Марк Энтони - За гранью

• Название: За гранью
• Автор: Марк Энтони
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-019895-7, 5-9577-0468-7

Это — мир за гранью.

Сумрачный, сумеречный параллельный мир, где стоят высокие замки и царят высокие боги, где грядущее повинуется закону тайных рун и закону могущественных заклинаний.

Мир, который века и века стоял рядом с миром нашим — неведомый, недоступный, чуждый. Но однажды граница меж Землей и миром за гранью перестала существовать. И тогда…

И тогда в маленьком городке внезапно ПОРВАЛАСЬ ДНЕЙ СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ. Просто — древние руны были написаны на витринах современных магазинчиков — и древние легенды стали реальностью…

И тогда в большой и шумный город ПРИШЛА ТЬМА. Просто — стали бродить по ночным улицам мертвые, а кто-то из живых возродил черные законы запретных ритуалов…

И тогда в мире за гранью, в мире «меча и магии», возродилось страшное Зло. Зло, прорвавшее тонкую завесу меж миром иным — и миром нашим. И теперь спасти мир НАШ смогут лишь люди, что по тонкому мосту меж временем и пространством пройдут в мир ИНОЙ…

---

— Хорошо, Фолкен, — мрачно произнес король. — Тебе дозволяется выступить перед Советом Королей. Мы не можем запретить тебе говорить, но — будь уверен! — мы надолго запомним, каким путем ты нас к этому вынудил.

— Именно этого я и добиваюсь, ваше величество, — склонил голову бард. — Пусть слова мои навечно врежутся в вашу память и не забудутся до смертного часа. Ибо, клянусь вам, все двадцать поколений предков сидящих за этим столом ни разу не сталкивались с угрозой такого масштаба, что нависла ныне над Фаленгартом. Даже ваш достославный пращур Кейлавус Великий, основатель Кейлавера!

С этими словами Фолкен быстро размотал тряпицу и положил завернутый в нее предмет на стол для всеобщего обозрения. То был Кронд, разбитая руна — одна из трех печатей, некогда наложенных на Черные Врата. Голос барда окреп и вознесся высоко под потолок — повелительно и гулко, словно набат, призывающий к оружию для отражения всеобщей опасности:

— Бледный Властелин пробудился в Имбрифейле, и недалек тот час, когда он сбросит оковы и вырвется на свободу!

Всего лишь мгновение после его заявления в зале сохранялась абсолютная тишина.

А потом все обратилось в хаос.

70

Грейс наивно полагала, что накануне стала свидетельницей высшего проявления гнева Бореаса.

Она ошибалась. Гул возбужденных голосов, свист и издевательские выкрики с мест в адрес Фолкена в считанные секунды превратили первоначально дисциплинированное сборище в форменный бедлам. Кое-кто из сидящих за столом Совета порывался высказаться, но их голоса терялись и тонули в невообразимом шуме. Бореас свирепо пожирал барда глазами, и в них кипело и клокотало такое бешенство, рядом с которым происходящее вокруг выглядело легким дождичком на фоне тропического грозового ливня. То была поистине королевская ярость, до вершин которой невозможно подняться обычному человеку. Со своего места в первом ряду, где она сидела бок о бок с Эйрин, Грейс хорошо видела, как могучее тело Бореаса сотрясает крупная дрожь. Казалось, он вот-вот взорвется, одним прыжком перемахнет через стол Совета и растерзает Фолкена — как бык на арене потерявшего мулету и шпагу матадора.

Но барда, похоже, ничуть не смутило ни шумное неодобрение зрителей, ни угрожающее поведение короля. Да и Грейс вскоре засомневалась, что последнему удастся легко справиться с Фолкеном, чья хищная физиономия затвердела и застыла, как каменное изваяние. За годы службы в отделении экстренной помощи ей доводилось встречать подобное невозмутимо-упрямое выражение на лицах многих пациентов: детей, в пятый раз привозимых на сеанс химиотерапии, симпатичных, но до предела исхудавших молодых людей, женщин с синяками и шрамами по всему телу, только что застреливших собственных мужей… Что-то подсказывало ей, что этот странный человек, бесстрашно бросающий вызов сидящим за столом властителям, повидал на своем веку немало такого, чего ни она сама, ни Бореас, да и никто из собравшихся здесь даже представить себе не может.

Тем временем свист и крики прекратились, а возмущенный рев толпы мало-помалу снизился до уровня легкого ропота. Люди постепенно приходили в себя, умолкали и усаживались на места. Даже Бореас немного успокоился и опять занял свое кресло, хотя лицо его по-прежнему выражало откровенное недовольство. В зале снова воцарилась тишина.

Все взгляды были прикованы к барду, но тот продолжал молчать и не двигался. Рассеянный солнечный свет пробивался сквозь прорезанные под самым потолком бойницы, в которых безмятежно возились и ворковали голуби. Неожиданно тишину нарушили мелодичные звуки. Негромким, но чистым и ясным голосом Фолкен запел:

Скажи, о Владыка Неба,
Куда подевался ветер,
Что развевал знамена
Верных моих полков?
Ответь мне, отец мой Орлиг,
Почто ты меня покинул,
И кто тела похоронит
Павших в бою Волков?
Скажи, о Владычица Зея,
Куда от людей ты скрылась?
Где ныне твоя обитель
Зеленой листвой шелестит?
Ответь мне, мать моя Сайя,
Почто ты меня покинула
И кто за мою погибель
Убийце теперь отомстит?
Ответь же, могучий Орлиг,
Ответь, великая Сайя,
Почто вы сына покинули,
Когда у вас сын в беде?

Единственным сопровождением барду служило голубиное воркование. Когда он закончил, по спине у Грейс побежали мурашки. Она плохо поняла, о чем он пел, но никогда прежде не случалось ей слышать в песне столько грусти и неизбывной тоски. Рядом с ней беззвучно рыдала Эйрин: обильные слезы ручейками струились по ее щекам. Грейс тоже бы с удовольствием поплакала — сумей она вспомнить, как это делается.

Фолкен поднял голову.

— Эта песня называется «Жалоба Ультера», — сказал он. — Немногие помнят ее в наши дни. Тысячу лет назад произнес эти слова король Ультер, стоя на коленях в алом от крови снегу. Он был ранен, разбит и замерзал от холода. Тысяча волков — отборных воинов его личной гвардии — лежали мертвыми вокруг своего предводителя и повелителя. Тысяча вульгримов — самых могучих и бесстрашных бойцов во всем Торингарте — последовали за ним через Зимнее море, чтобы скрестить оружие с приспешниками Бледного Властелина. И вся тысяча полегла здесь, подобно срезанным серпом колосьям. Еще десять тысяч ратников пали в ущелье Теней, растерзанные когтями и клыками неисчислимой орды фейдримов — столь свирепых и кровожадных, что они продолжали рвать и уродовать тела, своих жертв даже после того, как те испускали последний вздох. Но такова уж природа этих несчастных созданий, безвозвратно изуродованных по воле Бледного Властелина, их хозяина: если они не могут обратить свою ярость на врагов, она неизбежно обращается против них самих. — Мягко ступая по ковру, Фолкен двинулся в обход стола, одновременно продолжая рассказ. — В живых остались всего дюжина приближенных эрлов, знаменосец Ультера и его любимый шут. Он проиграл, и мысль о том, что Фаленгарт больше некому защитить от пришествия Тьмы, сводила его с ума. А когда он поднял голову и посмотрел сквозь Оскаленную Пасть в долину, то узрел самого Бледного Властелина, выезжающего из Имбрифейла. — Голос барда окреп и обрел звучность органа; вспугнутые голуби покинули насиженные места и принялись беспорядочно носиться под сводами. — Конь его был огромен и черен, как беззвездный мрак. Подкованные копыта высекали из камня снопы искр. Но сидящий на нем всадник был бел — бел от головы до пят. Три огня пылали на его белоснежной груди: зеленый, синий и красный. То были три Великих Камня, составлявших Имсаридур — Железное ожерелье, некогда похищенное Врагом у темных эльфов. Заключенной в нем одном магии с избытком хватило бы, чтобы обратить в рабство весь Фаленгарт. А вслед за Фаленгартом и всю Зею. Бледный Властелин не торопился. Он был уверен в победе. Да и кто мог ему противостоять? Кучка жалких людишек, окровавленных и падающих с ног от усталости? Раненый король? Или, может, кривоногий коротышка-шут, хнычущий от страха, но не забывающий при этом распевать свои дурацкие песенки?

Фолкен сделал паузу, чем немедленно воспользовался Бореас. Гнев короля улегся, но на лице и в глазах по-прежнему читалась неприязнь.

— Повесть твоя печальна, Черная Рука, — заметил Бореас. — Печальна и трогательна. Так ведь ты на то и бард, чтобы трогать сердца и души слушателей. Готов признать, что рассказчик ты превосходный, только я никак не возьму в толк, какое отношение к Совету Королей имеют все эти старинные сказки?

— Прямое, ваше величество, — спокойно ответил Фолкен, проведя пальцами по поверхности разбитой руны. — Как только я закончу, вы в этом убедитесь. И все остальные, надеюсь, тоже. Итак, — возобновил рассказ бард, — король Ультер узрел приближение Бледного Властелина, и сердце его упало, а душа наполнилась отчаянием. Он не боялся смерти, но его повергала в трепет мысль о том, что победа Врага означает гибель всего светлого и прекрасного на Зее. Но тут перед глазами Ультера разлилось серебристое сияние. Он повернул голову и увидел три скользящие к нему по заснеженному полю брани фигуры. То были светлые эльфы. Их стройные высокие тела облегали одежды из тончайшей материи, словно сотканной из звездных лучей, а благородные, прекрасные и одухотворенные лица светились неземным светом. При взгляде на них сердце Ультера укрепилось, душа преисполнилась восторгом, и владыка Торингарта склонил голову.

— Бледный Властелин близко, — сказал один из эльфов, — но еще не все потеряно. Обнажи свой меч, король Ультер, и выстави его прямо перед собой.

Появление их так подействовало на Ультера, что он повиновался приказу, не рассуждая и не задавая вопросов. Вынув из ножен свой родовой меч Фелринг, некогда откованный в тех же гномьих кузнях, что и Имсаридур, он выставил перед собой клинок, покрытый еще не успевшей высохнуть кровью врагов. И тогда все трое светлых эльфов, обняв друг друга за плечи, разом бросились на меч.