Александр Струев - Царство. 1951 – 1954

• Название: Царство. 1951 – 1954
• Автор: Александр Струев
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906798-46-6

Роман «Царство» рассказывает о времени правления Н.С. Хрущева.

Умирает Сталин, начинается умопомрачительная, не знающая передышки, борьба за власть. Одного за другим сбрасывает с Олимпа хитрый и расчетливый Никита Сергеевич Хрущев. Сначала низвергнут и лишен жизни Лаврентий Берия, потом потеснен Георгий Маленков, через два года разоблачена «антипартийная группа» во главе с Молотовым. Лишился постов и званий героический маршал Жуков, отстранен от работы премьер Булганин.

Что же будет дальше, кому достанется трон? Ему, Хрущеву. Теперь он будет вести Армию Социализма вперед, теперь Хрущев ответственен за счастье будущих поколений. А страна живет обычной размеренной жизнью — школьники учатся, девушки модничают, золотая молодежь веселится, влюбляется, рождаются дети, старики ворчат, но по всюду кипит работа — ничто не стоит на месте: строятся дома, заводы, электростанции, дороги, добываются в недрах земли полезные ископаемые, ракеты стартуют к звездам, время спешит вперед, да так, что не замечаешь, как меняются времена года за окном. Страшно жить? И да, и нет, но так интересно жить, и, главное — весело!

На дворе стояли 1951–1954 годы…

---

— Подсовывают всякую мелочь! Знают же, не люблю из таких пить! — Рюмки были маленькие, граммов по тридцать.

— Что они, издеваются?! Пусть заменят! — министр глазами искал своего Сережу.

— Да успокойся, Николай, дай ребятам попариться!

Его адъютант только-только скрылся за дверьми парной.

— Пью как молокосос! — укоризненно сказал Николай Александрович.

С минуту они закусывали, не глядя друг на друга. Булганин хоть и любил накатить, никогда не терял головы, трезвый ум и природная смекалка ни разу не подвели маршала Советского Союза. Высшее воинское звание Булганин получил не за воинскую доблесть, а исключительно по воле вождя всех времен и народов. Сталин вручил ему маршальскую звезду назло крупным военачальникам, чтобы те не корчили из себя героев, не зазнавались, помнили, с чьей руки едят.

«Ведь кто такой, по существу, маршал? — рассуждал Сталин. — Маршал, по существу, такой же член партии, как обыкновенный солдат, слесарь или учительница, ничем не лучше и не хуже. А то, что у него золотые погоны и широкие лампасы на штанах, еще ничего не значит. Сегодня лампасы есть, а завтра — нет!»

Вот Сталин и прислал военным новоиспеченного маршала из гражданских.

«Булганин ничем вас, героев, не хуже, с такими же огромными золотыми звездами!»

Сначала Сталин сделал Булганина маршалом, а потом назначил министром Вооруженных Сил. Разбавил заевшуюся компанию полуштатским исполнительным, не очень далеким, но безраздельно преданным Николаем Александровичем Булганиным.

«А то ходят, глаза навыкате. Маршалы, е… их мать! Уже и здороваться с подчиненными не желают. Не ходят, а плывут, павлины! Наш Булганин, как тот Балда, главкомов, как чертей в омуте, погоняет!»

«Так он же не воевал, пороха не нюхал!» — верещали в ответ.

«Еще навоюется! У нас еще войны будут, много войн!» — пообещал Сталин.

С присвоением маршальского звания Николай Александрович всюду стал появляться в военной форме. Маршальская форма была ему к лицу. Перед войной Булганин стал первым заместителем председателя Совета министров, с началом войны вошел в состав Государственного комитета обороны. После победы Хозяин сохранил за ним должность первого заместителя председателя правительства.

«Ты, Булганин, можешь теперь не только маршалами и Берией можешь командовать. Ты мой первый заместитель! — радовался генералиссимус. — Иди, приказывай Лаврентию, пусть он перед тобой на задних лапах прыгает!»

Но Булганин был осторожный, с кем, с кем, а с товарищем Берия он лишнего не позволял, всем своим видом выказывая Лаврентию Павловичу уважение, а иногда проявлял даже некоторый подхалимаж. После смерти вождя народов Министерство Вооруженных Сил так и осталось за Николаем Александровичем. Это устраивало всех членов Президиума, и, главное, Лаврентия Павловича. Обаятельный, не кровожадный министр не представлял реальной угрозы.

— А Маленков что? — заглянув в открытое лицо Хрущева, спросил Булганин. — Думаешь, как себя поведет, если мы против Берии сговоримся?

— В штаны наложит! — Потрясая вилкой с наколотым кусочком домашней колбаски, определил Хрущев. — Но с нами пойдет, и только с нами!

— Не предаст, как думаешь?

— Забздит. Ведь если он про заговор заикнется, что можно подумать: как же это Маленков, такой кристальный человек, о заговоре узнал? От кого, по какой причине? А может, сам связан с заговорщиками? И так, вероятно, можно предположить. По этим соображениям Егор ничего не скажет. Ты пойми, Берия ему теперь не нужен, обуза для него Берия!

Когда маршал нервничал, выражением лица, он напоминал обиженного ребенка.

— Ты здорово преувеличиваешь насчет Лаврентия, — после паузы проговорил он. — Времена сейчас не те, на дворе не тридцать седьмой год. Лаврентий сколько тысяч человек из тюрьмы выпустил? А?! — прищурился Булганин. — Это шаг, Никита, грандиозный шаг! Этим шагом он на сталинскую непогрешимость замахнулся, демократом себя показал. С врачами-отравителями как получилось? Сталин их арестовал, а Берия — идите на свободу! Поступок? Поступок! — доказывал министр Вооруженных Сил. — А кто евреев сажал? Сталин сажал. И евреев Берия помиловал, — продолжал Булганин. — Это, Никита, не пустяки, не разговоры, а по-твоему получается — Берия зверь. Ты погляди, что реально происходит!

— По этим самым поступкам получается, что Берия уже сейчас в стране главный!

— Евреи вчера врагами номер один считались, Каганович документ готовил, чтобы евреев из Москвы выселить, а Лаврентий, несмотря на все величие Иосифа Виссарионовича, их амнистировал, — не унимался Булганин. — Зачем это ему? Сидели бы за решеткой и сидели!

— Получается, Коленька, нету уже у Сталина никакого величия! — пробормотал Хрущев. — Берия про нас не забудет, ты не особо хорохорься. А евреи, врачи, амнистия — это ходы, Коля, шахматы. И поступки гуманные, лишь для отвода глаз.

Никита Сергеевич накрыл ладонью муравьишку, который лазил по столу, потом отпустил ладонь:

— Ползи, малой, ползи!

— Не согласен с тобой, не согласен! — протестовал Булганин. — Лаврентий искренне делает, хочет по-людски жить, честно, и чтобы другие жили!

— Маскировка. Обычная маскировка! — ответил Никита Сергеевич и, понизив голос, добавил: — Я думаю, как Берию уберем, тебе, товарищ Булганин, председателем Совета министров быть!

При этих словах Булганин отставил в сторону рюмку и уставился на товарища.

— Мне?

— Тебе.

— А Маленкова куда денем? — прошептал он.

— Не тянет Егор, разве не ясно? Не тот человек, — разъяснил Хрущев. — Подыщем другую работу, менее ответственную.

Булганин беспокойно смотрел на друга.

— Ну не закопаем же его на кладбище, в самом деле! Мы — не они!

— Все у тебя, Никита, хорошо, все складно! А как на Берию руку поднять, если вся спецохрана под ним, и госбезопасность, и милиция, и агентура, а агентура — это, считай, полстраны, может, и эти двое! — маршал показал взглядом на баню, где беззаботно резвились офицеры.

— Мой точно не с ними! — убежденно ответил Хрущев. — Не бойся, Николай, у тебя же целая армия под ружьем, ты же министр Вооруженных Сил!

— Почем знаешь, что твой не с ними? — не успокаивался Николай Александрович.

— Я его перевербовал, — очень серьезно ответил Хрущев.

— Тебя послушать, ты скоро всех перевербуешь!

— Перевербую!

— А я никому не верю! — признался Булганин и обтер выступивший на лице пот.

— А мне, — Хрущев придвинулся ближе, — мне веришь?

— Тебе верю.

— А вот побегу и на тебя настучу!

— Не настучишь! — скорчил добродушную гримасу министр. Никита Сергеевич расплылся в улыбке.

Они еще долго сидели, прислушиваясь к шорохам майского леса. И тут запел соловей, залился удивительными переливами с пересвистом.

— Как поет, как поет, стервец! — прошептал Николай Александрович. Он был уже изрядно пьян. — Поехали к балеринам, к Маше моей! Поехали, Никита! — наклонившись к Хрущеву, пролепетал маршал. — Сергей, уезжаем! — крикнул он адъютанту и помахал рукой.

— Умирать не хочется! — всматриваясь в лицо друга, проговорил Никита Сергеевич. — Давай не умирать, давай жить! Если умрем, то ни балерин, никого у нас не будет, черви съедят!

Булганин отмахнулся, из его глаз катились слезы. Хрущев налил себе рюмку и махом выпил.

— Главное — не расширять круг, чтобы не сдали, — приходя в сознание, проговорил Николай Александрович.

— Я никому про то не говорил. Ты — первый, — признался Хрущев. — Про тебя, Коля, Берия думает, что ты тютя, на решительные действия не способный, следовательно, армию бояться не нужно. Маленков — ручной козленочек на веревочке, а я — дурак набитый, так Лаврентий рассуждает. Вот и получается, что мы его козырной картой бьем. Все, Коленька, за нас, только мешкать нельзя. Мы с тобой горы своротим! Берия уверился в собственной силе, бдительность потерял, самое время его прихлопнуть!

— Ничего он не потерял, — икнул Булганин, — Берия нас насквозь видит!

— Машина готова, товарищ министр! — отрапортовал уже одетый и аккуратно, как с картинки, причесанный адъютант.

— Иду, Сережа, иду, жди у машины! — распорядился маршал. — Не потерял он бдительность, Никита, не потерял! Мне страшно, так страшно! — оборачиваясь к собеседнику, лепетал готовый расплакаться Николай Александрович.

— А я говорю, потерял. Он не только нюх, он уже и ум потерял! — обхватывая Булганина за плечи, наступал Никита Сергеевич. — Читал, какие за его подписью Постановления Совмина выходят, что сказал, то так тому и быть! Это от чего? От головокружения! — объяснял Хрущев. — Раньше над ним Хозяин стоял, а у Хозяина, сам знаешь, не забалуешь. Лаврентий решил, что теперь он Хозяин. Будем с мерзавцем тянуть, сильно умного товарища Маленкова не досчитаемся, а вместо него кто председателем Совмина окажется? Догадываешься кто? Лаврентий Павлович. — Хрущев с силой потряс Булганина за руку. — Лаврентий Павлович! Тут тянуть не надо, делать надо, иначе сгинем!