Ольга Туманова - Убийство в пансионате

• Название: Убийство в пансионате
• Автор: Ольга Туманова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Алла Геннадьевна не знала женских сомнений: "Сейчас все хорошо, но я так боюсь сглазить". Как-то ее пытала заезжая родственница: "Да как это ты не знаешь, когда он придет? Да как это ты не знаешь, с кем он задержался?"

- Да куда он денется от меня, пока мы оба живы? - сказала Алла Геннадьевна в сердцах.

- Это уж точно, - сказал муж.

Алла Геннадьевна ценила мужа, она знала о нем главное: он - надежен. Он, как простой крестьянский стол из дуба: его не опрокинешь ненароком, разбив посуду и ошпарив кипятком ноги. За ним удобно обедать. Но иногда Алле Геннадьевне хотелось выпить кофе за маленьким изящным столиком. И чтобы свечи. И чтобы чашечки из тонкого фарфора...

Здесь, в санатории, второй комнаты не было, и желание Аллы Геннадьевны спать в тишине и темноте не совпадало с желанием Василия Викторовича на ночь почитать и послушать приемник, и желание Василия Викторовича спать до обеда не совпадало с желанием Аллы Геннадьевны рано утром подвигаться под ритмичную музыку, постоять под душем, выпить чашечку кофейку. В номере даже не было ночной лампы, а спать в освещенной комнате не отдых, а издевательство, и почему она должна быть весь день разбитая...

И вновь Аллу Геннадьевну окатила волна неприязни. И, недовольная собой, она сама себе хотела растолковать причину своего дурного настроения, но причины не было. Раздраженность возникла из ничего, родилась во сне, и Алла Геннадьевна тут же решила, что причина есть, и причина, конечно, не в муже, а в ней, вернее в непривычном для нее состоянии бездействия.

Стараясь не шуметь, Алла Геннадьевна занялась утренним туалетом, и, беря с тумбочки то массажную щетку, то тюбик с кремом, то косметичку, принялась анализировать вчерашний день, чтобы найти причину своей нервозности и устранить ее.

Да, конечно, причина была там, в прошлом вечере. Когда, опоздав на ужин, они устроили себе праздничный стол на табуретке (стола в номере не было), и Алла Геннадьевна так, без повода, поставила на табуретку, купленные "на случай" шампанское и коньяк и уже представила, как шампанское закружит голову, и в ней проснется забытое желание пококетничать с мужем, приласкаться к нему, а он от пары рюмок коньяку станет нежен, ласков и смел. И никого нет в соседней комнате. И никто не может открыть дверь. И уже лукавая улыбка заиграла на ее лице, и Василий Викторович, потирая руки, спросил весело: "Ну что, позовем этих охламонов?" И Алла Геннадьевна обиделась: "Почему непременно надо устраивать пьянку?" И Василий Викторович обиделся: дома для гостей все запасы на стол мечет, а тут выпивку пожалела - общество, видишь ли, не то.

И бутылки остались нераспечатанные. И Алла Геннадьевна и Василий Викторович уснули на разных кроватях, отвернувшись каждый к своей стене.

А еще раньше, днем. Когда после завтрака Василий Викторович завалился на кровать: "Хотя бы на час". А день был такой солнечный. "Ну, и валяйся", разозлилась Алла Геннадьевна, она днем спала лишь больная, и валяться на постели в этой неуютной клетке, набирать лишний вес - ради этого они уехали из своей квартиры?

И Алла Геннадьевна ушла в город одна. И тут же увидела, как он пустынен и скучен, и какие огромные пролеты между остановками, и она идет по шоссе, и с одной стороны обрыв к морю, а с другой - скала, и проспект безлюден, лишь далеко впереди видна фигура, и тут чьи-то шаги сзади, и Алла Геннадьевна обмирает от тревоги, она боится и за себя, и за деньги, она забыла их выложить из сумочки, и все их деньги, и билеты на обратный путь - они все брали с собой: номер можно открыть пинком ноги, да и замок стандартный, одним ключом открываются все комнаты.

Тут Алла Геннадьевна, наконец-то, вышла к рынку, и там купила себе мохеровую кофту, яркую, нарядную, малиновую, не рабочую, не обязательную, ту, возле которой остановилась накануне, а Василий Викторович сказал: "Зачем тебе еще одна", и, купив кофту, Алла Геннадьевна решила, что можно уже и не дуться, и села на автобус, и поехала в пансионат, и Василий Викторович, конечно, не спал, он курил на балконе, высматривая Аллу Геннадьевну, и заулыбался, и встретил ее в дверях своим обычным "кто к нам пришел", и на обед взял ветровку, сам, без просьбы Аллы Геннадьевны, и после обеда, не заходя в номер, они уехали в город.

Вернулись непоздно, еще не было десяти, но входная дверь была уже закрыта, и они долго стучали.

Раздался стук в дверь, долгий и громкий, и Алла Геннадьевна вздрогнула, и тревога мгновенно выросла из неясного предчувствия в ожидание неминуемой беды: дочь? внук? мама? Кто мог так барабанить к ним в дверь в чужом городе? С каким вопросом? С каким известием?

Алла Геннадьевна застыла с массажной щеткой в руке, и потом, чувствуя, как холодеют пальцы, не глядя, положила щетку на тумбочку и уже шагнула было к двери, но тут Василий Викторович быстро, словно он вовсе и не спал, поднялся с кровати, и, на ходу снимая со спинки кровати спортивные брюки и тут же надевая майку, отстранил Аллу Геннадьевну назад, к балкону, и шагнул к двери.

7. На пороге номера стоял молодой человек, белобрысый, худой, нескладный. Незнакомый.

Они стояли по обе стороны порога, Василий Викторович и юноша, смотрели друг на друга, и оба ждали, когда заговорит другой. Словно дети, играя в молчанку: кто кого пересмотрит? кто первый спросит: "Сюда ли я попал?" или "Какого черта тебе здесь нужно?" И Алла Геннадьевна стояла чуть поодаль и ждала. И, уже не в силах сдерживать тревогу и раздражение, едва не крикнула в спину мужа: "Да спроси ты, что ему нужно!", и в тот же миг, словно отвечая на немой крик Аллы Геннадьевны, юноша картинно засунул руку во внутренний карман джинсовой курточки, выудил оттуда удостоверение и важно сообщил, что он следователь прокуратуры.

У Аллы Геннадьевны глаза округлились, и брови поползли вверх, к волосам: что у них общего с прокуратурой, она этих следователей за всю жизнь только по телевизору и видела, они с мужем даже улицу переходят исключительно на зеленый свет, и врываться к ним, в такую рань, да еще тут, в чужом городе, где они в отпуске... И тут же изумление Аллы Геннадьевны сменилось леденящим страхом: что же такое жуткое случилось дома, если сообщить об этом пришли из прокуратуры?

Василий Викторович по-прежнему смотрел на следователя молча, ждал объяснений; и, не услышав положенного "Чем могу быть" и не получив приглашения зайти, юноша протиснул свое тельце между стеной и Василием, прошел в комнату, бесцеремонно оглядел и неприбранную постель мужа, и косметику Аллы Геннадьевны, разбросанную на тумбочке, и нераспечатанные бутылки коньяку и шампанского на табуретке у окна.

- Ну, как к себе домой, - сказала Алла Геннадьевна с неприязнью оттого, что юноша медлил с сообщением, и от страха сообщение услышать.

Юноша вновь огляделся, теперь ища, где присесть, но одна табуретка была покрыта салфеткой, и на ней стояли вино и посуда, на другой лежали глаженые вещи (в шкафу не было полок, лишь палка для вешалок); присесть на кровать без приглашения юнец, видимо, не решался, а Алла Геннадьевна молчала, не нравился ей этот парень, что для приличия не сказал от порога даже краткое "Можно", а прошел в комнату, как с ордером на обыск и арест.

Перестав озираться в поисках несуществующего стула, юноша строго посмотрел на стоявшего у входной двери Василия Викторовича, затем на стоявшую у балконной двери Аллу Геннадьевну, и, быстро поворачивая голову то к одному, то к другому, спросил тоном, что так и называется: прокурорским:

- Что вы знаете об убийстве Зотовой Анастасии Федоровны?

Оба в ответ молчали, и смотрели не на следователя, а друг на друга, и каждый думал, что он впервые слышит это имя, но, может быть, она знакомая другого или близкая родственница, которую всегда называли домашним именем, скажем, тетя Ната.

Андрей Андреевич с удовлетворением оглядел чету, застигнутую им явно врасплох, и спросил строго:

- Убили вчера вечером, ориентировочно часов в двадцать. Где вы были в это время?

И снова ответом ему было молчание. Они даже не пытались ввести его в заблуждение, сказать, что были, скажем, в холле, смотрели телевизор, или играли в карты в соседнем номере.

Андрей Андреевич подошел к балконной двери, осмотрел вид из окна, потом резко развернулся и спросил с усмешкой:

- Убили у вас за стенкой, а вы не слышали? И ничего не знаете? И сказать вам нечего?

Алла Геннадьевна, что только что шагнула от балконной двери, чтобы беспардонный юнец не коснулся ее, молча опустилась на кровать. Слава богу, дома все в порядке. Убили кого-то здесь. Здесь? Убили?! Он что, шутит? Кого убили? Зотову? Какую Зотову? За стенкой? За какой стенкой? Во дворе? Или здесь, за стенкой? За какой? За той, где кровать Василия? Или за той, где ее кровать? Убили в соседнем номере? И ранним вечером, можно сказать, посредине дня, и не в темном проулке, а, можно сказать, дома? А как же они ничего не слышали? Если бы кто-нибудь закричал, Василий бы: