Семен Букчин - Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

• Название: Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
• Автор: Семен Букчин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7784-0365-9

Имя Власа Дорошевича (1865–1922), журналиста милостью божьей, «короля фельетонистов», — одно из самых громких в истории отечественной прессы. Его творчество привлекало всеобщее внимание, его карьера переживала бурные взлеты и шумные скандалы. Писатель, доктор филологических наук Семен Букчин занимается фигурой Дорошевича более пятидесяти лет и знает про своего героя буквально всё. На обширном документальном материале (с использованием дореволюционных газет и журналов, архивных источников) он впервые воссоздает историю жизни великого журналиста, творчество которого высоко ценили Лев Толстой, Чехов, Горький. Чувство юмора и трагическое восприятие мира, присущие Дорошевичу, его острословие и зоркость критического взгляда — всё передано Букчиным с равной убедительностью. Книга станет существенным вкладом в историю русской литературы и журналистики.

---

Конечно же, его влекут и живописная экзотика и мудрая красота Востока. В древних обычаях и вековых религиозных традициях он ищет ответа на вопросы, которые человечество постоянно задает себе. Здесь он видит глубинный и неисчерпаемый источник «вечного знания». Поэтому так характерен для «фольклорной части» творчества Дорошевича мотив «о происхождении». Множество сказок и легенд он посвятит как происхождению человеческих достоинств и пороков, так и истории культов, богов, мифов и связанных с ними святых мест, возникновению преданий о таинственных точках земного шара и даже о технических открытиях, какова, к примеру, «Легенда о происхождении пороха». Впрочем, это может быть и легенда, посвященная истории того или иного города, селения («Легенда о происхождении Монако», «Легенда о происхождении кавказских минеральных вод»). Нередко в легенду «о происхождении» входят и непосредственные авторские наблюдения. В отправлявшихся в редакцию «Одесского листка» из разных портов, куда заходил «Ярославль», текстах восточных сказаний и легенд, как правило связанных с местами, через которые проходил корабль, Дорошевич не только «экзотичен», но и подчас фельетонно заострен. Легенду о происхождении Босфора, в которой Посейдон ударяет трезубцем «по полосе земли, отделявшей Черное море от Мраморного», он завершает неожиданным пассажем на тему «восточного вопроса», суть которого, как выяснили жаждавшие сойти на берег русские туристы, заключается в том, берут или не берут турецкие власти «бакшиш»[508]. В сказании об Адене, где находятся знаменитые гигантские каменные цистерны, наполняемые дождевой водой, как и в аравийской легенде «Страшный суд», звучат вполне современные мотивы противостояния арабского фундаментализма и «неверных» европейцев[509]; И уже не в легенде, а в очерковых набросках «Четыре призрака (Из записной книжки туриста)» он рассказывает о непримиримых радикалах «в мусульманском духовенстве», «распаленное воображение» которых «рисует им картины священной войны во славу Аллаха и его великого Пророка», верящих, «что мир будет принадлежать правоверным и что во всех храмах всего мира будут раздаваться гнусливые завывания софт»[510].

Вместе с тем для Дорошевича очевидны и плоды колониальной политики на Востоке. В Индии он особенно почувствовал бесправие жителей страны в условиях, созданных там англичанами. Герой легенды «Сон индуса», тот самый Инду, «на котором английские леди катаются на дженериках, словно на вьючных животных», «дровосек, прачка, проводник слонов или каменотес — глядя по обстоятельствам», видит во сне, что он предстал пред высшими божествами индуистского пантеона, которые решили показать ему «вечную жизнь». Он увидел поистине счастливых людей, «настоящих праведников севера, востока, юга и запада», и одновременно ужасных чудовищ, превращающих «грешников в скорпионов, жаб, змей, прочих нечистых животных». Он услышал голоса предков, превратившихся в высокие пальмы, яркие цветы и плоды. И когда он проснулся от удара сапогом своего хозяина, назвавшего его «ленивой канальей», то улыбнулся, потому что «знал кое-что, о чем и не догадывался мистер Джон»[511].

Эти публикации в «Одесском листке» явились продолжением «восточной темы» в творчестве Дорошевича, начавшейся несколькими легендами в «Московском листке». Но источником служат уже не столько книжные сюжеты, сколько собственные наблюдения и знания, приобретенные во время путешествий. Тема эта будет развиваться в нескольких национальных аспектах — арабском, индийском и китайском. Позже они оформятся в такие циклы, как «Сто золотых китайских сказок», «Турецкие сказки», «Индийские легенды», «Арабские сказки». Поначалу это произведения больше экзотического характера. Психологическая и социальная нагрузка в сказках и легендах этого времени, как в той же «Легенде о просхождении клеветников», еще относительно невелика. Экзотика преобладает в японских зарисовках «Гейши», публиковавшихся с подзаголовком «Игрушечные нравы игрушечной страны»[512]. Хотя и они имели несомненное познавательное преимущество для читателя, мало осведомленного о японском быте. Тем более любопытной и даже смелой выглядит попытка Дорошевича уже с чисто художественными средствами вторгнуться в такую своеобразную тему, как семейные отношения в Китае. В иллюстрированном приложении к «Одесскому листку» в ноябре 1897 года публикуется «Му-Сян. Китайский роман»[513]. Слово роман употреблено здесь как синоним любви. В центре этого небольшого по объему повествования трагические судьбы двух влюбленных, ставших жертвами переживших века жестоких феодальных порядков. Будучи произведением отличным от восточных сказок и легенд, «Му-Сян» вместе с тем примыкает к ним прежде всего характерной «сказительной» манерой. Его образы живые, реальные, и в то же время в них явственны черты народного предания, легенды.

Абсолютным контрастом в сравнении с застывшим в веках, медитирующим Востоком стал Запад — американские впечатления Дорошевича. Цикл очерков «Америка (Из моего путешествия по Соединенным Штатам)»[514] представляет собой своего рода художественно-социологическое исследование, о чем говорят и сами названия — «Янки и его душа», «Американские газеты», «Американские адвокаты», «Янки в области литературы и искусства». Дорошевич развивает «американскую тему» в русской литературе и журналистике, начатую очерками Г. А. Мачтета, запечатлевшими жизнь США 1870–1880-х годов, после окончания гражданской войны, и продолженную повестью В. Короленко «Без языка», а затем публицистическими циклами М. Горького «В Америке» и «Мои интервью» (1906 г.). Сатирические краски преобладают в изображении самодовольного и суперактивного янки, для которого «доллар — это все!» Но при этом отмечается «понятное самохвальство богача, который ничего не получил по наследству, а все создал только своим трудом». Эти «беглецы из Европы» действительно создали «великую Америку», хотя многое претит в ней русскому журналисту. Прежде всего витающий над всем дух чистогана. В Штатах Дорошевич неожиданно увидел нечто сближающее их с Одессой, в преуспевающем янки обнаружились черты одесского миллионера. И тому и другому близка забота богачей, содержащих публичные дома, о высокой нравственности. Он был свидетелем сцены, когда в нью-йоркском порту отправляли на пароходе обратно в ее страну молодую беременную итальянку, и, естественно, возмутился этой буржуазной «добропорядочностью»: «Америка, улицы которой по вечерам переполнены падшими женщинами, приходит в ужас от девушки, готовящейся стать матерью».

Протест вызывает и мещански-потребительское отношение янки к искусству, когда «произведение ценят тем выше, чем дороже оно стоит <…> И вы кончаете тем, что не идете осматривать музей, от которого так воняет деньгами». Когда он явился в редакцию «Нью-Йорк Геральд Трибюн» и отрекомендовался сотрудником русской газеты, с ним стали разговаривать только после того, как он показал номер «Одесского листка» и американцы увидели, что гость представляет «very big newspaper», поскольку в Америке ценится «все большое». В свою очередь, ему «было дико брать в руки эти отпечатанные на отличных машинах огромные листы объявлений, именующие себя „газетами“». Отталкивала и доходящая до полного пренебрежения моралью страсть к сенсации и стремление свести газету к «винегрету из рисунков».

Отмечая «здравый смысл» американцев, Дорошевич не может пройти мимо такого явления, как распространенность суеверий в американском обществе, наполненном всевозможными «пророками» и «медиумами». И находит объяснение этому явлению: «Это протест духа, запертого в ходячую машину. Это естественная, законная реакция! Янки должен увлекаться всем сверхъестественным, потому что доллар — это уж слишком положительно. „Надо же что-нибудь для души“. Ах, плохо жить душе у бизнесмена: ее кормят куда хуже, чем тело». По-своему протестует и душа американского негра, о чем свидетельствует очерк «Черная Маргарита». В поставленном в Огдене спектакле по трагедии Гете «Фауст» Маргариту играла негритянка, что составляло предмет гордости местных негров. Они бурно переживали за судьбу девушки и радовались тому, что Фауст готов ради нее продать душу дьяволу. Но на следующий день (спектакль шел три дня), во время второго действия, разыгрался страшный скандал: когда Фауст отказался жениться на Маргарите и убил ее брата Валентина, разгневанные черные зрители хлынули на сцену, грозя судом Линча «этому негодяю» и «его гнусному сообщнику, дьяволу». Антрепренер проявил стойкость и, вместо того чтобы быстро убраться восвояси, напечатал в городской газете статью, в которой извинялся перед зрителями за поступки доктора Фауста и одновременно просил их проявить терпение и дождаться окончания спектакля. И зрители в самом деле были вознаграждены: в конце спектакля сатана проваливался в ад, Фауст женился на Маргарите, и их брак благословлял «доблестный негр Валентин, который, оказывается, был только ранен и которого по ошибке сочли за мертвого». С тех пор «Фауст» триумфально идет во всех городах Америки, «где есть хоть тысяча негров»[515].