Эдуард Пашнев - Белая ворона

• Название: Белая ворона
• Автор: Эдуард Пашнев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-08-001584-5

Повесть о старшеклассниках. Об одаренной девочке, которая пишет стихи, о том, как поэзия становится ее призванием.

---

За Домом престарелых дорога круто поднималась на обрывистый берег, где на самом верху находились игровые площадки, карусели и низенькие одноэтажные строения дома отдыха имени Горького.

Алена шла по дороге, выбирая места потверже. У ворот Дома престарелых на двух лавочках сидели старички. И под навесом на автобусной остановке тоже сидели старички. Маленький грязный автобус, идущий из дома отдыха, спустился с горы, остановился. Но никто из старичков не сел в него. Те, что на лавочках, — грелись на солнышке. А другие сидели под навесом, потому что негде было сидеть. А может быть, вспоминали, как они раньше, когда были молодыми, ездили на автобусах, на трамваях, на поездах. Автобус снова заурчал, полез в гору навстречу Алене. Она свернула с дороги, пошла по снегу между деревьями, говоря себе, что уступает дорогу автобусу, да и дорога там, где он едет, грязная. На самом деле, карабкаясь по скользкому склону, она обходила не грязную дорогу, а Дом престарелых.

Наверху южные склоны холмов кое-где обнажились до рыжей травы и мхов. А в низинах, где еще лежал снег, Алена вдруг увидела под деревьями зеленые стрелочки подснежников. Они торчали острыми упругими кончиками из осевшего, ноздреватого снега. Листья, образующие стрелочку, были тесно прижаты друг к другу, они сберегали до тепла синий цветок. Алена впервые видела не сами подснежники, а только зеленые стрелочки на снегу. Она присела, решила помочь освободиться от зимы хотя бы нескольким стрелочкам. Начала разгребать рыхлый, местами слежавшийся в комья снег, а под снегом — лед. Подснежники стояли во льду, и зеленое было видно в глубине сквозь мутную толщу льда. Алена вспомнила, какие это на самом деле слабые цветы. Когда стрелочки листьев отходят далеко в разные стороны, синий цветок даже стоять ровно не может на своем бледном тонком стебле, склоняется до земли. «Как же они в снегу растут? Пробивают лед и снег и растут?» Она сидела над стрелочками, искала льдистые зеленые слова, чтобы сочинить стихи о подснежниках. Но слова не приходили, вернее, их было слишком много, а те, которые были нужны, с холодком и нежностью, не приходили.

Лес на холмах смешанный: ольха, сосны. А потом потянулись березы. Белые стволы убегали один за другим к светло-голубому небу, к застывшим белым облакам. И там, в самой дали, становились уже не деревьями, а березовым светом. Оттаявшие прогалины рыжей земли испарялись, и в этом испарении свет берез казался осязаемым. Алена шла, любовалась деревьями, обходила зеленые стрелочки подснежников. Их было немного, но Алена вдруг подумала, что и там, где она идет, наверное, пробиваются к солнцу подснежники, а она наступает на них, придавливает. Она остановилась и тут увидела, сначала мельком за деревьями, а затем взойдя по оттаявшему склону на бугорок, очень ясно, какую-то старушку. Она стояла спиной к Алене, прислонившись плечом и щекой к березе. «Устала, — подумала Алена, — отдыхает. Как же она сюда забралась? Зачем лезла на такую гору по скользкому склону?» Что-то показалось знакомым в фигуре старушки, и вовсе, может быть, не старушки. Ей показалось, что это стоит и прижимается щекой к березе Рыба. Алена метнулась в сторону, и женщина тотчас же обернулась и тоже увидела девчонку. Расстояние между ними было большое, и они обе, так и не разглядев как следует друг друга, быстро пошли в противоположные стороны. «Нет! — подумала Алена. — Что ей здесь делать?»

Вскоре она забыла об этой встрече, но потом березы опять напомнили. Алена стала думать: «Зачем женщина прижималась щекой к дереву? Действительно устала? Грустно ей?»

Вблизи белые стволы были не такими белыми, вернее, неодинаково белыми. Березы издавали какой-то странный шум, который вдруг становился похожим на звук, который издают быстро взлетающие птицы. Алена остановилась и не сразу поняла, в чем дело. Ветер трепал отстающую слоями тонкую кору и шуршал ею, как папиросной бумагой, тихо дребезжа при ровном ветре и часто-часто, когда ветер налетал резкими порывами. Деревья, на которых отслоилось много прошлогодней сероватой коры, стояли наполовину белые. Некоторые оставались совсем еще серыми. А те, с которых прошлогодняя кора отслоилась и улетела, стояли по-весеннему обновленными, чистыми. От них и исходил тот живой цвет, который был уже не цвет, а свет.

Алена подошла к березке, потрогала ее рукой, а потом, как та женщина, прислонилась лицом. Кора была теплая, бархатистая на ощупь. Сердце так и замерло от нежности и тепла. Светило солнце, вокруг ни души. Промелькнула тень птицы на освещенном солнцем массиве леса, и наступила минута тишины и того редкого покоя, который вбирает в себя вечность, бесконечность и мгновенное счастье на земле.

Алена отстранилась от березы и увидела, что рука, которой она прикасалась к дереву, стала белой, вымелилась. «Может, пыль», — подумала Алена. Но это была не пыль, а пыльца новой коры. Она обладала каким-то вяжущим свойством. Алена потерла ствол, чтобы побольше осталось на ладони белой пыльцы, попудрила и вторую щеку. «Наверное, не кора белая, а весенняя пыльца так светится. А потом березы не будут такими белыми, как сегодня». Алена шла, поглаживала деревья и похлопывала себя по щекам, пудрилась березовой пыльцой.

Выйдя из березняка неподалеку от дома отдыха, Алена оглянулась назад. Тонкие, тесно переплетающиеся веточки берез, без листьев, с еще нераспустившимися почками, рисовались на фоне светло-голубого неба и белых облаков розоватыми. А когда солнце заходило за облака, казались сиреневыми.

На обратном пути Алена набрела на березу, к которой была привязана банка, до половины наполненная березовым соком. И Алена не написала стихов о подснежниках, а написала стихи о березе.

«Пришел, надрезал, сделал сток — и из зеленой ранки ударил капельками сок. И налилось полбанки. Давно ушел тот паренек, а бедная береза — все льет и льет на землю сок, а может быть, и слезы».

Стихи сложились раньше, чем Алена вышла из леса к автобусной остановке дома отдыха. И то, что получилось, ей очень понравилось. Возбужденная, усталая Алена радостно подумала: «Каждое воскресенье буду ездить в лес, а иногда и в будние дни после школы. Напишу про подснежники, чтобы не рвали, про грачиные гнезда, про веточку березы в бутылке из-под кефира… про все, про все!»

Глава двенадцатая

Алена не ошиблась. Она видела в лесу Анну Федоровну. Учительница, как и обещала, послала по почте заявление об уходе. Директор позвонил ей и сказал:

— Анна Федоровна, ну что за игрушки? Не вышли на работу. Что я должен думать? Как поступать?

— Как хотите! Увольняйте по КЗОТу или через две недели, или как хотите. Не могу я! Поймите, не могу! В класс войти не могу. Страшно мне. Я вот читала: когда дрессировщик теряет уверенность и ему страшно войти в клетку, он считается профессионально непригодным. Видимо, я тоже профессионально непригодна.

— Но ребята у нас все-таки не звери.

— А я не укротительница львов, тигров, рогатых оленей и куропаток…

Андрей Николаевич не дал ей закончить.

— Анна Федоровна! Послушайте меня, Анна Федоровна! Я понял вас. Через две недели подпишу. А пока будем считать, что вы отдыхаете. У вас путевка.

— У меня нет путевки. И мне не нужна никакая путевка.

— С завтрашнего дня, горящая, бесплатная. Ехать можно сегодня, если соберете все справки.

— Куда ехать? Не хочу я никуда ехать.

— На трамвае… В дом отдыха имени Горького. Путевку вам сейчас подвезут. Может быть, уже подвезли, пока мы с вами разговариваем. Марина Яновна, она сама вызвалась.

— О господи! — сказала Анна Федоровна. — Не хочу я никого видеть.

— Это неправильно, Анна Федоровна!

— Все равно я уйду! Уйду!

— Ну, уйдете так уйдете. Тогда и подпишу… тогда и будем искать нового словесника. А пока — путевка! Местком постановил. Уйдете не уйдете! Все!

— Это невозможно! Я не понимаю!

Она положила трубку. Что они, сговорились, что ли, — жалеть ее? Анна Федоровна походила по комнате, немного успокоившись, подумала: «Столько лет работала, никакими путевками не пользовалась. С паршивой собаки хоть шерсти клок. То есть, не с собаки, с овцы. Ну, так с овцы!»

Деревянные одноэтажные корпуса, выкрашенные в зеленый цвет, стояли на самом краю обрывистого берега. Анне Федоровне дали ключ, привязанный к большой деревянной груше. Учительница вошла в пахнущую сухим деревом комнатку. Она подошла к окну, чтобы открыть форточку, и у нее захватило дух. Земля, кое-где обнажившаяся, уходила отвесно из-под ног, из-под домика метров на сорок вниз и там пологим заснеженным спуском еще дальше, сливаясь с кромкой льда, с огромным, уходящим до самого горизонта льдистым полем. На горизонте виднелись деревья, и за ними — железнодорожный мост, дорога на Москву. Сгорбленные фигурки рыбаков на льду, который местами уже стал темным от выступившей воды, были отсюда такими же маленькими, какими их видела Анна Федоровна с другого, городского, моста, когда ехала в дом отдыха на такси.