Кристин Раш - Мастер возвращений (сборник)

• Название: Мастер возвращений (сборник)
• Автор: Кристин Раш
• Жанр: Научная Фантастика

Американская писательница Кристин Кэтрин Раш родилась в США в 1960 году. Ее дебют как писательницы-фантаста состоялся в 1987 году (первый опубликованный рассказ «Sing»). С тех пор она снискала себе известность и как писатель-прозаик и как редактор.

На сегодняшний день Раш с одинаковым успехом работает в жанрах «твердой» научной фантастики, фэнтези, участвует в новеллизации популярных киносериалов: «Звездный путь», «Звездные войны», «Люди-Х».

К сегодняшному дню в активе автора около пятидесяти романов и более ста повестей и рассказов, премии Hugo, Locus, Asimov’s и многие другие. Книги с произведениями Кристин Кэтрин Раш изданы в пятнадцати странах. К большому сожалению в России Раш переводится и издается немного: единственный роман «Новое восстание» и несколько повестей и рассказов в журнальных вариантах.

Кристин Кэтрин Раш является первым писателем-фантастом выигравшим в одном году сразу три читательских премии: «Asimov's Readers Poll Awards», «Ellery Queen Readers Choice Award», «Science Fiction Age Readers Choice Award» за одно произведение-повесть «Echea», которая к тому же получила премию «Homer Award» и была также номинирована на престижные премии «Nebula», «Hugo», «Locus» и «Sturgeon».

Многие произведения Раш написаны в соавторстве с мужем, писателем-фантастом

Дином Уэсли Смитом, а также с Кевином Андерсоном, Ниной Кирики Хоффман и Джерри Олшеном.

Любителям фантастики, желающим познакомиться с творчеством Кристин Кэтрин Раш, необходимо помнить, что она часто пользуется псевдонимами: так некоторые произведения, написанные в соавторстве с Дином Уэсли Смитом издаются под именем Сэнди Скофилд или Кэтрин Уэсли, произведения в жанре детектива под именем Крис Нелскотт, а в жанре romance как Кристин Грэйсон.

Значительное место в творчестве Раш занимает редакторская деятельность. Вместе с Дином Уэсли Смитом она редактировала журнал «Pulphouse: The Hardback Magazine», а с 1991 по 1997 годы занимала пост главного редактора одного из ведущих американских научно-фантастических журналов «Fantasy & Science Fiction». Успешная редакторская деятельность отмечена в 1994 году премией «Hugo» в номинации «лучший редактор».

НАГРАДЫ:

1. The Gallery of His Dreams (повесть) — Премия «Локус»/ Locus Award, 1992 /.

2. Echea (короткая повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 1999 /.

3. Millennium Babies (короткая повесть) — Хьюго / Hugo Award, 2001 /.

4. The Disappeared — Премия «Индевор» / Endeavour Award, 2003 / (Лучшая книга в жанрах фантастики и фэнтези).

5. Нырнуть в крушение(повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2006 /.

6. Возвращение «Аполлона-8» (лучшее произведение малой формы) — Сайдвайз / Sidewise Awards, 2007 /. + Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2008 /.

7. Комната затерянных душ (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2009 /.

8. Broken Windchimes (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2009 /.

9. Becoming One With The Ghosts (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2010 /.

10. День красных писем (рассказ) — AnLab / AnLab award (Analog), 2010/.

11. City of Ruins — Премия «Индевор» / Endeavour Award, 2011 / (Лучшая книга в жанрах фантастики и фэнтези).

12. The Application of Hope (повесть) — Премия читателей журнала «Азимов» / Asimov's Readers' Awards, 2014 /.

13. Snapshots (рассказ) — AnLab award (Analog), 2015/.

(Неофициальное электронное издание)

---

И тут догадка молнией вспыхивает в моем мозгу. Я знаю, почему никто из нас четверых не получил письма. Я знаю, почему не получила письма я, хотя до пятидесятилетия мне осталось каких-то несчастных две недели, и я уже твердо решила написать себе прошлой хотя бы несколько строк.

Лизбет крепко сжимает красный конверт, в другой ее руке внезапно появляется маленький пластиковый пистолет. Оружие, которое нельзя иметь никому — ни учащимся, ни взрослым.

Никому.

— Ложись! — кричу я, а сама бросаюсь к Лизбет.

Но она уже стреляет, только не в меня, а в Джей-Джея, который не успел упасть.

К счастью, Эстебан уже лежит на полу, а Карла… Карла, стоявшая на полшага позади меня, прыгает вперед почти одновременно со мной.

Вместе мы сбиваем Лизбет с ног, и я вырываю у нее оружие. Потом мы с Карлой держим ее, а к нам отовсюду бегут люди: взрослые и ученики, все еще сжимающие в руках свои красные письма.

Вскоре в кабинете собирается целая толпа. Наручников у нас нет, но кто-то приносит веревку. Кто-то связывается с экстренными службами через вживленный под кожу специальный чип. Такой есть и у меня; я должна была бы им воспользоваться и, вероятно, воспользовалась в какой-то другой реальности, в другой жизни — в той, где я так и не написала свое письмо. Наверное, тогда я отправила тревожный сигнал, а потом попыталась что-то сказать, как-то успокоить Лизбет, но она начала стрелять и убила всех четверых.

Сейчас же пострадал только Джей-Джей. Он неподвижно лежит на полу, под ним медленно растекается лужа крови. Тренер по футболу пытается остановить кровотечение, и кто-то, кого я никак не могу узнать, ему помогает. Я им не нужна — они и так делают все, что полагается, — и мне остается только ждать «скорую» вместе с остальными.

Прибегает школьный охранник, он надевает на Лизбет наручники и кладет пистолет на стол. Мы все смотрим на оружие, и учительница английского Энни Сэндерсон выговаривает охраннику:

— Вы должны были тщательно проверять каждого, а сегодня — особенно! Ведь вас для этого и нанимали.

Директор устало ее одергивает, и Энни замолкает. Мы все знаем, что Дни красных писем нередко приводят к трагическим последствиям. Их поэтому и проводят в школе, чтобы не допустить распада семей и расстрела лучших друзей и работодателей. Школы, говорят нам, в состоянии поддерживать порядок и не допускать насилия. И хотя это не так, тем, кто попытается использовать подобные случаи как повод для отмены Дней красных писем, все равно не удастся ничего изменить, потому что остальные — люди, получившие хорошие письма или письма-предостережения и сумевшие избежать ошибок, а также многочисленные эксперты, политики, родители — все равно будут твердить, что от этих Дней пользы больше, чем вреда.

За исключением, естественно, родителей Джей-Джея. Они не узнают, когда именно их сын лишился будущего. В тот день, когда познакомился с Лизбет? Или в тот, когда я предупреждала его, что девушка с ума по нему сходит, а он не послушал? Или несколько минут назад, когда не успел упасть на пол?

Я тоже этого не знаю и не узнаю никогда.

И тут я делаю то, чего в других обстоятельствах никогда бы себе не позволила. Я хватаю со стола конверт Лизбет.

Скачущий, неразборчивый почерк.

«Давай завязывай с этим. Джей-Джей тебя не любит и никогда тебя не полюбит.

Выкинь его из головы, сделай вид, что он никогда не существовал.

Проживи жизнь лучше, чем я.

И выбрось пушку».

Выбрось пушку…

Как я и думала, однажды Лизбет уже совершила убийство.

Интересно, спрашиваю я себя, отличается ли это письмо от того, которое девчонка получила в прошлый раз? И если отличается, то чем?..

«И выбрось пушку».

Новая это строка или в прошлый раз она тоже была? Неужели девушка снова проигнорировала собственный совет?

Голова идет кругом.

Сердце сжимается от боли.

Всего несколько минут назад я злилась на Джей-Джея, а теперь он мертв.

Он мертв, а я жива.

И Карла.

И Эстебан.

Я пробираюсь к ним. Карла, похоже, успокаивается; Эстебан все еще бледен. Наверное, это шок, думаю я. Слева на его лице и рубашке засыхают брызги крови.

Я показываю им письмо, хотя и не должна этого делать.

— Вот вероятная причина, по которой мы, все четверо, не получили своих писем, — говорю я. — Но сегодня все произошло не так, как в прошлый раз. Сегодня мы с вами выжили.

Не знаю, понимают ли они меня. Я в этом не уверена.

Кажется, я и сама не очень-то понимаю.

В кабинете появляются врачи и полиция. Они констатируют факт смерти Джей-Джея, уводят Лизбет, остальных начинают допрашивать. Я отдаю полицейскому красный конверт, но не признаюсь, что мы читали письмо.

Думаю, он сам догадался.

В голове снова проносятся недавние событиями я думаю, что это, наверное, мой последний День красных писем в школе имени Барака Обамы, пусть даже мне и удастся благополучно протянуть оставшиеся до моего пятидесятилетия недели.

Ожидая, пока придет мой черед давать показания, вдруг задумываюсь: стану ли я писать послание собственной юности после всего, что случилось? Смогу ли я выразить свою мысль так, чтобы прежняя я прислушалась к себе будущей? Ведь слова так легко неправильно понять.

Или неправильно прочесть.

Наверное, думаю я, в своем письме Лизбет увидела только первую строчку. До слов «И выбрось пушку» она просто не дошла, не добралась даже до «Выкинь из головы…», потому что к этому моменту в этой самой голове уже все перемкнуло.

Но, возможно, в первый раз Лизбет этого и не писала. Или, попав в петлю времени, она пишет эти слова снова и снова, жизнь за жизнью, но не может разорвать трагический круг событий.

Я этого не знаю и никогда не узнаю.

И никто не узнает.

Все это и превращает День красных писем в бессмыслицу. Разве письмо из будущего удерживает нас на стезе добродетели? Или наоборот — отсутствие письма подстегивает нас и дает дополнительные силы?

Напишу ли я письмо, в котором попрошу себя прошлую позаботиться о Лизбет, как только ее встречу? Или лучше сразу посоветовать себе идти в большой спорт, несмотря ни на что? Предотвратит ли это сегодняшний кошмар?

Я не знаю.

И никогда не узнаю.

Возможно, прав был отец Бруссар, когда утверждал, что будущее скрыл от нас Сам Господь. Быть может, Ему было угодно, чтобы мы двигались по времени, не зная, что нас ждет впереди, и учились прислушиваться к голосу своей души, чтобы сделать единственно правильный выбор.

Кто знает?..

А может, письма вообще не имеют никакого значения. Быть может, особое внимание, которое уделяют некоторые этому дню и посланию от своего будущего «я», имеет не больше смысла, чем ежегодное празднование Четвертого июля, потому что на самом деле День красных писем ничем не отличается от остальных дней, и это мы придумали отмечать его особыми церемониями и считать крайне значительным.

Я не знаю.

И никогда не узнаю, проживи я еще хоть две недели, хоть два десятка лет.

Джей-Джей все равно не воскреснет, Лизбет будет жить дальше, а мое будущее — каким бы оно ни было — как и прежде, останется покрытым тайной.

Будущее должно быть тайной.

Тайной оно и останется.

СИНИЕРСОРС

Kristine Kathryn Rusch. SeniorSource. 2008.

Малыш лежал в грязи лицом вниз. Бурая грязь была мелкой, сухой и рассыпчатой.

Я думал, что он свалился за пределами купола, но это не совсем соответствовало тому, что я видел сейчас. Тело было невредимым и, значит, не подверглось жесткому излучению истинной Луны.

Но тут что-то мокрое столкнулось с моей рубашкой, напрочь испортив иллюзию пребывания на месте преступления и вернув меня на рабочую станцию СиниерСорса. [16]

Я рывком стащил защитную маску и пустил ее в свободное плавание. Затем оторвался от рабочей станции, чтобы поплавать рядом с ней. С полдюжины собравшихся здесь цеплялись за свои станции, прячась за очками, закрывавшими глаза, уши и нос. Кое-кто пристегнул себя ремнями, чтобы, увлекшись, не отпустить станцию и не врезаться в приборы, закрепленные на другой стороне рабочей зоны.

Маска была не единственной вещью, дрейфующей рядом со мной. Тут же плавали капли некоей коричневой жидкости. Почти все собрались у моего левого бока, как фаланга коричневых шариков, выстроившихся перед атакой.

— Марвин! — рявкнул я. — Кофе опять убежал!

Марвин Пирс, щурясь, выглянул из-за двери, ведущей на общую кухню, и отплыл в сторону, сжимая дверной косяк. С того места, где находился я, были видны только лысина, глаза и нос, как на рисунке типа «здесь был Килрой»,[17] которые последнее время стал рисовать один из старейшин на стене (при постоянном вращении здесь нет того, что можно назвать потолком или полом в обычном понимании).

Голубые глаза Марвина лукаво поблескивали. Отталкиваясь руками, он пробирался в рабочую ВР-лабораторию и при этом ухмылялся, как трехлетний проказник.