Валерий Барабашов - Крестная мать

• Название: Крестная мать
• Автор: Валерий Барабашов
• Издательство: Локид, АОЗТ «Осирис»
• Жанр: Боевик
• Год: 1995
• ISBN: 5-87952-064-1 О

Роман Валерия Барабашова «Крестная мать» рассказывает о наших днях — противоречивых, тяжелых, полных страданий и горя.

В центре повествования — трагическая судьба женщины: сын ее погиб в Чечне, мужа убили в родном городе, из нее же — доброго, сердечного человека, сделали преступницу.

Все атрибуты современного остросюжетного письма: торгующая оружием мафия, коррупция и продажность высших государственных чинов, предательства, погони, пытки — ожидают в этой книге поклонников детективного жанра.

---

— Да ничего я не испугался, товарищ прокурор. Я же пришел, сделал заявление, протокол подписал.

— В протоколе не вся правда, я это понял, Зайцев. Я опытный юрист и чувствую, что вы многое не договариваете. Скажу вам прямо: обвинять — для этого требуется мужество. А так, дать кое-какие показания, поставить в известность… Да, я читал об этом в газете, не помню уж в какой. Ведь умерла, ушла из жизни ваша коллега по сцене, партнерша! И вы сами сказали: убила себя в знак протеста. Против чего? Что за люди толкнули ее на этот шаг? Кто загнал в угол? Насколько я понял, Зайцев, тут и ваша роль есть.

Саня опустил голову.

— Да, отчасти. Я этого не скрываю. У нас с Марийкой были разногласия.

— Что за разногласия? Как это проявилось? Где и о чем вы говорили с ней? Кто лично вас подталкивал к «подвигам» на сцене? — посыпались вопросы.

Саня стиснул зубы. «Влип, дурак, — потерянно думал он. — Забери свое заявление и мотай отсюда на все четыре стороны, пока тебе самому не предъявили обвинение в попытке изнасилования актрисы в общественном месте. Прокурор — не лейтенант Вася-кин, этот вывернет наизнанку в два счета!»

— Ну… разговоры обычные… — цедил он сквозь зубы. — На сцене, на репетициях. Каждый ведь вправе сказать свое мнение. В том числе и режиссер, актеры. У нас демократия.

— Захарьян… он что? Давил на вас, заставлял делать на сцене то, чего вы не хотели?

— Да ну, что вы?! Михаил Анатольевич очень деликатный человек, он насилия над актером не допускает. Он просто говорил, что рынок требует от театра поиска, дерзаний. Зритель хочет видеть эротические сцены. Другие театры и не такое ставят. Вон, наш Камерный…

Прокурор нехотя засмеялся, и смех его был холодным, как осенний дождь.

— Да, Зайцев. Начали вы во здравие, а кончили за упокой. Я, между прочим, не удивлюсь, если вы завтpa — уже завтра! — вообще откажетесь от своих показаний. Скажете, что вас не так понял подполковник Рубашкин, потом лейтенант Васякин, а потом и я.

— Я же протокол подписал.

— Мужчиной надо быть, Саша. А вы испугались. И я теперь понимаю, что самоубийство Полозовой причинное, у него есть очень веские мотивы. И Недолужко будет их искать, я с него строго теперь потребую. Что-то тут не так. В моей практике были случаи, когда убийца сам приходил в кабинет, давал показания на других, уводил следствие в сторону.

— Я не убивал Полозову, товарищ прокурор! Что вы?!

— Да я вас и не подозреваю, успокойтесь. Вспомнилось что-то. Полозова, конечно, сама ушла из жизни, да. Но ее подтолкнули к этому решению, вынудили, может быть, пойти на такой отчаянный и безжалостный по отношению к себе шаг. Ладно, Зайцев, идите. Я еще почитаю ваши показания, мы поразмышляем с Недолужко. Уголовное дело возбуждено, закрывать его нет оснований. А вы подумайте. О себе. О будущем. Вообще, о жизни. Раз вы пришли сюда, значит, послушались, было, своей совести. И правильно поступили.

Саня молча поднялся, теребил мягкую зеленую шапочку. Прокурор, конечно, прав, но как теперь сознаваться? В любом случае, лучше уйти, а там… да, нужно подумать.

Юшенков словно прочитал его мысли, сказал:

— Дрогнешь, сынок, в молодые годы, — вся жизнь потом кувырком пойдет. Поверь моему опыту. Я всяких людей видел, со многими, преступившими закон, общался. Многие потом жалели, что совести не послушались. От правды до лжи, как и от мужества до трусости, — один шаг.

— Я все понял. До свидания. — Саня задом отступал к двери.

— До скорой встречи, надеюсь? — У прокурора чуть-чуть затеплилась на губах улыбка. — Подумайте над тем, что я сказал, Зайцев. В театре все можно делать, разумеется. Все, что имеет отношение к искусству, хотел я сказать. Нельзя только переходить в игре грань человеческого, гуманного. Вы должны помогать другим жить, а не наоборот. Этому меня, помнится, еще в школе учили. Всего доброго!

…Зайцев думал всего один вечер. Завалившись у себя в комнате на удобный широкий диван, нацепив наушники магнитофона, он слушал песни Патрисии Каас, постукивал в такт ногой по кожаной его спинке. На кухне мать готовила, как всегда, вкусный ужин, отец в своей комнате читал свежие газеты. Сейчас они все соберутся за обеденным столом, поговорят о том о сем, расскажут друг другу новости. Поговорят и о театре. Родители гордятся, что он — актер, создали дома все условия, радуются. Его работа — на виду и на слуху у всей общественности города, о театре пишут и говорят. Говорят и о нем, Сане, и родителям это приятно. Жаль, что у них в театре такое случилось. Покончила с собой молодая дуреха-актриса, партнерша Сани. Но что поделаешь — каждый выбирает свой жизненный путь, у каждого своя судьба! И кто сейчас от чего-нибудь подобного гарантирован?!

Так, обывательски, рассуждала в прошлый раз, когда они сидели за столом, мать, а отец хмурился, помалкивал. Уточнил лишь: «Это та самая Марийка, что Джульетту играла? А спектакля по Бунину я не успел посмотреть, жаль. Что вы там натворили… Жаль!»

И кого отец больше жалел — Бунина или Марийку — Саня не понял. Да и не очень обеспокоился.

Так что же сейчас он скажет своим родителям? Надо ли признаваться, что был в милиции и прокуратуре, затеял дело против Захарьяна?.. Мать, конечно, замашет руками, начнет отговаривать, ругать, а отец… да, отец поддержит его, если ему рассказать всю правду. Батя у него, Сани, правильный человек. Но тогда нужно будет признаваться в том, что через Михаила Анатольевича получил в качестве «стимула» миллион рублей за сцену в шалаше. Значит он, младший Зайцев, и есть главный виновник смерти Марийки?! Может быть, и убийца?

«Марийке подлость сделал, теперь Михаилу Анатольевичу свинью подложу, а за ним еще люди, — тягостно думал Саня. — А если Яна с Катей откажутся от показаний, то и меня из театра выгонят…»

— Саша, иди ужинать, — позвала из кухни мать. — И отца зови.

— Сейчас, — отозвался Саня, поднимаясь с дивана и всовывая ноги в теплые домашние тапочки.

Он выключил магнитофон, шагнул, было, к отцовской комнате. Вдруг зазвонил телефон в прихожей, и Саня взял трубку, как бы загодя демонстрируя доброе расположение к позвонившему, почти пропел:

— Алёо-о-о…

— Это Татьяна Николаевна, здравствуй, сынок. Я звонила в театр, но мне сказали, что сегодня нет спектакля и ты должен быть дома.

— Да, у меня сегодня нет спектакля, и я сегодня дома, — довольно сухо повторил Саня, стараясь, чтобы женщина уловила его интонации и не строила иллюзий: чуткому уху самая первая фраза собеседника многое скажет. Но названная Марийкина крестная кажется ничего не расслышала, не поняла. Примитивный, видно, человек, что с нее возьмешь?!

— Ты был у прокурора, сынок? В милиции?

— Был.

— И что же?

— Ничего.

— Не поняла… Ты погромче говори, что-то плохо слышно.

— Был, говорю. Потолковали и там, и там. Больше я туда не пойду.

— Почему?

— А зачем? Вы же знаете, она сама… Так мне и сказали. Чего теперь вину на других валить, людей мучить?

Какое-то время на том конце провода молчали. Потом Татьяна собралась с духом.

— Подонок ты! Я-то думала… Такую девушку вместе со своим режиссером загубил!.. Тварь!

— Вы! — повысил голос Саня. — Выбирайте выражения. И вообще — не смейте сюда больше звонить! — И он швырнул трубку.

За его спиной стоял отец.

— С кем это ты так… сурово?

— Да так. Человек один… ‘лезет не в свои дела. Да еще названивает, оскорбляет.

— Все равно, Саша, с людьми надо помягче обходиться. Ты человек в городе известный, что о тебе скажут?

— А, пусть что хотят говорят! — отмахнулся Саня. — Мне грубят, а я что должен, реверансы делать?.. Пошли ужинать, мама зовет.

За ужином он отмалчивался, родителям ни в чем не признался, на вопросы отвечал односложно, с неохотой. Жалел теперь, что на поминках разоткровенничался с этой Татьяной Николаевной, сказал лишнее, а она, вон, вцепилась…

Конечно, про «лимон» и спонсоров не нужно было говорить ни при каких обстоятельствах — он же выдал себя! Это улика, да еще какая! И как еще «крестная» Полозовой повернет? И что ему спонсоры скажут, если узнают? Михаил Анатольевич? Подумать страшно.

В общем, Саня, кругом ты дурак. С какой стороны ни поверни. А промолчал бы там, на поминках, поси-дел-погоревал, как все, да и ушел. Сколько людей тайны в себе носят! И кто о них знает?

Глава тридцать вторая

Из управления милиции к себе в райотдел лейтенант Павел Сайкин вернулся сильно озадаченным. С того момента, как побывали они с Тягуновым на пожарище у Бородкиных, прошло полторы недели, занедуживший, было, Вячеслав Егорович поправился, снова вышел на работу, но старшего оперуполномоченного словно подменили. Куда девалась его активность, напористость, предприимчивость? И говорить он стал как-то вяло, и предлагаемые им, Павлом, варианты расследования отверг, и о своих поисках в областной ГАИ номеров сгоревшей машины ничего не сказал. Павел так и не понял: нашел Тягунов в картотеке номера или не нашел? Чья, все-таки, машина сгорела в гараже Бородкина?