаются под именем Сэнди Скофилд или Кэтрин Уэсли, произведения в жанре детектива под именем Крис Нелскотт, а в жанре romance как Кристин Грэйсон.

Значительное место в творчестве Раш занимает редакторская деятельность. Вместе с Дином Уэсли Смитом она редактировала журнал «Pulphouse: The Hardback Magazine», а с 1991 по 1997 годы занимала пост главного редактора одного из ведущих американских научно-фантастических журналов «Fantasy & Science Fiction». Успешная редакторская деятельность отмечена в 1994 году премией «Hugo» в номинации «лучший редактор».

НАГРАДЫ:

1. The Gallery of His Dreams (повесть) — Премия «Локус»/ Locus Award, 1992 /.

2. Echea (короткая повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 1999 /.

3. Millennium Babies (короткая повесть) — Хьюго / Hugo Award, 2001 /.

4. The Disappeared — Премия «Индевор» / Endeavour Award, 2003 / (Лучшая книга в жанрах фантастики и фэнтези).

5. Нырнуть в крушение(повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2006 /.

6. Возвращение «Аполлона-8» (лучшее произведение малой формы) — Сайдвайз / Sidewise Awards, 2007 /. + Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2008 /.

7. Комната затерянных душ (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2009 /.

8. Broken Windchimes (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2009 /.

9. Becoming One With The Ghosts (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2010 /.

10. День красных писем (рассказ) — AnLab / AnLab award (Analog), 2010/.

11. City of Ruins — Премия «Индевор» / Endeavour Award, 2011 / (Лучшая книга в жанрах фантастики и фэнтези).

12. The Application of Hope (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2014 /.

13. Snapshots (рассказ) — AnLab award (Analog), 2015/.

(Неофициальное электронное издание)

---

Сильно колотится сердце. Я всего лишь слабая женщина, хотя многие считают меня суровой и жесткой. Тренеру приходится быть жестким. Я по-прежнему тренирую баскетбольные команды, хотя уроки давно не веду — школьное начальство решило, что лучше мне работать воспитателем, а не учителем. Это решение было принято двадцать с лишним лет назад, после моего первого Дня красных писем в школе Барака Обамы.

Я, наверное, единственная из учителей, кто действительно понимает, насколько жестоким может быть это мероприятие. На мой взгляд, неправильно уже то, что День красных писем вообще существует, а хуже всего — что он проводится именно в школе.

Иногда я думаю, этот день следовало бы сделать нерабочим, чтобы дети находились дома с родителями, когда получают красные письма. Или не получают. Такое тоже случается.

Сложность ситуации еще и в том, что мы не можем подготовиться к тому, что нас ждет, — учителя не имеют права просматривать письма заранее. Ничего не поделаешь, это запрещено законом об охране личной жизни.

И правилами путешествий во времени тоже. Существует только один — один-единственный — способ доставки писем: хронокурьер появляется непосредственно перед репетицией церемонии выпуска, раскладывает красные конверты по папкам и тут же исчезает. Письма в конвертах самые настоящие (никакой электроники), написаны от руки на бумаге старинного образца, которую использовали полтора века назад. Только такие письма доходят до адресата: бумага поддается проверке, подпись — идентификации, да и конверты надежно запечатаны и проштемпелеваны.

Очевидно, и в свершившемся будущем ошибки никому не нужны.

Все папки, кстати, надписаны, чтобы письмо попало точно по адресу. И тем не менее письмам полагается быть расплывчатыми и неопределенными.

Я не занимаюсь учениками, получившими свои письма. Для этого есть другие люди — профессиональные балаболы, как я их называю. За небольшое вознаграждение они исследуют текст и подпись, истолкуют смысл письма, а также постараются определить социальный статус, физическое и моральное состояние отправителя.

Я-то считаю, что именно это и превращает День красных писем в надувательство, но ученики не могут этого понять, ведь воспитатели (то есть я) в это время заняты теми, кто никакого письма не получил.

Выделить такого человека в толпе учеников непросто. А предсказать, кто из ребят не получит письма, мы не в состоянии. Об этом можно только догадываться, когда выпускник, поспешно отойдя в сторонку и открыв папку, вдруг застывает, а затем медленно поднимает изумленно-испуганные глаза.

В папке у него либо красный конверт, либо ничего.

А у нас даже нет возможности посмотреть, чья папка пуста.

* * *

Мой собственный День красных писем состоялся тридцать два года назад в школе Милосердной сестры Марии в городке Шейкер-Хайтс в Огайо. Это была маленькая католическая школа совместного обучения, принадлежавшая конгрегации Сестер милосердия. Сейчас она уже закрыта, но в то время пользовалась очень хорошей репутацией. Согласно каким-то там опросам, она считалась лучшей частной школой в Огайо, даже несмотря на некоторый консерватизм учебной программы и мощную религиозную составляющую.

К религии, впрочем, я была почти равнодушна, зато хорошо играла в баскетбол, поэтому целых три университета — Калифорнийский в Лос-Анджелесе, Невадский в Лас-Вегасе и Университет Огайо (знаменитые «Каштаны»[10], кстати, именно оттуда) предложили мне свои стипендии. Кроме того, скаут [11] профессиональной лиги, который тоже давно меня приметил, обещал, что я легко пройду пятиступенчатый отбор, если только стану профессионалкой сразу после школы, но мне все же хотелось получить высшее образование.

«Образование ты сможешь получить и позже, — твердил агент. — Любой самый престижный университет с радостью тебя примет, когда ты уже заработаешь славу и деньги».

Но я уже тогда была сообразительной и интересовалась судьбами тех, кто попал в большой спорт сразу после школы. Очень часто, получив серьезные травмы, эти ребята теряли контракты и деньги и в спорт уже не возвращались. Многим приходилось браться за любую работу, лишь бы заплатить за обучение. У большинства же до учебы дело и вовсе не доходило.

Те, кто удерживался в спорте, отдавали большую часть своего заработка всяким менеджерам, агентам и прочим дармоедам. А я смотрела на вещи трезво, и мне было ясно: я невежественная девчонка, у которой только и есть, что неплохие способности в обращении с мячом. Да, я была наивна, доверчива и малообразованна, однако для меня было очевидно, что жизнь продолжается и после тридцати пяти, когда даже самые одаренные спортсменки начинают терять форму.

А о своем будущем я задумывалась достаточно часто. Что со мной будет после тридцати пяти? Я ни секунды не сомневалась: как только мне исполнится пятьдесят, мое будущее «я» напишет мне письмо и поможет определиться с выбором.

Тогда я считала так: все сводится либо к университету, либо к профессиональному спорту. О том, что будет, что может быть иной вариант, я не задумывалась.

Как известно, любой, кто захочет, точнее — каждый, кто ощутит подобную необходимость, может написать письмо себе прошлому. И это письмо будет доставлено адресату накануне выпуска, когда тинейджеры теоретически уже взрослые люди, но фактически еще находятся под опекой школы.

В соответствии с рекомендациями письмо должно быть вдохновляющим. Оно также может предостерегать прошлое «я» от какого-то недоброжелателя, нелепой случайности или неправильного решения.

Но только от кого-то или чего-то одного.

Статистика гласит: большинство взрослых избегают предостережений и советов. Их жизнь нравится им такой, какая она есть. Взяться за письмо их может побудить только желание ничего не менять в собственном прошлом.

И только те, кто допустил серьезную ошибку или просчет, кто однажды выпил лишнего и принял неправильное решение — попал в аварию, лишился лучшего друга или вступил в случайную связь, — пишут письма с предостережениями.

Но любое более или менее ясное предостережение ведет к изменению реальности. Перед человеком, когда он молод, лежит сразу несколько вариантов жизненного пути, и взрослый, когда пишет такое письмо, надеется, что его прошлое «я» избежит роковой ошибки. Но если подросток последует совету, тогда его прошлое «я» получит письмо от взрослого, каким он никогда не станет. Такой молодой человек вырастет благоразумным и осторожным взрослым, сумевшим избежать той пьяной ночи, которая когда-то сломала ему жизнь, а этот новый взрослый, в свою очередь, напишет себе прежнему уже другое письмо, предупредит о другой опасности или наоборот — многословно и туманно расскажет о своем обеспеченном и блестящем настоящем. И так может продолжаться до бесконечности.

На эту тему написано немало научных трудов, а дискуссии о последствиях все не утихают. Вынесено немало судебных решений, принята куча законов и поправок к ним, но ситуация остается столь же запутанной.

Все это возвращает меня к той ужасной минуте, которую я много лет назад пережила в часовне Милосердной сестры Марии.

Репетиция выпускной церемонии у нас проходила совсем не так, как в школе имени Барака Обамы. Не помню точно, когда именно она состоялась; кажется, тоже в последнюю перед выпуском неделю, но только не в понедельник, а позже.

День красных писем в школе Милосердной сестры Марии мы провели в молитвах. В принципе, каждый учебный день начинался у нас с того, что ученики шли к мессе. Однако в этот день выпускной класс должен был отсидеть дополнительную службу, включавшую молитву о прощении грехов и проповедь о противоестественности того, что требовал закон от администрации школы Милосердной Марии.

В нашем учебном заведении День красных писем терпели как неизбежное зло. Создававшаяся в традициях католической церкви школа Милосердной Марии выступала против путешествий во времени, поскольку еще очень давно — задолго до моего рождения — Папа объявил такие путешествия мерзостью, противной воле Провидения.

Аргументы Церкви вам наверняка известны. «Если бы Господу было угодно, чтобы мы путешествовали во времени, — заявляли богословы, — Он в своей неизреченной мудрости Сам наделил бы нас этой способностью». На это ученые возражали: «Если бы Бог хотел, чтобы люди могли путешествовать во времени, Он дал бы человеку возможность постичь природу этих путешествий… И пожалуйста, Он так и сделал!».

Даже сейчас все споры фактически сводятся к тому же самому.

Поначалу, впрочем, путешествия во времени были уделом людей богатых и влиятельных. Вероятно, возникновение множества альтернативных реальностей пугало их меньше, чем остальных. А может, богатым это было просто безразлично — ведь, как заметил знаменитый (но мало читаемый) американский писатель XX века Скотт Фицджеральд, «они не похожи на нас с вами» [12].