Алексей Олейников - Левая рука Бога

• Название: Левая рука Бога
• Автор: Алексей Олейников
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-087337-1

Мир возможного будущего. Новый Российский Союз находится в глухом противостоянии со странами Запада. Лишенный доступа к высоким технологиям, в жесткой гонке вооружений, НоРС бросает все свои силы в неизвестные области знания, где наука смыкается с верой, в тонкие пространства, где дремлют силы, которые лучше не будить. Чтобы попасть туда, мало термоядерных реакторов и гигаваттных установок. Нужна вера – такая откровенная и безоглядная, какая может быть только у детей. Но что произойдет, когда подростки получат настоящую Силу? Что они выберут, на что решатся, если внутри каждого – его собственная ядерная бомба обид, страхов, надежд и мечтаний?

---

– Ага, – сказал Денис. – Потому что одинаковые, да?

Катя кивнула.

– Два сапога пара. Папа у Аслана – сотник береговой дружины Особого приказа.

Денис поежился.

– Ничего себе.

– А я тебе о чем. О, кажется, он тебе до сих пор не простил последнего прогона. Зачем ты его камнями завалил?

– Он сомневался, что я смогу достоверно передать горы, – пожал плечами Денис. – Надеюсь, лавина его убедила.

Катя ойкнула:

– А… ну, удачи.

Она надвинула большие пушистые наушники и изобразила полнейшее безразличие.

– Ярцев, хорош киснуть на скамейке, – нависла тень.

Юноша поднял голову. У Аслана была не борцовская фигура, вот в чем дело. Мощные плечи, руки и узкая, почти девичья талия. А вот двигался он как борец, видел Денис их тренировки.

– Предлагаешь покиснуть где-нибудь еще?

– Сыграть не хочешь?

Денис кивнул. У людей все как у зверей. Сначала на тебя смотрят издалека, как на опасную новинку, потом начинают принюхиваться, осторожно трогать лапой…

Вот и его решили потрогать.

Он поднялся, встал в круг на площадке. Аслан и еще пятеро ребят из девятого «Б».

– Как играем?

Мацуев пожал плечами.

– По-сочински.

Таких правил Денис не знал. Значит, жди паскудства.

– Это как?

– Кольцо там, – кивнул Аслан за спину. – Каждый за себя. Отбери мяч, забрось в кольцо. Руками мяч не трогать. Забросил – очко, кто больше набрал, тот и победил. Играем до конца «тихого часа». Поехали?

Денис кивнул – а чего бы и не поехать?

Пока вроде без подвоха.

Мяч подлетел вверх, сверкнул в солнечном свете, налился светом и упал в центр круга.

Денис отпрянул, когда народ врубился в борьбу, дождался, пока людская волна сама вынесет мяч, который прилепился к чьему-то мыску ноги. Денис легко снял его, провернулся на пятке, сбивая с толку противника, поймал глазами кольцо…

Локоть врезался в челюсть, в глазах засверкала целая сотня мячей. Он осел на гравий.

Помотал головой.

– Эй, друг, ты как? – Аслан захлопал по спине, помог встать. В его темных глазах плясали веселые зайчики. Или это в глазах у Дениса все прыгало?

– Ты в норме?

– Вроде того, – вяло сказал Денис, потер челюсть. Вот сволочи, пришлось бы чуть выше и прощай зуб.

– Прости, друг, забыли сказать. Когда по-сочински играем, такое случается. По-мужски все. Без обид, хорошо, да? Мир, да? – Аслан протянул ему руку.

Высокий, на полголовы выше, шире его в плечах.

– Какие обиды, – ухмыльнулся Денис. Пальцы у него подрагивали.

В регби он играть не подряжался. Эти ребята его раскатают на площадке. Но и сливать нельзя, такое запомнят. Никаких шансов, разве только…

Справа от баскетбольной площадки – перекладины, лесенка, кольца. Можно попробовать.

– Так что, играем? – сверкнул улыбкой Аслан. – Москвич, ты как?

– Мяч бросай, да? – сказал Денис.

Глава восьмая

Гимнасий был в самом центре, и до дома Улита добиралась долго. Сначала на проводном возке по улице Суджукской республики, потом на разъездном по 1905 года, затем на улицу Народных героев и до конца по Никитинской. Ей было проще, у них была церковная льгота, половину срезали, так что выходило недорого. Но до конца Шестого ряда не ходила ни одна разъездная, так что Улита шла пешком в гору еще три квартала.

Смолокаменного покрытия здесь уже не было, только крупная белая щебенка, вбитая в желтую пыль. Пыльные палисадники с тусклой зеленью роз и сирени, приземистые деревья алычи, вцепившиеся в каменистую землю, сохнущие вишни с голыми тонкими ветвями. Частные дома.

Впереди, перекрывая даль улицы, поднимался крутой склон Колдун-горы.

Во дворе было тихо, отцовской «Нивы» не было. Улита тихонько закрыла калитку, прошла под навесом, увитым виноградом, поднялась на крыльцо.

– А папа маму увез, – сообщил Гордей, встретив ее в прихожей. Мальчик щурился на солнце, пробивающееся сквозь белые занавески, и задумчиво слизывал с пальцев зубную пасту.

Улита подхватила его на руки и понесла в ванную мыться.

– У мамы живот заболел, и папа повез ее в родительный дом, – рассказывал Гордей, пока девушка его оттирала и закутывала в полотенце.

– Родильный надо говорить. А Вера и Надя где?

– Спят они там, – махнул Гордей в сторону спальни. – Папа сказал, как придешь, чтобы покормила. Чтобы дала мне бананы, ананасы, овощи разные. А еще…

Тут Гордей перешел на шепот, округлил глаза:

– Еще конфеты!

– А ты пастой не наелся? – улыбнулась Улита.

Бананов не было, Улита дала ему кусок хлеба с посоленным маслом, включила дальновид. Попала на «Честное зерцало», и Гордей вперился в шар. Крутили «Долгую дорогу к храму», бесконечную рисованную ленту про паломничество маленького богомола в Оптину Пустынь. Гордей любил его. Папа подключил набор «Малиновый звон», там был только Первый новостной, военный канал «Ристалище», «Честное зерцало» для детей и общецерковный «Благовестник».

Улита чуть убавила звук, заглянула в родительскую спальню, где на кровати тихо сопели близняшки Надя и Вера. Разбросав пухлые ручки, они навалились друг на друга, обиженно оттопырили губки – и были как один человек, встретившийся со своим отражением. Улите всегда было немного странно смотреть на них, они были так похожи друг на друга, что это казалось неправильным.

«Интересно, кто у мамы будет – мальчик или девочка? – подумала Улита. – Хотя какая разница – няшек все равно ко мне переселят. А малыш с Гордеем будут с мамой. Вот Гордей обрадуется…»

«Няшки» – так называли Веру и Надю в семье все, кроме папы. Он всегда хмурился и требовал «должного именования, данного от Бога». Улита хихикнула, вспомнив папино серьезное лицо, круглые щеки, как он нервно пощипывает бороду, когда недоволен чем-то.

Пока его нет…

Улита юркнула в свою комнату, отгороженную тоненькой стенкой от родительской спальни. Узкая, как чехол для дешевого голосника, с одним-единственным квадратным окошком в торце. Кровать, стол, старый настольный умник, пять икон и книги – на всю длинную стену. Улита закрыла дверь, задвинула щеколду. Бросила сумку в угол.

Одним легким движением она коснулась умника, вывела его из спящего состояния. Вдела беспроводные наушники-вкладыши, надела старые очки. Папа думал, что она их выкинула, «бесовскую заразу». Как же!

Быстро, привычными движениями открыла скрытую папку, запустила самоучитель.

«Танго. Урок номер три, – шепнул невидимый собеседник. – Вы готовы?»

Улита улыбнулась.

Встала посреди комнаты.

Картинка замерцала, комната исчезла, вокруг встал танцевальный зал – столики по кругу, оркестр на помосте, приглушенный свет, высокие окна, сквозь которые в зал призрачным апельсином вкатывается аргентинская луна.

Первые звуки бандонеона сдвинули ее с места, Улита закружилась по комнате, четко обходя углы и выступы, как заключенный, который изучил свою камеру до мелочей за годы жизни.

– Раз-два-три, шаг и поворот. Раз-два-три, скольжение.

Косынка слетела на пол, Улита танцевала все быстрее, она обхватывала воображаемого партнера, улыбалась его невидимому лицу, отворачивалась, кусая губы, и поворачивалась к нему вновь.

– Раз-два-три, ганчо!

– Улита, ты там? Что ты там делаешь?! – в дверь громко постучали. – Открой немедленно!

Улита сорвала очки, зашвырнула под кровать, метнулась к умнику, закрыла самоучитель. Подскочила к двери и отомкнула щеколду.

Вошел отец, вдавил ее животом в комнату. Из-за его спины накатывал рев Гордея – тоскливый, на одной ноте.

– Опять прячешься?! – с порога завелся отец. – Мама в роддоме, Гордей до сахара добрался, с банкой в обнимку на столе сидит, а ты закрываешься?!

– Папа, я…

– Сколько можно говорить – не смей закрываться! Ты чем тут занимаешься?

– Я уроки делала…

– Врешь! – отец скрипнул зубами, развернулся, ушел. Улита бросилась на кухню: Гордей сидел под столом и орал во все горло. На щеке вспухал красный след.

Отец прошел в ее комнату с ломиком, в два удара сорвал щеколду. Улита даже с пола подняться не успела, так и застыла с Гордеем на руках.

– Не понимаешь по-людски, будешь жить с открытой дверью! – подытожил отец Сергий. – Слово отца – закон, а ты запираться решила.

Он сел, бросил фомку на стол. Отдышался, грузный, утер лоб подрясником.

– Разве так можно? – вздохнул он. – У мамы осложнения, сказали, что не меньше недели надо лежать, а ты же знаешь, как у нас лечат – раз-два и на выписку. Еле договорился. Я же с ног сбиваюсь ради вас, а от тебя никакой помощи! Думаешь, мне в храме дел мало? Совести у тебя нет, Улита! Да уйми ты его! – грянул отец Сергий кулаком по столу. Гордей зарыдал еще громче, Улита прижала его голову, зашептала что-то сбивчивое, утешительное, хотя внутри у нее все ходило ходуном.

Она смотрела на отца, на его толстые руки, на живот, обтянутый черным подрясником, на клочковатую седую бороду, на короткие пальцы.

«Не могу, – подумала она. – Слышать его не могу».