Станислав Меньшиков - Тайна папок Йонсона

• Название: Тайна папок Йонсона
• Автор: Станислав Меньшиков
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1988
• ISBN: 5-7133-0139-7

В нейтральной европейской стране убит премьер-министр. Полиция ищет убийцу.

Параллельно расследование ведут сотрудники Центра исследований ООН: друг покойного премьера и советский гражданин — эксперт ООН. Они раскрывают тайную деятельность банков и ТНК, связанных с разработками и производством новейших видов оружия, в том числе для СОИ.

Политический детектив написан известным советским ученым и журналистом-международником.

Для широкого круга читателей.

---

— Что же произошло потом? — спросил он, заметив, что Йонсон замолчал.

— Три дня назад в Нью-Йорк приезжал Антонелли, — сказал тот необычно тихим и дрожащим голосом. — Мы с ним встречались. Он сам позвонил, предложив продолжить наш флорентийский разговор. Я согласился. Он приехал ко мне домой поздно вечером. Настоял на том, чтобы мы разговаривали при включенном телевизоре.

«После убийства Менжели, — говорил он, — я каждый день жду худшего. Всю жизнь я был циником и ничего не боялся, старался быть на стороне сильных. Это казалось беспроигрышной партией. Так оно и было до сих пор. Мы с Менжели полагали, что Ватикан дает надежную защиту. Кто нас может тронуть, если на нашей стороне такая сила? Но теперь мне ясно, что есть еще большая сила. Скажу откровенно, я не знаю, откуда сейчас грозит опасность. Вы умный человек и знаете, что мы имели дела с наркобизнесом. Поверьте, этого нельзя было избежать. Наши багамские клиенты всегда вели себя достойно, я бы сказал, солидно, и, строго говоря, мы не обязаны были знать, кто за ними стоит. Вы удивляетесь, но я вас уверяю: в том, что касается серьезных и вполне легальных сторон бизнеса, эти люди всегда были на высоте. Я бы их не променял ни на одного нувориша из современных биржевых спекулянтов. И мы их тоже никогда не подводили». Антонелли был в крайнем напряжении. Он вздрагивал от каждого звука. Пожарная сирена на улице казалась ему похоронным звоном.

«Почему я говорю вам об этом? Потому что меня, вероятно, скоро на станет и мне хочется исповедаться перед честным человеком. Если меня убьют, то это будет не мафия. Мы с Менжели никогда не знали практически ничего об их деятельности. И прямо с ними никогда не общались. Думаю, что дело не в них. Наш банк — это всеобщий посредник. Мы — как проститутка, которой пользуются всего несколько часов. Есть, конечно, и постоянные клиенты, но много и случайных. Так вот недавно — это было три месяца назад — у нас появился такой временный клиент. Это был американец, отставной военный, ставший чем-то вроде коммерсанта. Его коммерция была не вполне обычной: он связывал между собой людей, торговавших оружием и покупавших его. Вы знаете этот тип дельца. В связи с «Иран-контрас» о нем много писали. Сегодня он устраивает продажу взрывчатки на Ближний Восток, завтра — артиллерии на Юг Африки, послезавтра — ракетное оружие для контрас или афганских повстанцев. Я не буду называть нашего нового клиента, но думаю, что за ним стоят мощные силы в самой Америке. Наши с ним дела были очень простыми. Его фирма переводила на свой счет в «Эчеленца» крупные суммы от своих сделок, а «Эчеленца» с нашей помощью переводил эти деньги на другие счета — в швейцарские, панамские и другие банки. Операция что ни на есть законнейшая. Если бы не проклятая политика». Антонелли залпом выпил полстакана виски — совершенно необычный способ пить для итальянца — и продолжал: «С месяц назад у нас в банке появились люди из швейцарского ведомства по наблюдению за валютными операциями. Они попросили помочь проверить некоторые переводы, вызывавшие у них подозрения. Большая часть вопросов относилась к счетам нашего клиента из американских военных. Можно было бы не помогать им, но тогда судьба нашего цюрихского отделения оказалась бы под вопросом. Мы решили дать им кое-что, можно сказать, самый минимум. Но буквально через неделю без всякого предупреждения фирма этого американца закрыла у нас все свои счета. А еще через неделю был убит Менжели. Совершенно ясно: это была месть. Но в дело были замешаны обе наши фирмы. Во Флоренции я обнаружил за собой слежку. Последние десять дней были сплошным кошмаром».

— Я успокаивал его, как мог, — продолжал Йонсон. — Но в душе я недоумевал: почему он рассказывает мне все это? «Вы ведь из Иксляндии, — сказал он вдруг, как бы прочитав мои мысли. — Так слушайте внимательно, это может вам пригодиться. Одновременно со счетами американца были закрыты также счета нескольких багамских фирм. Нет, они не имели никакого отношения к мафии. Это были фиктивные фирмы, через которые производилась покупка акций некоторых концернов нашей страны. Среди них был «Бионике», да и все остальные концерны имели отношение к производству и продаже оружия. Меня поразило это совпадение. Поверьте, я уже три десятилетия в этом бизнесе, тут никогда не бывает случайностей. Я понял, что мы оказались впутанными в какой-то опасный международный заговор в бизнесе вооружений. И если я умру, то не от руки мафиози, а потому что «Эчеленца» чем-то стал опасен именно для участников этого заговора».

Антонелли еще много чего рассказал в ту ночь, но все больше о своем прошлом, когда он еще не катался на роликах по краю пропасти. Ушел он от меня очень поздно.

«Интересно, как складывается это дело, — думал Нефедов, слушая Йонсона. — Кто-то наводил его на мафию, на Ватикан, а обстоятельства поворачивали в другую сторону, причем как раз туда, куда целился я сам».

— Но самое страшное случилось позавчера. Ко мне домой пришел агент ФБР и попросил удостоверить точное время, когда Антонелли покинул мой дом. Он сообщил мне также, что итальянец был с некоторых пор в поле их зрения — по причинам, которые нельзя разглашать. В тот вечер, когда итальянец пришел ко мне, люди из ФБР его потеряли. В свой отель он не вернулся. Утром тело его нашли среди мусорных мешков на одной из улочек Маленькой Италии. В кармане пиджака лежала записная книжка, в ней было записано, в частности, свидание с Гарри Йонсоном.

Разговор с человеком из ФБР был недолгим. Тот не выпытывал у Йонсона подробностей их разговора. Его интересовали только факты: время прихода, ухода; не говорил ли Антонелли, куда идет? И еще он просил пока никому ничего не говорить, так как сообщение об убийстве будет задержано на несколько дней в интересах национальной безопасности.

Закончив свой рассказ, Йонсон растерянно глядел на Нефедова. В глазах его светилась просьба о помощи и смущение: вот в какую историю, мол, я втянул и себя, и вас.

Нефедов взглянул на часы.

— Гарри, — сказал он, стараясь вернуть собеседнику уверенность в себе, — все это крайне интересно и совпадает с тем, что я сумел собрать в своих поездках. Но я хотел бы продолжить нашу беседу вечером. Через десять минут меня ждет шеф, и мне надо собраться с мыслями. Приходи-ка сюда в пять, когда вокруг никого не будет, проанализируем обстоятельства. А пока не расстраивайся понапрасну. Ты прикоснулся к опасности, но я тебя предупреждал об этом с самого начала. Постарайся до вечера хладнокровно разложить по полочкам все, что знаешь.

Как Нефедов и ожидал, шеф интересовался не столько лондонским семинаром, сколько кадровым делом Серджо Борелли.

— Мне звонил несколько раз итальянский представитель, — доверительно сообщил он, — надо давать ответ.

Нефедов изложил свои сомнения.

— Не знаю, почему они так настаивают, — резюмировал он. — Через год-два Борелли получит в Женеве тот пост, которого он ищет здесь. Единственное реальное соображение в пользу переезда — быть поближе к своему калифорнийскому винограднику.

Ван Хуттен рассмеялся. Он вырос на ферме отца, разводившего сигарный табак, и интерес Борелли к винограднику был ему понятен. Ван Хуттен — сухой, подтянутый нидерландец — рано стал профессором университета у себя на родине, а затем был приглашен на руководство Центром ООН благодаря своей репутации человека либерального и независимого. Его главным козырем было невмешательство во внутрисекретариатские интриги. Он не стремился, казалось, к посту заместителя генсека или даже генсека и старался со всеми держаться ровно.

— Виноградный аргумент к делу не приложишь, — заметил Ван Хуттен. — Попробуем на некоторое время отложить решение этого вопроса. Но боюсь, что рано или поздно придется брать Борелли. В конце концов Траппу виднее, ведь ему работать с Борелли в своем подразделении.

После обеда началось длинное заседание комиссии по статистике движения капитала между странами, где Нефедову как главе сектора надлежало присутствовать. Обсуждались проблемы распознавания форм скрытого перевода капиталов.

Он вышел с заседания на несколько минут погулять в саду Секретариата. Розы еще не цвели, но бутоны уже набухали. Солнце стояло высоко. Близилось жаркое нью-йоркское лето.

— К чему же мы приходим? — спросил Нефедов после трехчасового вечернего разговора с Йонсоном. Они обстоятельно обсудили все, что знали. Некоторые детали пришлось проверять и перепроверять на компьютере. — Думаю, что есть три конкурирующие версии. Номер один: Ватикан и мафия. Норден вряд ли всерьез опасался Ватикана. В протестантской по преимуществу Иксляндии католическая партия ему серьезно не угрожала. К тому же времена Цезаря Борджиа миновали. Другое дело — торговля наркотиками. Если Абдулла был с ней связан, то его разоблачение могло рассердить мафию. Но какова личная роль Нордена в деле «Бионике»? Номер два: торговля оружием. Это — очень сильная версия. «Эчеленца» и флорентийская фирма Антонелли запутались в паутине операций, похожих на «Иран-контрас». Это очевидно. Не исключено, что оба итальянских банкира пали жертвой своей чрезмерной осведомленности о перемещениях средств торговцев оружием. Но как это связано с Иксляндией и убийством премьера? В твоих папках очень много материалов, связанных с делом «Любберса». И дело это продолжает тлеть после смерти Нордена. Тут много нитей, тянущихся к правительству вашей страны. Но ВВФ стоит вне этих сделок. В твоей папке об этом не сказано ничего. Впрочем, так ли это? Быть может, и «Любберс», и ВВФ — части общеевропейского синдиката по переправке военных материалов и взрывчатых веществ — вместе с западно-германскими, бельгийскими и нидерландскими фирмами.