Иария Шенбрунн-Амор - Железные франки

• Название: Железные франки
• Автор: Иария Шенбрунн-Амор
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-092530-8

Что зависит от человека? Есть ли у него выбор? Может ли он изменить судьбу – свою и своего народа? Прошлое переплетается с настоящим, любовь борется с долгом, страсть граничит с ненавистью, немногие противостоят многим, а один – всем. Пока Восток и Запад меряются силами, люди совершают выбор между добром и злом. Лишь страдания делают тебя человеком, только героическая смерть превращает поражение в победу.

Автор осмысляет истоки розни между миром ислама и иудеохристианским миром, причины поражения крестоносцев, «соли земли» XII века. На историческую основу событий, происходящих в Леванте, нанизаны увлекательные злоключения героев, наполненные интригами, любовью и сражениями. Живое, остроумное повествование изящно увязывает сюжетные перипетии далекого прошлого с жестоким настоящим Ближнего Востока.

---

– Пусть король Фульк убедится, что Антиохией правит герой! Горе армянским крамольникам! – Черный, носатый и усатый, как жук, Бертран потряс кубком.

– Пора показать всему Леванту, с кем они имеют дело! – согласно поддакнул с другой стороны приземистый Мэтью с широким, точно расплющенным, лицом. – Наша слава прогремит до Европы, и Раймонд Антиохийский затмит Танкреда!

Все они на поле боя без колебаний отдали бы жизнь за своего сюзерена, но в мирные дни верные соратники еще охотнее соревновались за право обыгрывать своего доверчивого и щедрого сеньора в кости и зернь. Впрочем, обязанность шамберленов, бальи и прево – залатывать финансовые прорехи, принцу негоже проявлять бережливость, он обязан мочь или хотя бы производить впечатление, что может осчастливить всех, достойных его милостей. Щедрость – привилегия истинного государя.

Раймонд усмехнулся:

– Видите, Констанция, отвагу и верность моих рыцарей? Таких сорвиголов у меня три сотни, и преданность каждого необходимо вознаграждать, а в Киликии нас ждут плодородные земли и богатые города.

Как быстро и ретиво втянулся Пуатье в вечное развлечение всех властителей Антиохии – покорение Армянского царства! Констанции боялась за него, потому что она трусиха и не могла забыть, что именно в Киликии сложил свою голову ее отец, но ведь Мэтью и Бертран – опытные воины, и, конечно, князь лучше нее разбирается в вопросах войны и мира.

– Монсеньор, я буду молиться за вас и просить у Господа мира и спокойствия, – пообещала Констанция свою поддержку.

– Молитесь не за мир, а за нашу полную победу, мадам! – Раймонд закинул голову, за которую волновалась Констанция, опустошил кубок, вытер губы тыльной стороной руки. – Вот и патриарх готов за меня молиться, лишь бы я воевал подальше и не мешал бы ему в Антиохии. Не сомневаюсь, что его заступничеством нам на том свете уготованы лучшие места. Жалко только, что молиться за нас все умеют, а вот лечить моих воинов, чтобы они не так быстро туда попадали, не умеет никто.

Лекарем при ополчении служил бестолковый отец Фернан, который даже у умирающего с пробитым черепом проверял цвет крови и нюхал мочу, но от его пиявок и клизм раненым оказывалось мало пользы. Раймонд уже не раз жаловался, что попавшие в руки отца Фернана солдаты хоть и обеспечены своевременными заупокойными литаниями, но неизменно в них нуждаются, исправно пополняя кладбище за городской стеной свежими холмиками.

Виночерпий снова разлил вино по кубкам. Оруженосец Раймонда Юмбер де Брассон затянул нараспев «Песнь о Роланде». Многие наизусть знали повествование о подвигах двенадцати паладинов Шарлеманя, и когда юноша воскликнул: «В засаду сели мавры в горной чаще, четыреста их тысяч там собралось. Увы! Французы этого не знают!» – Раймонд, а с ним и все остальные, не раз попадавшие в сарацинские засады, в едином порыве завершили тираду: «Аой!» Де Брассон продолжил рассказ, и каждый раз, когда отважный Роланд отказывался трубить в свой рог Олифант, дабы никто не заподозрил его в трусости, сердце Констанции сжималось от ужаса, надежды, сострадания и гордости.

Пусть каждый рубит нехристей сплеча,
Чтоб не сложили песен злых про нас.
За нас Господь – мы правы, враг не прав.
А я дурной пример вам не подам.

– Аой! – снова согласно подхватил хор мужских голосов, уж очень точно в песне рассказывалось, почему даже самый робкий из них был готов погибнуть, но не дрогнуть в бою на глазах у товарищей и Господа.

Сидящая рядом Изабель дю Пасси, лучшая и единственная подруга княгини, бесстыже пожирала красавчика Юмбера осоловелыми глазами, Констанции пришлось пихнуть забывшуюся девицу в бок. Изабо сглотнула и поспешно выпрямилась, но Констанцию она не проведет: вряд ли дю Пасси так взволновалась из-за Роланда, погибавшего в Ронсевальском ущелье. Делая вид, что не замечает взгляда Изабо, Юмбер медленно и торжественно завершил песнь:

К Испании лицо он повернул,
Чтоб было видно Карлу-королю,
Когда он с войском снова будет тут,
Что граф погиб, но победил в бою[1].

Отзвучало последнее, грустное, торжественное «аой» и воцарилась тишина. Словно освободившийся от морока, Раймонд встряхнулся, резко отодвинул скамью, отошел к камину и уставился на огонь. Тоскливый взгляд Констанции невольно потянулся за князем, как тянется веревка за вырвавшейся на свободу собакой. Очень скоро к Пуатье подошли прочие шевалье, послышался смех. Потихоньку переместились к веселому кружку и некоторые дамы. Их гогот доносился до полупустого стола и ранил, словно они издевались над ней. Рядом с княгиней остались лишь старики, да нетерпеливо ерзала Изабо. Подруга так усердно ловила разговор молодых придворных, что можно было не сомневаться – если бы вертихвостка смела, она бросила бы Констанцию и вприпрыжку поскакала бы развлекаться. Дю Пасси вздохнула так, что послышался треск шнуровки на талии, и жалобно заныла:

– Пойдем к ним, Констанция? Ну что мы тут с дамой Филоменой тухнем?

Изабель нисколько не сомневалась, что Констанция так же страстно жаждала присоединиться к рыцарям. Нет, ни за что княгиня не станет явно бегать за Раймондом. Татик постоянно повторяла: девушка без гордости и скромности – как цветок без запаха! Чтобы никто не догадался, как сильно ей хотелось быть включенной в веселый круг взрослых друзей Пуатье, Констанция приняла гордый вид и голосом Грануш сурово зашипела на жалкую девицу:

– Изабель, немного достоинства!

Бедняжка вздохнула и потянулась за утешительной порцией сладостей.

– Юную девушку украшает умеренность в пище, – дама Филомена, худая, как лошадь странствующего рыцаря, с кислым неодобрением воззрилась на гору засахаренной айвы, изюма и миндаля на блюде Изабо.

– Добродетели украшают, а пороки привлекают, – хихикнула негодница и невозмутимо полила медом толстый кусок пирога.

Мамушка хоть и сидела на нижнем конце стола, но слышала каждое слово:

– Ну трепло! На том свете, погремушка, черти заставят тебя своим поганым языком ворон отпугивать!

Констанция представила себе растрепанную Изабель, носящуюся с высунутым языком по полю за воронами, ей стало смешно и чуточку страшно. Нет, пусть милосердный Господь не сердится на глупышку: мать Изабо скончалась при ее рождении, а отец – Лебо дю Пасси – погиб в бою за княжество. Дю Пасси, храбрый и славный рыцарь, завещал единственную дочь попечению антиохийских князей и просил не отдавать сиротку в монастырь. Каждый, кто хоть раз видел, как засматривается на проходящих шевалье легкомысленная Изабель, мог догадаться, что для святой жизни она годилась мало, зато с ней никогда не было скучно.

Однако повезло толстушке, что Господь не следит за тарелками простых девушек так же пристально, как за тарелкой властительной княгини! Сама Констанция во всем старалась быть примерной правительницей, безупречной женой и праведной христианкой, а при этом сладостей до отвала не накушаешься. Она ни за что бы не уступила греховному чревоугодию, если бы Изабо не брякнула на ее блюдо текущую маслом и медом, начиненную фисташками пахлаву! Господи, прости легкомысленной девице дю Пасси ее слабости, великодушно заступилась Констанция за подругу и с чистой совестью вгрызлась в райское лакомство.

Кавалеры, и Раймонд среди них, напрочь забыв о Роланде, любезничали с дамами, а те громко и неестественно, вопреки всем приличиям, хохотали над их непонятными шутками и фривольно смотрели на рыцарей в упор. О, если бы одернуть наглых дам Оливию и Аделаиду было так же легко, как приструнить Изабо! Обида и неожиданная щемящая боль стиснули сердце Констанции, и пахлава потеряла свою сладость. Пусть он ушел к старшим, а все же только она одна – венчанная жена Раймонда де Пуатье! Скоро, скоро Констанция вырастет, и князь сам поймет, какая его супруга послушная, разумная, и как сильно она его любит. Тогда он больше не отойдет от нее ни на шаг.

Полк победившего феминизма пополнился воодушевленным новобранцем, когда Ника вселилась в дом, стоявший на стыке двух улиц-лестниц в старом квартале Иерусалима – Нахлаоте. Маленькие, дешевые квартирки колонизировали молодые и не очень молодые женщины.

На улице Мадригот голоса и шаги прохожих отдавались от взлетающих ввысь каменных ступеней, от известняковых стен, от облупившихся бетонных оград крошечных мощеных двориков. Громыхали ржавые запоры, хлопали двери, скрипели ставни, ревели мотоциклы, галдели дети, хохотали подростки, их призывали вопли матерей. Улица просыпалась под гнусавые песнопения сефардских синагог и засыпала под шум вавилона рынка.

Путь к каморке Ники вел мимо окон Иланы – ветерана матримониальных боев, попавшей под пулю одинокого материнства. Из кельи Иланы веяло кислой тоской овощного супа и стирки, от ее давно отгремевших любовных сражений остался единственный трофей – сын. Однако прочие квартирантки были готовы на ратные подвиги, а некоторые даже планировали отчаянные военные операции по завоеванию личного счастья. Ибо плох тот солдат любовного фронта, который не мечтает о победном марше Мендельсона.