Антоний Оссендовский - Ленин

• Название: Ленин
• Автор: Антоний Оссендовский
• Жанр: Проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4460-9648-0

В 1930 г. в Польше свет увидела книга Фердинанда Антония Оссендовского (1878–1945) «Ленин», затем она была переведена на множество языков и на английском вышла под названием «Ленин – вождь безбожных». В СССР упоминание этого произведения, а тем более знакомство с ним было верным гарантом лишения свободы и жизни. Эта книга – художественный биографический роман о жизни пролетарского вождя, основанный на скрупулезном изучении фактов обнаженной правды революционных лет. Автор родился в городе Витебске, учился в Санкт-Петербургском университете и в Сорбоне, преподавал в Томском университете, работал инженером в Сибири и на Дальнем Востоке, активно участвовал в революционном движении 1905 г. и всю жизнь писал. Его судьба напоминает захватывающий остросюжетный роман. Книга «Ленин» прочно и навсегда определила не только место Оссендовского в литературе, но и обозначила его гражданскую позицию – насилие антономично жизни, империя – антономична демократии, революция – антономична созиданию.

---

Бормоча заклятья, брызгала она на неподвижную Настьку воду и ходила вокруг со свечкой в руке, повторяя без перерыва:

– Господи, смилуйся! Господи, смилуйся!

Мать склонилась над лежащей девушкой и внезапно отбежала, протирая испуганные глаза, хватаясь за волосы и шепча:

– Тетка Анна, Настька мертвая… Настька мертвая!

Упала на землю и билась головой о стену. Где-то недалеко заиграла гармоника. Веселые высокие ноты бежали в поспешности, догоняя друг друга и резвясь.

Молодой беззаботный голос напевал:

Деревень три, поселения два
Восемь девушек, один я!
Гу-га!

Глава III

Вся деревня собралась перед домом Халина. Белый гроб, сбитый наскоро из строганных досок, стоял на двух табуретах в правом углу хаты. На полке с черными закопченными иконами горела восковая свеча.

Молодой поп, маленький, худой, в потрепанной сутане и старой ризе из черного бархата отправлял молитвы. Пел сухим голосом, как если бы всей силой воли сдерживал боль. Голубые глаза все время заволакивались слезами, сильно сжимал он в бледной руке крест и, тяжело отдуваясь, пел оборванные слова молитв.

Не смотрел на толпящихся вокруг крестьян. Прятал глаза под опущенными веками. Время от времени бросал взгляд на умершую Настьку. Видел ее заостренный нос, морщинки боли около уст и один мутный, не закрывшийся полностью глаз. Тогда внезапно прекращал пение, со свистом втягивал воздух и сильней впивался худыми пальцами в металл креста.

Богослужение закончилось. Прозвучали ужасные, рыдающие слова:

– Упокой ее, Господи, в приращении святых Твоих!

Мужики вынесли Настьку и двинулись быстрым шагом на кладбище, где паслись оставленные без присмотра коровы, а собаки бегали среди хвостов запутанных зарослей ивняка и вьюнков. Над могилой девушки быстро вырос маленький холмик из желтой глины, и над ним белый деревянный крест без надписи.

Господин Ульянов пригласил попа к себе на чай, говоря ему:

– Издалека приехали, отец, утомились, наверное. Очень просим к нам!

Халин не задерживал священника. Рад был, что может избавиться от незнакомого попа из далекой приходской церкви. Чужой и «ученый» человек испортил бы поминальное пиршество, стеснял бы всех. Мария Александровна поддержала просьбу мужа. Молодой поп с мягкой, застенчивой улыбкой в молчании кивнул головой, снимая с себя траурную ризу и завертывая в красный платок крест, кропилко и бутылку с освященной водой. Вытряхнул из кадильницы угли и взглянул на крестьян. Ели они, беря пальцами из маленькой мисочки небольшие доли пшенной каши и нетерпеливо поглядывая на осиротевших родителей, выравнивающих лопатами могилу.

Господин Ульянов, пригласивши попа к столу, покровительственным тоном выпытывал у него о приходском священнике, о семье, о церковных делах. Поп, скромно опуская глаза, отвечал осторожно, недоверчиво.

– Какую семинарию закончили, отец? – спросила госпожа Ульянова.

– Закончил Киевскую семинарию, а затем Духовную Академию в Петербурге. Фамилия моя Чернявин. Виссарион Чернявин, – ответил тихо.

– Духовную Академию! – воскликнул господин Ульянов. – Это наивысшее учебное заведение, и вы, отец Виссарион, похоронили себя в деревенской глуши! Как это могло случиться?

Поп поднял встревоженные глаза и шепнул:

– Не знаю, могу ли я открыто говорить… Боюсь, что кто-то подслушает.

– Нам можете смело говорить… – произнесла Мария Александровна.

– Знаю… – шепнул поп. – Знаю вашего сына, Александра Ильича.

– Та-ак? – удивилась госпожа Ульянова. – Где вы его встретили?

– В Казани… У нас есть общие знакомые, – ответил он уклончиво.

– Пусть же отец расскажет, как это получилось, что ученого священника послали в такой глухой приход?

Отец Виссарион огляделся подозрительно и шепнул, наклонившись над столом:

– Меня преследует епископ епархиальный и Святой Синод…

– За что?

– Я сопротивлялся церковной политике, не хотел быть церковным чиновником, так как мое призвание – это священство, утверждение в настоящей вере Христовой.

Внезапно он оживился и начал говорить смелей и громче:

– Россия является еще дикой, почти языческой страной, дорогие господа! Наши священники должны быть миссионерами! Все же наш темный, безграмотный народ из христианства ничего не взял. Ничего! Раньше бил головой в скамейку деревянного идола Перуна, и теперь, на тысячу лет позднее, бьет головой перед нарисованными на дереве иконами. Бог для него – это икона, и о Духе он не знает ничего. Не знает, не думает и не может понять! Любви, света, надежды и веры нет среди нашего народа, и, что страшнее, народ имеет дерзость отбрасывать даже самые мельчайшие отличия веры, молитвы, впадая в мрачное святотатство!

Он умолк, размышляя.

– Крестьянин наш молится об урожае, об увеличении обрабатываемых земель, об отбирании ее у владельцев больших земельных угодий, – продолжал дальше отец Виссарион. – Только это морочит ему голову. Обещанием земли можно увести его до неба и до ада! Император Александр II освободил крестьян, привязал их к маленьким кускам земли, которая не может дать им ничего, кроме нищего бытия, постоянной борьбы с голодом. Назвали его «Освободителем»! Кто-то мудрый посоветовал ему, чтобы направил мысль народа на постоянное желание земли и парализовал его силы обманчивыми обещаниями. Дьявольский план! За это император и погиб от рук революционеров.

Все молчали. Володя не сводил глаз с бледного, измученного лица отца Виссариона.

– Как я могу приблизить этому народу учение Христа, когда мне приказывают его обманывать, склонять к покорности, обожествлению царя и лояльности к злым властям? Не могу! Не могу!

Вздохнул и добавил шепотом:

– Написал об этом в заседании суда. Теперь преследуем, под надзором полиции, сослан в деревню… Священник! Это великое слово! Ужасная ответственность! Вы были на похоронах этой девушки… Знаю, что творится в деревне. Знаю, так как слышу на исповеди о чудовищных вещах! Не является ли это преступлением, потому что называем этим словом нападение волка на ягненка?.. Живем в непроницаемом мраке. Мужья бьют своих жен до смерти, когда почувствуют влечение к другой женщине. Жены подсыпают мужьям яд в водку, чтобы освободиться от них. Девушки ведут распутную жизнь, а после бегут к знахаркам, чтобы те избавили их от неотвратимых последствий; пьянство, первобытные обычаи; жизнь человеческая не имеет никакой ценности. Убить человека, убить с изысканной азиатской изобретательностью, чтобы чувствовал, что умирает, это есть наш народ! Никто не знает, даже не предчувствует, что из этого может произойти.

– Революция, бунт? – шепотом спросил Ульянов.

– Нет! – воскликнул молодой поп. – Народ, как дикий хищный зверь, вырвется из клетки и все утопит в вихре преступлений, в потоке крови, в пламени… Это время уже приближается!

Поднял руку и потряс ее над головой, тяжело дыша.

– Это ужасно! – промолвила Мария Александровна.

– Может, наши школы спасут нас от бедствий? – спросил господин Ульянов.

– Это слишком длинная дорога! При настроениях нашего народа даже опасная. Книга не накормит голодных. Учить с пользой можно только сытых и спокойных людей. А у нас голод и ненависть… Не обольщайтесь!

Произнеся это, отец Виссарион встал из-за стола, трехкратно попрощался и шепнул умоляющим голосом:

– Не повторяйте, дорогие господа, никому нашей беседы! Не боюсь, но хотел бы побыть в этих окрестностях более долгое время.

Вышли на двор, где стоял возок. Кучера не было.

– Володя, ну-ка сбегай к Халину! Наверное, ваш работник, отец Виссарион, пирует с другими после похорон на поминках, – распорядился господин Ульянов.

Мальчик хотел уже выполнить распоряжение отца, когда в этот момент на крыльцо хаты Халина начали выходить крестьяне и крестьянки. Размашисто трижды крестились они и, шатаясь, спотыкаясь, сходили по ступеням. Тут же за забором начали петь нестройным хором какую-то задорную песенку.

Кучер, пьяный и качающийся, бежал к своему возку.

– Достойные, почтенные похороны справили дочке… Га! Свети Боже над душой служанки твоей, Настасьи, – бурчал он, вскарабкиваясь на козлы.

Возок покатился по улице, поднимая облака пыли. Пьяный мужик хлестал клячу бичом и покрикивал злым голосом:

– Я с тебя, стерва, шкуру сдеру, мослы поломаю!

Родители Володи возвратились домой.

Мальчик остался и следил за исчезающим у поворота дороги, скачущим по камням и грохочущим окованными колесами возком маленького бледного попа. Видел его отчетливо перед собой с рукой, угрожающе поднятой над головой, а рядом упитанного отца Макария, гладившего мягкую бороду и серебряный крест с золотым венцом, голубой эмалью и дорогими камушками над головой Христа Распятого.

«Два духовных лица, – думал он. – Какие разные и оба загадочные! Кто из них лучше, правдивей, кто хуже?»