Галина Евдокимова - Самая страшная книга 2015 (сборник)

• Название: Самая страшная книга 2015 (сборник)
• Автор: Галина Евдокимова
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088634-0

Еще больше. Еще лучше. Еще страшнее.

Каждая антология проекта «Самая страшная книга» – уникальна.

Каждый том предлагает читателю знакомство с жанром ужасов во всем его современном многоцветии.

Если вы не читали «Самую страшную книгу», значит, вы не знаете русского хоррора.

Традиционно пугающие сюжеты, места, образы – и новые находки в извечном царстве кошмаров. Истории, способные вызвать дрожь.

Эти рассказы отбирали не «всеведущие знатоки», а обычные читатели – разного пола, возраста, с разными вкусами и предпочтениями. Из четырех сотен произведений на этот раз было выбрано двадцать пять.

Самых лучших. Самых интересных. Самых страшных.

---

– Постойте! Это не байки. Вернее – да, байки – оборотней не существует. Зато существуют териантропы. Не перебивайте меня, пожалуйста. Понимаете, люди, мнящие себя зверями, их называют териантропами или терианами. Таких много, тысячи, даже десятки тысяч. Есть даже сообщества териан, клубы, сетевые сайты. Вы, может быть, слыхали?

– Нет, не слыхал, – отрезал прапорщик. – Меня не интересуют психи.

– Да-да, вы правы, множество териан попросту шизофреники. Но не все, далеко не все. Большинство из них – обычные люди. Нет, конечно, не совсем обычные, но люди, сумевшие сжиться с такой вот своей особенностью. Подавить в себе звериное или, скажем так, управлять им. Есть, однако, и еще одна категория, малочисленная. Они… – Гоша замялся.

– Ну, – подбодрил Литовченко, – договаривай уже.

– Видите ли, таких единицы. Это люди, которые и в самом деле довольно близки к животным. И физически, и, так сказать, ментально. У которых человеческий разум сочетается со звериными инстинктами и повадками. Из таких немцы и формировали в свое время отряды лесных карателей. Представьте себе, например, наделенного разумом волка. Или стаю волков.

Литовченко крякнул.

– Понятно, – буркнул он. – Значит, вы их здесь держали, этих уродов?

– Они не уроды. Просто очень, очень опасные люди. В основном приговоренные к пожизненному сроку преступники, изъятые из тюрем и зон. Мы изучали их поведение, особенности, привычки, их военный потенциал, если угодно.

– Потенциал, значит, – повторил прапорщик. – Ну-ну. И какой же у этих животных потенциал?

– Очень высокий, поверьте. Но они не животные, – очкастый потупился. – Им вводили гормональные препараты, экстракты, полученные из звериных эндокринных желез, поэтому и внешность у них, так сказать, несколько изменилась. Профессор Петров выстроил из этого целую теорию. Понимаете, фактически мы вывели тут новую расу.

– Ах, вот оно как, – саркастически фыркнул прапорщик. – Новую, значит, расу. Недолюдей.

– Ну не совсем. Людьми они все же остались. Но очень сильными, жестокими, хитрыми. Это был во всех отношениях дерзкий проект и засекреченный, конечно. Если бы не медведь…

– Это которого я шлепнул? – уточнил Литовченко.

– Да. Знаете, териантропы – в основном киноиды, отождествляющие себя с хищниками семейства псовых. Мнящих себя другими животными крайне мало, а пригодных для нашего проекта так и вовсе считаные единицы. Понимаете, для нас было большой удачей, когда выяснилось, что арестованный в Екатеринбурге маньяк и серийный убийца – на самом деле отождествляющий себя с медведем териантроп. Мы лишь не учли, что он и силен, как медведь. Териан содержали в клетках, в подвале под лабораторией. Медведь клетку взломал. Расправился с персоналом, потом выпустил остальных.

Литовченко ошеломленно потряс головой. Поверить было трудновато, но тому, что прапорщик видел собственными глазами, сказанное соответствовало. Литовченко потянулся, расправил плечи. Ужас и кровь вчерашнего дня отступили, сейчас он чувствовал лишь усталость и горечь от того, что из-за чьей-то нерадивости или глупости погибли люди. За окном начинало уже светать, оставалось продержаться несколько часов до того, как подойдет подкрепление.

– Сколько их было, этих остальных?

– Четверо. Вместе с медведем пятеро. Но одного волка застрелил майор Олейник. Медведя убили вы. Остаются еще трое.

– Двое, – поправил прапорщик. – Одного я в лесу завалил. Что ж, просто прекрасно, замечательно, экспериментаторы вы хреновы. Значит, на свободе гуляют два человека-волка, так?

– Не совсем.

– Что значит «не совсем»?

– Волк только один. Второй – статья особая.

– Какая еще особая?

– Понимаете, второй тоже териантроп. И сумасшедший, по вашим меркам, естественно. Но он, несмотря на брутальность, жестокость и прочее – другой, не такой, как остальные. Я и жив-то остался благодаря ему.

– Новое дело, – нахмурился Литовченко. – В каком смысле?

– В прямом. Он видел, где я прятался, но не стал меня выдавать. Знаете, я к нему всегда по-особому относился, подкармливал иногда, разговаривал с ним, спорил, он совсем не дурак. В прошлом убийца, конечно, но его жертвы – не мирные обыватели, а другие преступники: бандиты всякие, насильники, наркоманы. В общем, он отождествляет себя не с волком, а с охотником на волков. С псом. Можно сказать – с волкодавом.

* * *

Надя открыла глаза и удивилась, что еще жива. Миг спустя удивление сменилось обреченностью – долговязый урод был в десяти шагах. И не один: рядом стоял, пригнувшись и оскалившись, еще такой же.

Судорожно отталкиваясь от земли локтями, Надя рывками пыталась уползти прочь. Долговязый смерил ее взглядом глубоко запавших глаз поганого гнойного цвета. Но почему-то не бросился на нее, а вновь обернулся ко второму. Они были похожи, эти двое, словно порожденные единой мерзкой утробой, и вместе с тем чем-то отличались друг от друга, чем-то неуловимым и разительным одновременно.

Надя закрыла глаза, чтобы не смотреть на тех, кто сейчас будет ее убивать. Она не плакала, не кричала. Она смирилась – жизненные силы закончились, даже боль в сломанной ноге притупилась и стала не такой нестерпимой. А потом раздался вдруг рев, страшный, гораздо страшнее, чем тот вой, что Надя слышала ночью. Она вскинулась и на этот раз заорала от ужаса.

В десяти шагах от нее дрались два нелюдя. Нет, даже не дрались – грызлись. Сцепившись, раздирая друг друга когтями и впиваясь клыками в плоть.

Она не знала, сколько длилась грызня. Так же, как не знала, кто вышел из нее победителем и, подобрав отлетевший в сторону топор, размозжил им череп второму. «Из-за меня, – обреченно думала Надя, – эти двое убивали друг друга из-за меня. Выясняли, кому я достанусь».

– Гадина, – сказала она приближающемуся существу– Паскуда, нелюдь.

Нелюдь нагнулся, рывком оторвал Надю от земли и закинул на плечо.

– Не бойся, – хрипло сказал он. – Я не такой, как они. Я тебя не трону.

– Ты… – выдохнула Надя. – Ты кто?

– Я охотник. Я убиваю волков и спасаю людей.

– Ты псих, – выдохнула Надя и заколотила кулаком по спине этого «спасителя». – Псих! Псих! Убийца!

– Да, – существо усмехнулось окровавленной пастью. – Я псих и убийца. К сожалению. Но тебя я отсюда вытащу.

Надя всхлипнула.

– Не убьешь? – тихо, едва слышно спросила она. – Ты меня не убьешь? Поклянись, что нет.

«Псих и убийца» тяжело вздохнул.

– Клянусь, – прохрипел он. – Слово даю.

* * *

Уперев локоть в подоконник, Литовченко вел стволом «грача» за ковыляющим по бетонным плитам уродом, несущим на плече миниатюрную девушку с короткими каштановыми волосами.

– Не стреляйте, умоляю, не стреляйте, – причитал за спиной Гоша. – Это он, волкодав.

Прапорщик левой рукой, не глядя, поймал Гошу за ворот, отшвырнул от себя.

– Не стреляйте, не надо, – продолжал мямлить тот.

Литовченко прицелился. Бить надо было наверняка и так, чтобы не задеть девушку. Навалившаяся усталость мешала взять точный прицел, туманила глаза, дрожью сбивала руку.

Внезапно девушка подняла голову. На мгновение их взгляды встретились. Прапорщика хлестануло по сердцу жалостью и болью.

– Сейчас, сейчас, девочка, – бормотал Литовченко. – Потерпи, милая. Только не бойся, сейчас все сделаю, вот увидишь.

Он обхватил рукоятку обеими ладонями, волевым усилием унял дрожь.

– Не стреляйте! – закричала вдруг девушка.

От неожиданности прапорщик дернулся, а в следующе мгновение териантроп задрал башку и уставился на него.

– Не стреля-я-я-я-йте!

Териантроп рванулся, и Литовченко, улучив момент, всадил в него пулю. Волкодав пошатнулся, уронил девушку, затем упал на колени. Прапорщик хладнокровно выстрелил ему в голову, поднялся и, грузно ступая, пошел на выход.

– Что ж вы наделали, – тоскливо бубнил очкастый биолог. – Зачем?

Литовченко обернулся с порога. Подавил в себе желание пристрелить заодно и этого.

– Я вот думаю, кто на вашем сучьем объекте самая большая сука, – презрительно сказал он. – Волк, волкодав или ты.

«Или я», – мысленно добавил он, спускаясь с лестницы.

Андрей Таран Пиявки

Стылая морось повисла в воздухе, солнце прилипло к небу блеклой соплей. Кузьма Игнатьич прицелился в него здоровым глазом – не тем, что в паутине багровых шрамов и давно помутнел, а тем, что еще различает свет и зыбкие силуэты. Тоже не телескоп, но в его годы плакаться – только Бога гневить.

– Что впялился, сват? – рокотнуло сзади, и под сопливую мокроту выбрался Сява. – Никак архангелов с трубами караулишь? Неужто запаздывают?

Кузьма Игнатьич скривился, будто от кислого: тьфу ты господи, достался сожитель! Помирать соберешься – в гробу полежать не даст. Несуразный человек, одно слово: финтифлюй! Вот, скажем, голос: зычный, рокочущий, глаз прижмуришь – чистый Левитан; а взглянешь: сморчок жеваный, одна суета. Или, к примеру, имечко взять. Посмеялся родитель, записал в метрику: «Сила Григорьич Сявкин». Ну какой он «сила»? Ясное дело, деревенские пацаны вмиг перекрестили, сделался он «СиСя». До пенсии в дурачках проходил, а нынче, поближе к смерти, до «Сявы» дорос.