Сергей Григорьев - Белый враг

• Название: Белый враг
• Автор: Сергей Григорьев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1925

---

— Годите, хлопцы, зубы скалить. Берите по ведру — марш по воду к колонке, — сказал Старик…

Репеёк и Линь схватили по ведру и спрыгнули с вагона. Сначала им показалось весело скользить и падать, гремя ведрами, и шуткой добежать по ледяной коре до колонки за водой.

Но гололедица не то, что разом застывший за ночь зеркально пруд. Уж стрелочник добрался до облепленной снегом колонки, растопил под колонкой печурку, а мальчишкам было до колонки далеко, Легко катились сами ноги с горки вниз в канаву, но потом приходилось взбираться на обледенелую бровку, и, гремя ведрами, Репей с Линьком не раз упали и скатились вниз, прежде чем одолели, ползя на четвереньках, горку. Пока мальчишки добрались до колонки, она на их глазах похудела, — из сахарно-белой стала чугунно-черной.

Добравшись до колонки, мальчишки взмокли и тяжело дышали. Линёк нацедил воды. Репеёк медлил и думал:

— Ну-ка, посмотрю, как ты пойдешь.

Линёк ступил с ведром воды на гололедь и сделал несколько шагов.

— Ни в жизнь не дойти. — Не успел промолвить стрелочник этих слов, как Линёк взмахнул левой рукой и повалился на бок; уронив, пролил ведро. Стрелочник хохочет. Линёк встал, вернулся и снова нацедил ведро из крана.

— Ты этак, хлопчик, всю воду у меня выцедишь, — посмеивался стрелочник. — А ты что же, ну? — спросил он Репейка…

Вот что, дядя, мне воды не надо: ну-ка выдвини зольник…

— Эге же! Ты не дурень…

Стрелочник выдвинул из поддувала колонки коробку, полную горячею золой. Репеёк подставил ведро:

— Сыпь!

С ведром золы Репеёк ступил на лед, посыпав перед собой узенькой полоской.

За Репейком на зольную дорожку вступил с ведром воды Линёк. Так они и добрались до вагона, не упав ни разу.

Когда мальчишки вскипятили чайник, мужик в вязаном жилете достал из сумки большую темную кокурку, разломил ее пополам и дал Линьку, и Репью, примолвив:

— Снедайте на доброе здоровье. Я ж вижу, що ума у вас прибыло. У тебя батька дурь вечор вытряс, да из тебя добрый человек повыбил. Снедайте, дай вам, боже, що гоже, а що не гоже, того не дай, боже.

Стоило большого труда скатить с платформы фуры и двуколки, обмерзшие и примерзшие к платформе, погрузить в них инструменты, вещи и припасы… Репей с Линьком выгребли из вагонной печки золу и посыпали ее вокруг вагонов — стало легче ходить. Мужики привели лошадей из станционного сарая, где они стояли ночью, и запрягли. На прощанье наскоро надергали сена из стога и, провожаемые руганью начальника полустанка, тронулись в путь по обледенелой просеке. Лошади скользили некованными копытами и то и дело падали на колени, — их приходилось поднимать, вытягивать двуколки из рытвин заросших колей. Репья и Линька посадили было на двуколку, — но скоро они спрыгнули на землю и пошли, как все товарищи их, пешком — не потому, чтобы им стало стыдно, а застыли: ветер тянул пронзительный, а оба были одеты не тепло.

VIII. Неподъемный столб

Глубже в лес — дорога лучше. На третьей версте от полустанка строители увидели на повороте просеки первый упавший столб. Под тяжестью гололеда оборвались провода по одну сторону столба, — пятивершковое[4] его бревно надломилось в корне и свалилось в другую сторону. Канаты обмороженных проводов висели с соседних столбов белыми змеями.

Около упавшего столба строители раскинули палатку. Начались работы. Распоряжение перешло к Бехтееву, отцу Линька, а Старик работал наравне с другими. Бехтеев разделил рабочих на артели. Две артели по шли по линии в разных направлениях от упавшего столба с длинными шестами, околачивать с проводов наледь, чтобы облегчить их тягу на столбы. При этом некоторые провода рвались — но это-то и было нужно: так открывали ослабленный провод, который все равно упал бы потом от ветра, или при новом, даже не столь опасном натиске белого врага.

Другая артель должна была поставить новый столб. Вырыли яму, Выбрали сосну; спилили, повалили, отняли верхушку и лошадьми волоком подтащили к яме. Бехтеев со Стариком вывертывали из старого столба крючья с изоляторами, зачищали и скручивали концы оборванных проволок и оловом, растопленным в котелке на жаровне, лудили скрутки, чтобы место спая лучше проводило ток. Мальчишек отрядили в лес с мешками собирать сосновые шишки, — уголья все сожгли, а шишки горели в жаровне не хуже углей.

Репеёк и Линь с Балканом возвратились с полными мешками на спинах; они увидали, что новый столб обтесан, крючья с изоляторами ввернуты до отказа, — готовились к подъему. Мальчишкам велели варить кашицу на всех.

Мужики — все пятеро — разложили в сторонке от палатки большой костер и в него поставили, каждый для себя: три чайника и два котелка. Сами сидели вокруг на корточках, подправляли угольки каждый под свой чайник и тихонько ругали весь свет.

Столб сырой матерой сосны был неподъемно тяжел. Бехтеева считать не приходилось — он командовал. Старика все берегли. Поднимать столб приходилось Сверчку, Чорту Рыжему, Семену Бритому, да Семену с бородой. Пятеро и ничего бы — да ослаб народ. Репей и Линь варили кашицу.

— Вот лодыри, — сказал Сверчок, поглядывая сердито на мужиков, — поди, Старик, чтоб подсобили.

— Сам ты лодырь, Сверчок, — не упустил случая повздорить Рыжий чорт, — еще не крякнул, а уж за штаны держишься. Берись, ребята!

Он схватил вагу и подвел ее под столб.

— Давай, товарищи!

— Давай, а те сидят да бражничают.

Старик подошел к мужикам и сказал:

— Чаевничать собрались?

— Чаевничать, — за всех ответил черный в вязаном жилете.

— Чтобы вам один чайник на пятерых: и скипит скорее, да и смотрел бы один.

— А нам чего тогда делать?

— Да вот нам бы подсобили.

— Мы при лошадях, — угрюмо глядя в огонь и подправляя угольки под своим чайником.

— Ладно. — Старик отошел.

— Чего ладно? Чем ты нам угрозишь?

Старик молча вернулся к столбу и на ходу бросил Бехтееву: поднимай.

— Что, лодырь, не любишь, — закричал весело Рыжий Чорт Сверчку — поднапрись, Ваня.

Сам он вдруг он вдруг озверел, лицо покраснело, глаза засветились, и он запел:

— Что, ребята, припотели?
Самогонки захотели?
Эй, дубинушка, ухнем!

Ссунуты и в яму комлем столб стал подыматься. — С одной стороны его тянули веревкой, с другой подпирали баграми. Столб подымаешь, — кажется всего тяжелее, когда он уж на половину встал. В ту самую минуту, как Рыжий Чорт упёрся вагой в столб, видя, что он подается назад, Сверчок выругался, выдернул багор и закричал:

— Один работай, а пятеро сидят, — баста!

Бехтеев подхватил багор Сверчка, вонзил в столб и уперся.

— Не сдавай, товарищи. Старик, докажь молодым! Эх, кто б нам малость подсобил, — крикнул Рыжий Чорт в сторону мужиков, — товарищи, самую малость!

Мужики подгребали угольки к своим чайникам.

— Эх! Кто б нам подсобил, — кричал, весь багровый от натуги, Рыжий Чорт, — самую малость!!..

Не сговариваясь, Линь с Репейком вскочили от котла, подхватили багор и вдвоем уперлись им в столб, готовый рухнуть.

— Ай, молодчики! Ай, ребятишки! — вопил в неточный голос Рыжий Чорт, — встает, встает, встает, стоит, стоит…

Столб, подпертый баграми с трех сторон, стоял легко и прямо в яме.

Сверчок, как ни в чем не бывало, поплевал на руки, схватил заступ и стал зарывать яму.

— Чаевничают, серые дьяволы, — кивал он на мужиков.

Вечером, когда артель пошабашила и собирались спать, к палатке подошли и мужики. Около палатки стоял Старик; он процедил сквозь зубы:

— Вы бы засветло дров запасли, а то замерзнуть можно, — ночь идет крепкая.

— Как это замерзнуть? А палатка-то?

— В палатку я вас не пушу.

— Во-он что! А ты, бедова твоя голова, сурьезный.

— Ты уж и на мою долю вели сучьев набрать. Я с вами у костра ночевать буду.

— Это еще зачем?

— Да кто тебя знает: не вздумал бы ты коней угнать.

— Ах, ты, бедова твоя голова. А если я сяду на конь, да погоню.

— Вот, — показал револьвер Старик.

Черный мужик усмехнулся:

— Пойти сказать ребятам, чтоб сушнику набрали поболе: боюсь, как бы ты не простудился.

IX. Около взводного котла

Ноябрьской ночи нет конца. Еще свету не было, мужики дожгли последние сучки. Четверо дремали, а двое, Старик и Черный мужик в вязаном жилете, ни на минуту не сомкнули глаз. Сидели рядом и говорили. Обо всем переговорили, а ночь еще черна кругом завороженного морозом бора. Когда костер угас, мужик сказал:

— Дал бы топора, дров нарубить.

— Не дам.

— Ах ты, какой кремнистый! Вели мужикам-то в палатку ползти — застынут. А я уж с тобой один до света подежурю.

— Ладно.

— Хлопцы, ползи в палатку, хозяин дозволяет.