Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь?

• Название: Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь?
• Автор: Валида Будакиду
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-2513-5

На следующее утро Адель пошла искать работу. Санитаркой устроиться без блата было невозможно, ибо специальность «санитарка» продолжала возглавлять тройку хит-парадов самых престижных профессий. Эта специальность конкретно говорила о том, что девица в белом халате нараспашку поступает в Мединститут. Не попав в санитарки, Аделаида решила пойти в рабочие на стройку. У них в Городе на стройках работали командировочные или условно осуждённые и кавалеры, и дамы.

---

Вот так! – говорила мама всегда одну и ту же фразу. – На охоту идти – собак кормить! Вчера надо было примерить, чтоб отнести к тёте Тане и расставить по швам! Что я теперь могу сделать?! Теперь иди как хочешь!

Аделаида первую часть фразы вообще не понимала: она никогда не была на охоте и поэтому не знала, когда и чем нужно кормить собак. Если не нужно, то почему? Но факт в том, что «надо было померить вчера» её добивал ещё больше! Ведь вещь «сшили на заказ» совсем недавно. Она её и надеть-то успела всего разок! Значит, если вещь лезет по швам – Аделаида стала ещё толще! Чем осознать, смириться и принять этот догму просто как очередные происки судьбы, Аделаиде легче было совершенно не дышать в течение всего представления, или за «День-рожденским» столом! Одна мысль, что платье «увеличат» по швам, её резала без ножа. Ага! И по бокам останутся дырки в ткани после выдернутых ниток. И всем будет понятно, откуда именно эти дырки. Аделаида мечтала о вязаных вещах, потому что, говорят, они очень хорошо растягивались. Вон у Ирки были вязаные юбка с кофтой. Ирка говорила, что ей бабушка связала. Вот если б у Аделаиды были такие юбка с кофтой… Но мама вязать не умела.

Узкая одежда, из которой вываливалась в принципе половина Аделаиды, вызывала живое восхищение одноклассников:

Боча! Тебе платье не большое? – совершенно серьёзно интересовался Пашенька Середа, даже не боясь, что она может пожаловаться маме. Паша знал, как знали и все вокруг – она никогда, никогда этого не сделает. Если ей даже на спине выжечь калёным железом и большими буквами «жиртрест».

Не твоё дело! – фыркала Аделаида. – А тебе гитлеровский чуб не жмёт?

Настроение, в принципе, не портилось. Аделаида привыкла к этому законному ритуалу в фойе театра, когда все снимали пальто и сдавали его в гардероб. Ничего нового не происходило. Так было всегда и всегда так будет. Нет, не всегда, конечно, а до тех пор, пока она не станет «Танцующей королевой». Её мучило совсем другое! Гораздо более серьёзное, чем придурошный Пашенька Середа. Эти мучения она ощущала в конце каждого спектакля, когда зал взрывался аплодисментами, когда актёры снова становились простыми людьми и выходили на поклон. На сцене стояла вся труппа. Актёры кланялись, показывали друг на друга, на зрителей и снова, приложив руку к груди, кланялись. Тут на сцену, на глазах всего зала один за одним начинали подниматься люди, восхищённые и растроганные игрой. В их руках светились от ярких прожекторов огромные букеты цветов. Они дарили эти букеты актёрам, выражая им свои чувства восхищения и благодарности, признательность за те минуты счастья, которые они смогли подарить зрителям в этот вечер. За то, что каждый, сидящий в зале, смог хоть на полтора часа стать лучше и добрее, чем он был. Зато, что в ком-то зародились новые чувства, доселе совершенно ему неведомые и непонятные.

Аделаиду всегда во время этой феерии смущала одна, но очень навязчивая мысль. Она хотела знать: есть ли в зале ещё хоть один человек, так же страстно жаждущий обнять актёра, как она?! Засыпать его цветами, постоять рядом с ним на сцене и просто сказать: «Спасибо вам за всё!». «Засыпать цветами»? Ха! Если даже со всеми вместе постараться незаметно подняться вверх на сцену, её непременно увидят! Увидят круглую спину, платье, похожее на старый чехол от танка и лезущее по швам. Прыщи на лбу, возможно, издалека и не заметят. Если хорошо всё взвесить, то зрелище под названием «Аделаида на сцене», пожалуй, развлечёт зал гораздо больше самого представления… Те, кто поднимался на сцену к актёрам, казались ей настоящими героями. В такие минуты она с тоской и мукой вспоминала мамины слова:

Ты должна быть ведущей! Ты должна вести все концерты! Выходить на сцену, объявлять этих, ну, которые принимают участие!

«Интересно, как бы повела себя мама, если б она сидела в зале, а я бы просто поднялась на сцену и начался бы полный переполох? – спрашивала себя Аделаида. – Мама же должна что-то сказать, как-то объяснить вой в зале?» Аделаида тут же сама себе отвечала:

Мама бы сказала: «Какая ты дура! Они же от восторга, от радости кричали и свистели! Они тебя приветствовали! А некоторые от зависти! А как ты думала? Тебе всю жизнь будут завидовать! Привыкай!»

Их класс ещё возили во Дворец Спорта на «Балет на льду».

Аделаида долго потом не могла забыть, как плавно и притом показывая разные замечательные позы, летели по зеркальному-зеркальному льду фигуристы! И всё это под музыку! У девочек были такие короткие то ли кофты, то ли платья, что когда они поворачивались и ехали спиной, то они задирались и на попе оставались одни не прикрытые трусы! Такое, ну, или почти такое Аделаида видела только очень давно, когда папа брал их с Сёмой с собой на соревнования по гимнастике. Притом, за фигуристами развевались какие-то пёстрые, воздушные шарфы, ленты! Аделаида сперва не понимала, как в их Городе с женщинами, все как одна похожими на вдову Гоголя в старости, вообще могло кому-то прийти в голову даже в их русской школе, где проходили вольнодумца Тургенева Ивана Сергеевича, показать им живых фигуристок? Ладно Тургенев – хочешь верь, хочешь не верь, что такие «испорченные» Аси бывают, зато тут все они живые и все налицо! И как такие люди вообще существуют, такие изящные и совсем не стесняющиеся своего тела. Она только потом поняла, что эти люди с Луны, или с какой другой планеты. Она и себя представляла инопланетянкой, скользящей по льду в красивом купальнике. Хотя, наверное, такая юбочка была бы для неё действительно коротка, а вот если бы подлиннее, например, до колен, как у другой балерины – то вполне можно! И можно ехать только вперёд, совсем не поворачиваясь спиной, чтоб юбка не задралась выше поясницы. Может, попросить у папы, чтоб купил коньки? Дать честное слово, что всегда, всегда, всю жизнь будет получать одни «пятёрки»? И по алгебре, и по химии… Вдруг купит?

После «Балета на льду» они в тот день всем классом поехали в планетарий.

При виде звёздного неба Аделаиде вдруг стало невообразимо грустно. Она вспомнила, как они с дедой сидели на влажной гальке на берегу моря и загадывали желание на падающую звезду. Вспомнила и про Маленького Принца. Деда тогда так рассказывал про него, что ей казалось, что он где-то тут, рядом с ними. Только побежал куда-то на минутку. Может, чтоб угостить всех мороженым? Как деда ей тогда показал Большую Медведицу?

Вон, – говорил он, – видишь, во-о-он она, похожа на большую ложку!

Аделаида врала, что видит, на самом же деле искала на небе алюминиевую ложку для супа. Ей было немного смешно и немного обидно.

Вечером дома Аделаида призналась маме: Мне так нравится смотреть на небо! Оно такое живое и всё время меняется!

Что? – не расслышала мама.

Мне нравится смотреть на небо! Интересно, почему?

Дура потому что! Совсем отупела – вот и нравится! Смотришь в книгу – видишь фигу!

Мама была очень романтичной, но вот именно небо ей не нравилось. В последнее время отношения их совсем не клеились. Нет, Аделаида всю жизнь жила так и не думала, что они могут быть и другими. Просто ей теперь хотелось чего-то большего, она даже не смогла бы объяснить, чего именно. Она так жалела Маленького Принца, у которого не было не только мамы и папы, у него не было даже одноклассников! У неё же всё было хорошо, у неё есть и мама, и папа, и Сёма, и друзья, чего жалиться? Просто родители теперь сами от неё постоянно требуют каких-то особенных отношений, каких-то откровений, бесед, вопросов, и именно из-за этого она иногда стала задумываться о происходящем.

Ви дальжни бит как падруги! – продолжал нести ахинею папа. – Ти всио, всио дальжна мами гаварит! Мами всио можно гаварит! На свэтэ нет такой разгавор, чтоб мама не знал. С ним можно гаварит обо всё-всё. Саветоваца, делица, спрашиват, пример брат.

Пару раз Аделаида сделала такую попытку – рассказала маме страшную школьную девичью тайну, что Гийка Филонов «встречается» с Танькой Козловой из «Б» класса.

Что значит «встречается»? – переспросила мама.

Нуу-у-у, – потянула Аделаида, совершенно не готовая к тому, что мама может не знать, что такое «встречаются парень с девушкой», – «встречается» – это значит она ему нравится. Они вместе ходят со школы домой и иногда делают вместе уроки. Все об этом знают, и поэтому никто их не дразнит «жених и невеста».

– А-а-а. А эта самая Танька ещё что-нибудь рассказывает?

– Рассказывает. Говорит, что он ей тоже нравится, и что он ей подарил на 8-е марта зеркальце.

– О-о-о! Хороший подарок!

– Только ты никому не говори, ладно?

– Кому я скажу?! Делать мне нечего, кому-то что-то рассказывать!

В тот же вечер Аделаида сама слышала, как мама по телефону рассказывала Анне Васильевне, маме Пашеньки Середы, что в «школе творится полнейший бардак, что надо что-то с этим делать!». Что у них в параллельном классе какая-то Козлова крутит любовь с Филоновым: