Томас Мор - Утопический роман XVI-XVII веков

• Название: Утопический роман XVI-XVII веков
• Автор: Томас Мор
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1971

Вашему вниманию предлагается антология «Утопический роман XVI–XVII веков».

Вступительная статья Л. Воробьева

Примечания А. Малеина, Ф. Петровского, Ф. Коган-Бернштейн, Ф. Шуваевой.

Иллюстрации Ю. Селиверстова.

---

— Вашим умом не постичь этих тайн, — отвечал он. — Вы, люди, воображаете, будто то, чего вы не понимаете, имеет духовную природу или же что оно вовсе не существует; но такой вывод весьма ошибочен и только доказывает, что во Вселенной существует, быть может, миллион явлений, для постижения коих вам потребовался бы миллион совершенно других органов. Мои чувства, например, позволяют мне понять причину влечения магнита к полюсу, постичь тайну морских приливов и узнать, что становится с животным после его смерти; вы же можете подеяться до таких высоких понятий лишь путем веры, ибо вам недостает соответствующего кругозора, — так слепец не может представить себе, что такое прелесть ландшафта, колорит картины, оттенки радуги, или же он представит себе их как нечто осязаемое, вроде еды, или как звук, как запах. Так и вы, если бы я стал объяснять вам то, что воспринимаю органами чувств, которых у вас нет, то вы представили бы себе это как нечто, что можно услышать, увидеть, осязать, трогать, пробовать на вкус, а между тем это нечто совсем иное.

В то время как он говорил все это, фокусник заметил, что зрителям начинает надоедать мой лепет; он был для них совершенно непонятен и воспринимался как некое бессмысленное мычание. Фокусник принялся изо всех сил дергать веревку, чтобы я прыгал, и это продолжалось до тех пор, пока зрители не стали расходиться по домам, вволю нахохотавшись и убедившись, что я почти так же сообразителен, как местные животные.

Посещения этого дружественного демона скрашивали дурное обращение со мной моего хозяина, ибо разговаривать с теми, кто заходил посмотреть на меня, я не мог, — ведь ни я не понимал их языка, ни они моего, не говоря уже о том, что они считали меня законченной скотиной; судите же сами, какая между нами лежала пропасть. Надо сказать также, что в этой стране в ходу только два языка: одним пользуются вельможи, другим — простонародье.

Язык вельмож не что иное, как разновидности нечленораздельных звуков, более или менее напоминающих нашу музыку, когда мелодия не сопровождается словами, и это, конечно, изобретение столь же полезное, сколь и приятное, ибо когда вельможи устанут говорить или сочтут ниже собственного достоинства пользоваться для этой цели своим горлом, то они берут лютню или другой какой-нибудь инструмент и при его посредстве выражают свои мысли не хуже, чем голосом; таким образом, они иной раз собираются человек по пятнадцати — двадцати и при помощи мелодичнейшего концерта обсуждают какой-нибудь богословский тезис или запутанный судебный вопрос.

Другой язык, находящийся в распоряжении народа, выражается в дрожании членов, но дрожание это не такое, какое можно себе представить, ибо некоторые части тела передают всю речь целиком. Например, каждое движение пальца, руки, уха, губы, локтя, глаза, щеки представляют собою целую речь или период речи со всеми ее составными частями. Другие движения обозначают всего лишь отдельные слова, как, например, морщинка на лбу, различные подергивания мускулов, поворот ладони, притоптывание, выворачивание руки; они усвоили привычку ходить совершенно голыми, и, таким образом, когда они говорят, все члены, привыкшие выражать их мысли, до того оживленно шевелятся, что кажется, будто это не человек говорит, а просто трепещет тело.

Демон посещал меня почти ежедневно, и его чудесные беседы разгоняли тоску, в которую ввергала меня тяжелая неволя. Однажды утром в конуру мою вошел незнакомый мне мужчина; он долго лизал меня, потом осторожно подхватил зубами под мышки, а лапой, которой он поддерживал меня, чтобы я не упал, перевалил меня себе на спину, где мне было так мягко и удобно, что, несмотря на горечь сознания, что со мной обращаются как со скотиной, у меня не возникало ни малейшего желания удрать; к тому же люди, которые ходят на четырех ногах, передвигаются настолько быстрее нашего, что даже самые неповоротливые из них могут догнать бегущую лань.

Но я безмерно огорчался, не имея никаких вестей от моего учтивого демона; вечером, когда мы остановились на ночлег, я прогуливался во дворе харчевни в ожидании еды, и тут появился совсем еще молодой и довольно красивый человек и стал хохотать мне прямо в лицо, забросив мне на плечи две передние ноги. Я некоторое время взирал на него, а он наконец воскликнул по-французски:

— Что же это? Вы уже не узнаете своего друга?

Судите сами, что со мною сталось, когда я услышал эти слова! Изумление мое было столь велико, что я вообразил, будто весь лунный шар, все, что со мною здесь произошло, все, что я видел, — не что иное, как наваждение. А человек-животное (тот самый, на котором я ехал) продолжал так:

— Вы говорили, что никогда не забудете услуг, которые я вам окажу, а сейчас можно подумать, что вы меня никогда и не видели.

Заметив, что я все так же удивлен, он сказал:

— Словом, я демон Сократа.

Эти слова повергли меня в еще большее изумление; чтобы рассеять его, он пояснил:

— Я тот демон Сократа, что развлекал вас в тюрьме; чтобы и дальше служить вам, я облекся в тело, на котором нес вас вчера.

— Но как же это возможно? — прервал я его. — Ведь вчера у вас было тело очень длинное, а сегодня оно совсем короткое; вчера у вас был голос усталый и хриплый, а сегодня он звонкий и громкий; наконец, вчера вы были седовласым стариком, а сегодня вы молодой человек! В нашем мире человек движется от рождения к смерти, а здесь, значит, идут от смерти к рождению и, старея, молодеют?

— Поговорив с князем, — отвечал он, — и получив распоряжение доставить вас ко двору, я отправился за вами туда, где вы находились, а когда я вас привез, то почувствовал, что тело, в которое я облекся, до такой степени устало, что органы его не могут выполнять свою обычную работу. Поэтому я направился в больницу и там застал труп молодого человека, который только что скончался вследствие происшествия весьма странного и тем не менее нередкого в этой местности. Я подошел к телу, делая вид, будто мне кажется, что оно еще движется, и стал уверять присутствующих, что он вовсе не умер и что они принимают за смерть обыкновенную летаргию. Затем я незаметно приблизился губами к его губам и вошел в него как бы вместе со вздохом. Тут моя старая оболочка сошла с меня, а я, став тем юношей, отправился за вами, оставив присутствующих в полном изумлении.

Тут нас пригласили к столу, и я пошел вслед за моим вожатым в роскошно обставленную залу, где, однако, не заметил никаких приготовлений к трапезе. Полное отсутствие какой-либо снеди, в то время как я умирал от голода, побудило меня спросить — где же накрытый стол? Ответа я слушать не стал, ибо в эту минуту три-четыре мальчика, дети хозяина, подошли ко мне и стали весьма учтиво снимать с меня всю одежду вплоть до рубашки. Эта неожиданная церемония до такой степени удивила меня, что я не только не решался спросить разъяснения у моих прекрасных камердинеров, но даже на вопрос вожатого о том, с чего мне желательно начать, я лишь с великим трудом ответил: с супа. Но едва я вымолвил это слово, как почувствовал запах самой благоуханной похлебки, какой когда-либо вдыхал нос жестокосердого богача{281}. Я хотел вскочить с места, чтобы броситься по следу этого упоительного аромата, но скакун мой удержал меня.

— Куда вы? — сказал он. — Сейчас мы пойдем гулять, сначала же надо поесть; доедайте суп, а потом закажем что-нибудь другое.

— Черт возьми, да где же суп-то? — возразил я, начиная злиться. — Вы сегодня, кажется, вздумали поиздеваться надо мною?

— Я полагал, что в городе, откуда мы приехали, вы видели, как ест ваш хозяин или кто-нибудь другой, — ответил он, — поэтому я не объяснил вам, как тут питаются. Но раз вы этого еще не знаете, скажу вам, что здесь люди живы паром. Кулинарное искусство состоит здесь в том, чтобы в большие, нарочно для этой цели сделанные сосуды собирать запахи, которые издает всякая снедь, когда ее жарят; едва запахов наберется достаточное количество, притом разных, на всякий вкус, вскрывают какой-нибудь сосуд соответственно аппетиту обедающих, потом откупоривают другой и так далее, пока все общество не насытится. Если вы этого еще на себе не испытали, до вам трудно поверить, что нос, без участия зубов и глотки, кормит человека, исполняя обязанности рта, но я хочу познакомить вас с этим на опыте.

Не успел он договорить, как я почувствовал что в залу один за другим поступают приятные пары, притом такие питательные, что не прошло и десяти минут, как я оказался совершенно сыт.

Когда мы встали из-за стола, демон сказал:

— Все это не должно особенно удивлять, потому что вы, вероятно, не раз замечали в вашем мире, что повара, кондитеры и кулинары, хоть и едят куда меньше людей других профессий, все же гораздо дороднее остальных. Откуда, по-вашему, эта полнота как не от паров, которые их беспрестанно окружают, просачиваются в их тела и питают их? Люди этого мира отличаются более крепким и устойчивым здоровьем, ибо пища их почти не вызывает испражнений, кои являются причиной чуть ли не всех болезней. Возможно, вы удивились, что перед трапезой вас раздели, — ведь в вашем мире такого обычая нет; а здесь это принято, и делают это для того, чтобы животное могло как можно лучше впитывать пары.