Артур Конан Дойл - Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли)

• Название: Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли)
• Автор: Артур Конан Дойл
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090712-0

Военный врач Джон Ватсон, вернувшись из Афганистана в Лондон, ищет недорогое жилье. Его соседом по квартире оказывается загадочный Шерлок Холмс — «сыщик-консультант», раскрывающий самые запутанные преступления. И когда череда таинственных убийств ставит в тупик лондонскую полицию, за дело берется неподражаемый Холмс!

---

— Нет, сэр.

— А Лестрейд?

— Нет, сэр.

— Тогда пойдем осмотрим комнату. — С этим довольно непоследовательным замечанием Холмс направился в дом, Грегсон, с озадаченным выражением лица, последовал за ним.

Небольшой коридор, пыльный, с обшарпанными стенами, вел в кухню и комнаты прислуги. Справа и слева в нем имелось две двери. Одна, судя по всему, уже давно не открывалась. Другая вела в столовую, в которой и произошло таинственное событие. Холмс вошел в эту дверь, я последовал за ним с тягостным чувством, которое всегда вызывает соприкосновение со смертью.

Мы оказались в большой квадратной комнате, которая из‑за отсутствия мебели казалась еще больше. Стены были оклеены крикливыми, безвкусными обоями, в потеках сырости. Местами обои отстали от стены и свисали вниз, обнажая желтую штукатурку. Напротив двери располагался вычурный камин с полкой из поддельного мрамора. На ней стоял огарок красной восковой свечи. Из единственного окна, невероятно грязного, в комнату проникал тусклый, неверный свет, придавая всему сероватый оттенок, подчеркнутый покрывавшим комнату толстым слоем пыли.

Но все это я заметил только потом. Сначала внимание мое обратилось к мрачной неподвижной фигуре, распростертой на половицах; пустые незрячие глаза уставились в грязный потолок. Это был мужчина лет сорока трех — сорока четырех, среднего роста, широкоплечий, с курчавыми темными волосами и короткой жесткой бородкой. Одет он был в сюртук из плотного сукна, который дополняли жилет, светлые брюки, безупречный воротничок и манжеты. Хорошо вычищенный, мало поношенный цилиндр лежал на полу рядом с ним. Кулаки покойного были стиснуты, руки раскинуты, ноги же переплелись, — похоже, агония была мучительной. На перекошенном лице застыло выражение ужаса и, как мне показалось, ненависти — мне еще никогда не доводилось видеть подобного. Злобные, искаженные черты в сочетании с низким лбом, приплюснутым носом и выступающей нижней челюстью делали его похожим на примата — впечатление это подкреплялось неестественной, вывернутой позой. Мне доводилось видеть смерть в разных ее формах, но никогда она не казалась столь жуткой, как в этой темной, запущенной комнате, выходившей окнами на одну из главных магистралей лондонского пригорода.

Лестрейд, щуплый, похожий на хорька, стоял у двери; он приветствовал меня и моего спутника.

— Это дело, сэр, наверняка наделает шуму, — заметил он. — Даже я, стреляный воробей, ничего такого не припомню.

— И ни одного ключа к разгадке? — поинтересовался Грегсон.

— Ни одного, — ответил Лестрейд.

Шерлок Холмс подошел к трупу и, опустившись на колени, внимательно его рассматривал.

— Вы уверены, что на теле нет ран? — спросил он, указывая на пятна и потеки крови по всей комнате.

— Абсолютно! — воскликнули оба сыщика.

— Значит, это кровь второго участника драмы — предположительно, убийцы, если тут вообще имело место убийство. Мне это напоминает обстоятельства смерти Ван-Йенсена в Утрехте в тридцать четвертом году. Вы помните это дело, Грегсон?

— Нет, сэр.

— Перечитайте его — оно того стоит. Нет ничего нового под солнцем. Все уже случалось раньше.

Пока он это говорил, его ловкие пальцы порхали по всему телу, ощупывая, нажимая, расстегивая, исследуя, а в глазах застыло то самое отрешенное выражение, о котором я уже говорил раньше. Осмотр был произведен так стремительно, что никто не догадался, каким он был тщательным. Под конец Холмс понюхал губы мертвеца, а потом глянул на подошвы его лакированных ботинок.

— Тело не перемещали? — спросил он.

— Только чуть-чуть, пока осматривали.

— Можно везти в морг, — сказал Холмс, — все, что мог, он нам уже сказал.

У Грегсона под рукой были четыре парня с носилками. По его приказу они вошли в комнату, подняли покойника и вынесли наружу. Когда тело приподняли, на пол с тихим звоном упало и покатилось по доскам золотое кольцо. Лестрейд схватил его и озадаченно на него уставился.

— Здесь была женщина! — воскликнул он. — Это дамское обручальное колечко.

С этими словами он протянул его нам на раскрытой ладони. Мы сгрудились вокруг. Несомненно, этот золотой ободок когда-то украшал палец новобрачной.

— Это еще сильнее запутывает дело, — проговорил Грегсон. — А оно, видит бог, и без того запутанное.

— А вы уверены, что не распутывает? — возразил Холмс. — И хватит на него глазеть, нам это ничего не даст. Что у убитого было в карманах?

— Все здесь, — ответил Грегсон, показывая на нижнюю ступеньку лестницы. — Золотые часы от лондонского мастера Барро, номер 97163. При них золотая цепочка, очень толстая и массивная. Золотое кольцо с масонской эмблемой. Золотая булавка — голова бульдога с рубиновыми глазами. Футляр из русской кожи, в нем карточки на имя Еноха Д. Дреббера из Кливленда; это соответствует инициалам Е. Д. Д. на белье. Бумажника нет, но в карманах нашлось семь фунтов тринадцать шиллингов. Карманное издание «Декамерона» Боккаччо, на форзаце имя некоего Джозефа Стэнджерсона. Два письма, одно на имя Е. Д. Дреббера, другое — Джозефа Стэнджерсона.

— На какой адрес?

— Контора Американской биржи на Стрэнде, до востребования. Оба письма из судоходной компании «Гион», и речь идет об отплытии их судов из Ливерпуля. Судя по всему, этот несчастный собирался возвращаться в Нью-Йорк.

— Вы что-нибудь узнали об этом Стэнджерсоне?

— Первым делом, сэр, я дал объявление в газету, — доложил Грегсон, — а один мой сотрудник отправился на Американскую биржу, но еще не вернулся.

— В Кливленд телеграфировали?

— Сегодня утром.

— Что говорилось в телеграмме?

— Мы просто изложили факты и сказали, что будем рады любой информации.

— Вы не запросили никаких подробностей относительно того, что представляется вам самым важным?

— Я спросил о Стэнджерсоне.

— И больше ничего? Вы разве не видите, что в этом деле есть одно важнейшее обстоятельство? Вы не пошлете еще одну телеграмму?

— Все, что я хотел сказать, я сказал, — с оскорбленным видом заявил Грегсон.

Шерлок Холмс тихо усмехнулся и собирался было что-то ответить, но тут в комнате появился Лестрейд — пока мы разговаривали в прихожей, он прошел в гостиную; он потирал руки с напыщенным и самодовольным видом.

— Мистер Грегсон, — заявил он, — я только что нашел улику чрезвычайной важности, которую, безусловно, просмотрели бы, если бы я не произвел тщательного осмотра стен.

Глаза тщедушного человечка так и сияли, он с трудом скрывал свой восторг — чувствовалось, что он страшно рад обставить коллегу.

— Идите сюда, — проговорил он, заталкивая нас в комнату, где воздух, казалось, стал чище после отбытия ее мрачного обитателя. — Встаньте вон там.

Он чиркнул спичкой о ботинок и поднес огонек к стене.

— Вот, взгляните! — воскликнул он победоносным тоном.

Я уже говорил раньше, что местами обои отклеились от стен. В этом углу комнаты отвалился целый кусок, под которым обнаружился желтый квадрат неровной штукатурки. На ней было кроваво-красными буквами нацарапано одно слово:

RACHE

— Ну и как? — вскричал Лестрейд с видом фокусника, показавшего удачный трюк. — Надпись не заметили, потому что это самый темный угол и никто не додумался сюда заглянуть. Убийца написал — или написала — это слово своей кровью. Видите этот потек на стене? Как бы то ни было, о самоубийстве можно забыть. А почему выбрали именно этот угол? Сейчас я вам скажу. Видите свечу на камине? Тогда она горела, и этот угол был самым светлым, а не самым темным.

— Ну ладно, вы эту штуку нашли, но что она означает? — пренебрежительным тоном поинтересовался Грегсон.

— Что означает? А то, что этот человек хотел написать женское имя Рашель, но потом ее или его спугнули. Вот увидите, когда мы докопаемся до сути, в этом деле окажется замешана некая дама по имени Рашель. И нечего хихикать, мистер Шерлок Холмс. Конечно, вы человек грамотный и толковый, но, что ни говори, старая ищейка — она любого обставит.

— Прошу прощения, — извинился мой приятель: его громкий хохот не на шутку разозлил тщедушного сыщика. — Честь этого открытия, безусловно, принадлежит вам, и, как вы сказали, по всем признакам это написано вторым участником ночной трагедии. Я пока не успел осмотреть комнату, но, с вашего позволения, займусь этим сейчас.

Затем он вытащил из кармана рулетку и большую круглую лупу. Вооружившись ими, он бесшумно задвигался по гостиной, иногда останавливаясь, временами вставая на колени, а один раз он и вовсе лег на пол. Холмс был так поглощен этим занятием, что, похоже, забыл о нашем присутствии: он все время бормотал себе под нос — сумбурный поток восклицаний, ворчания, свиста и негромких удовлетворенных вскрикиваний. В этот момент он невольно напомнил мне чистокровную, хорошо выдрессированную ищейку, которая мечется по подлеску, повизгивая от возбуждения, рьяно отыскивая потерянный след. Разыскания продолжались минут двадцать: Холмс дотошно замерял расстояние между какими-то невидимыми мне следами, а иногда со столь же непостижимыми целями прикладывал рулетку к стенам. В одном месте он аккуратно собрал с пола щепотку серой пыли и сложил ее в конверт, после чего рассмотрел в лупу слово на стене, надолго задерживаясь на каждой букве. Наконец, довольный результатами, он спрятал лупу и рулетку в карман.