Александр Струев - Царство. 1951 – 1954

• Название: Царство. 1951 – 1954
• Автор: Александр Струев
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906798-46-6

Роман «Царство» рассказывает о времени правления Н.С. Хрущева.

Умирает Сталин, начинается умопомрачительная, не знающая передышки, борьба за власть. Одного за другим сбрасывает с Олимпа хитрый и расчетливый Никита Сергеевич Хрущев. Сначала низвергнут и лишен жизни Лаврентий Берия, потом потеснен Георгий Маленков, через два года разоблачена «антипартийная группа» во главе с Молотовым. Лишился постов и званий героический маршал Жуков, отстранен от работы премьер Булганин.

Что же будет дальше, кому достанется трон? Ему, Хрущеву. Теперь он будет вести Армию Социализма вперед, теперь Хрущев ответственен за счастье будущих поколений. А страна живет обычной размеренной жизнью — школьники учатся, девушки модничают, золотая молодежь веселится, влюбляется, рождаются дети, старики ворчат, но по всюду кипит работа — ничто не стоит на месте: строятся дома, заводы, электростанции, дороги, добываются в недрах земли полезные ископаемые, ракеты стартуют к звездам, время спешит вперед, да так, что не замечаешь, как меняются времена года за окном. Страшно жить? И да, и нет, но так интересно жить, и, главное — весело!

На дворе стояли 1951–1954 годы…

---

Сталин хмуро оглядел гостей.

— И поднажали, и сознались. Все тридцать семь человек бумаги подписали, — усаживаясь на место, продолжал он. — А по доброй воле кто признается, что главу Советского государства хотел умертвить?! — прихлопнул по столу генералиссимус. — Правда, был старик, который ничего не сказал. А потому не сказал, что помер. Ну, так на том свете чертям скажет! — обнажая желтые зубы, засмеялся Хозяин. — Неправильно про Лобное место забыли, — вдруг проговорил он. — Кто про Лобное место знает?

— Это на Красной площади. В старину там преступникам головы рубили, — отозвался Маленков.

— И мы врачам-извергам там головы отрубим! — выдал вождь.

— Хочу предложить тост за вождя всех времен и народов, за нашего учителя, товарища Сталина! — отставив тарелку, провозгласил Берия.

Присутствующие как по команде повскакивали с мест. Булганин высоко поднял бокал и во все горло прокричал:

— За здоровье нашего родного товарища Сталина, непобедимого генералиссимуса, троекратное, два раза коротко, последний — протяжно — ура! Ура!

— Ура-а-а!!! — что есть мочи взревели голоса.

Выпили до дна. Николай Александрович с силой грохнул о пол хрустальный бокал.

— На счастье, товарищ Сталин! Долгих вам лет! А врагов, врачей поганых и прочих нелюдей, уничтожим, не беспокойтесь. Это мы вам ответственно обещаем! — Булганин рухнул на стул, любовно взирая на отца народов.

Валечка стала заметать осколки разбитого стекла. Военный министр с аппетитом принялся за лобио.

— Ай, молодец! Подчистую съел, тарелку мыть не надо! — глядя на Хрущева, хвалил Иосиф Виссарионович. — Тебе что дать? Холодец пробовал? Нет? — Сталин подтянул ближе неподъемное блюдо. — А ты, Георгий, чего отстаешь? Смотри, как все наворачивают!

— Мне, если возможно, тоже холодного, — кивнул Георгий Максимович.

— Наливай, тамада, не отлынивай!

Лаврентий Павлович зазвенел бутылками.

— Лаврентий у нас хитрец, ничего не пробует! — погрозил пальцем Хозяин. — А про вино врачи тебе ничего не говорили? Не сообщали, что оно больным противопоказано?

— Ты сам сказал — вино, по существу, сок виноградный. Что тут вредного?

В помещении было душно, форточек в доме не открывали, чтобы не просквозило Хозяина. Лишь когда Иосиф Виссарионович удалялся отдыхать, прислуга поочередно проветривала помещения.

— Пропадете вы без меня, передушат вас, как котят! — Со второй попытки Сталин расстегнул верхнюю пуговицу на френче. — Старый я стал, тут болит, здесь болит, лечить меня некому, надо выбирать преемника, — медленно говорил он. — Плесните немного!

Булганин схватил бутылку «Оджалеши» и принялся наливать.

— Хватит, хватит, а то сопьюсь! — остановил Хозяин.

Приблизив бокал к свету, он любовался гранатовым оттенком вина.

— Так о чем я?

— О преемнике сказали.

— Ну да. Берия вроде подходит, и голова на месте, и хватка есть, и в политике разбирается, и крепкий хозяйственник, но он грузин. Еще одного грузина во главе ставить нельзя, это не Грузия! Отпадает поэтому наш любимый Лаврентий. Вот Никита сидит, московский секретарь. Из рабочих, молодой, толковый, старательный, и он не годится — образования нет.

Никита Сергеевич бесхитростно хлопал глазами.

— Справа от меня, — Сталин развернулся к Георгию Максимовичу, — сам товарищ Маленков, светлейшая голова. Он и доклад на Съезде сделал, и кадрами управляет, а кадры, сами знаете — решают все! Маленков у нас фигура значительная, и не в смысле, что толстяк, в брюки не влазит, — пошутил Генеральный Секретарь, — а в том смысле, что человек думающий, только и он не подходит. Георгия нашего золотого под белы руки вести надо! — потрепал за ухо кадровика Сталин. — Тебе стричься пора, оброс, как пес! Следовательно, остается Булганин, Маршал Советского Союза!

Глаза присутствующих уставились на сияющего Николая Александровича.

— Валя, неси второе! Прокурор, разливай! — скомандовал Иосиф Виссарионович.

На стол подали жаркое из оленятины и бараньи люляшки, завернутые в лаваш. В довершение Валя выставила щучьи котлеты с воздушным картофельным пюре.

— Как олень? — спросил Сталин Хрущева.

— Замечательный олень.

— Дикий зверь, гордый, а и он под пулю попал, значит, судьба! Я раньше любил охоту, сейчас какой из меня охотник! А раньше, в молодости, без охоты не обходилось. Помню, в ссылке, в Туруханском крае, частенько с Яшкой Свердловым на охоту ходили. Мы тогда с ним в одном доме у бабки горбатой жили. Смотреть на нее было жутко, на эту бабку-горбунью, как ведьма была страшная, вот и ходили на охоту, чтоб ее меньше видеть. И бабка радовалась — мясо приносили. Пса с собой брали, приблудился к нашему домику щенок, пожалели, оставили жить. Назвал я его Яшка, в честь Яшки Свердлова, — хохотнул Сталин, — так что я с двумя Яшками жил, позовешь: «Яша, Яша!» — так оба на зов идут, умора! Даже бабка беззубая смеялась. А Яшка, мудак, обижался. Я ему объясняю: «Глупый ты, Яша, хоть какое-то у нас есть развлечение, а ты дуешься!» Пошел я однажды на лыжах, долго шел, километров десять отмахал, а может и пятнадцать. Холодно, а я разогрелся, качусь себе по сугробам и качусь. Выхожу на опушку, глядь — на дереве куропатки сидят. Двадцать четыре штуки на ветке примостились, а ружья у меня нет, дома забыл. Я мигом назад, хвать ружье, и по своему следу обратно прибежал. Сидят, родненькие, никуда не улетели! Я прицелился и — ба-бах! — Сталин изобразил, как стреляет из ружья.

— И что? — просюсюкал Маленков.

— Что, что? Убил всех, потом долго куропаток ели.

Вождь налегал на вино, и, глядя на Берию, приговаривал:

— Притворщик, ох, притворщик!

Генералиссимус наколол на вилку щучью котлету и сунул Лаврентию Павловичу:

— Съешь, замечательная вещь!

— Не могу! Ей-богу, не могу! — упирался тот.

— Мы тебя просим, Лаврентий, попробуй! — не отставал Хозяин.

— Нельзя мне, желудок сорвется.

— Один кусочек, за меня! — В глазах правителя появилось неприятное выражение.

Берия одними губами взял котлету и проглотил.

— Молодец! — похвалил Сталин. — Я смотрю, Маленков не пьет, отлынивает.

— Я пью, пью! — приподнял наполовину пустой стакан Георгий Максимович.

— А почему глаза прячешь?! Что, секреты от меня, кадровик?!

Маленков глупо улыбался.

Иосиф Виссарионович и повернулся к Хрущеву:

— Что на тридцатом авиазаводе за история? Опять жидята голову подняли? Фамилия там промелькнула еврейская?

— Да, там волнения. Молодежь, комсомольцы, — уточнил Хрущев, — с профсоюзной организацией повздорили, а дирекция завода в стороне, там как раз директор еврей. Разбираемся.

— Надо подобрать десяток крепких парней и отправить туда, да снабдить их дубинами. Пусть порядок наведут. — Лицо правителя сделалось мрачным. — Моя Светланка, удумала, выскочила замуж за еврея! Что ей, русских мало или другой национальности мужика не нашла? Так нет, еврей! Я ей сказал: на глаза мне не показывайся, пока с жиденком живешь! Через год развелась, услышала отца. Сегодня в гости пожаловала, — улыбнулся отец. — Может, придет поздороваться, а может, уже спит.

— Она у вас умненькая, Светланка! — пьяно просюсюкал Булганин.

— Дура! — огрызнулся Сталин. — Умные за евреев не выходят! Сталинская дочь, подумать только! Она такая же дура, как дочь сидящего здесь Маленкова! — он ткнул Георгия Максимовича локтем. — Та тоже еврея подобрала.

— Я свою Волю развел, вернее, она сама ушла, — оправдывался Георгий Максимович. — У нее другой муж, архитектор.

— Не жид? — строго спросил генералиссимус.

— Что вы, какой жид!

— Как их, дур, угораздило, ума не приложу! А Молотов от своей Жемчужиной ни на шаг! Это хорошо, что мы ее в тюрьму упрятали, а то расхаживала по Центральному Комитету, как хозяйка, у меня муж, говорит, Молотов! А тот, старый дурак, почти в министры ее произвел, Комитет по рыбному хозяйству дал. Вся добыча рыбы в еврейских руках оказалась, весь рыболовецкий флот! Это для того Молотов сделал, чтобы больше денег жидам передать. Представляете количество пойманной рыбы? Рыбу можно сбывать, минуя советские порты. Рыба — это чистые деньги. Гитлера за евреев клянут, а ведь он в корень смотрел. Где еврей побывал, там делать нечего!

— Но ведь среди евреев есть и хорошие люди! — наивно проговорил Хрущев.

— Хорошие — это мы с тобой! — отмахнулся вождь. — Ну как такого простака на главный государственный пост ставить? Элементарных вещей не понимает! Каждый день с нами сидит, а ума не набрался, евреи — хорошие люди! — всплеснул руками Иосиф Виссарионович. — Ну-ка, пей! — И придвинул Хрущеву бокал.

— Что меня в Никите подкупает — посмотришь и сразу поймешь: не еврей! — подмигнул курносому московскому секретарю генералиссимус.