Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.

• Название: Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.
• Автор: Марк Еленин
• Издательство: Вече. Рипол
• Жанр: Роман
• Год: 1994
• ISBN: 5-7141-0203-7; 5-87907-048-4

Трагедия русского белого движения, крах честолюбивых планов ее вождей, пошедших против разрушителей России, судьбы простых людей, вовлеченных в кровавое горнило гражданской войны — тема романа Марка Еленина «Семь смертных грехов». Действие романа происходит на полях сражений, на далекой и горькой чужбине, особое внимание уделено автором первым шагам дипломатии советской страны.

---

Фон Перлоф расспрашивал о положении в городе и лагере. Кутепов отвечал: количество беженцев увеличилось, но он имеет силы справиться с ними, несмотря на агитацию французов и их приказы, на помощь американцев чинам армии, переходящим на положение гражданских лиц. Перлоф заметил, что газеты пишут о росте возвращенческих настроений в частях — в ответ на меры по укреплению дисциплины. Кутепов сказал жестко;

— Все чины корпуса с нетерпением ждут часа, когда приказом будет объявлено движение в Россию. Лучшим ответом на выдумки враждебных писак о палочной дисциплине и прочих мерах стал смех, с которым корпус читает их дерьмовые бредни.

— А письма офицеров? Как вы допустили публикацию их, генерал?

— Они не боевые офицеры! Дрянцо!

— Это уж неважно, простите, Александр Павлович. Письма прозвучали громко, на весь мир.

— Повторяю, они уже не офицеры, генерал, — сказал Кутепов грозно. — Мы метлой вымели их из наших рядов! Скоро у нас торжество — производство в офицеры юнкеров старшего класса. Приглашаю и вас.

— Благодарю, — небрежно отозвался Перлоф. — ...Позвольте вернуться к прежней теме, — сказал он. — Считаю, и дело полковника Щеглова было произведено с излишней поспешностью и гласностью, которой, естественно, не преминули воспользоваться враги армии и левая пресса.

— Тут выхода не было, — по-прежнему жестко и безапелляционно возразил Кутепов. — Щеглов агитировал против главного командования. Я получил ряд рапортов. Это и побудило меня организовать дознание.

— Простите, — вежливо, но сухо и твердо перебил фон Перлоф. — Полковник, известный в русской армии, пере ходит в разряд беженцев, собирается уезжать — бог ему судья! Пускай! Проявите терпимость, на нас нацелены тысячи биноклей Европы! И вдруг становится известным: полковник арестован, внезапно помещен в госпиталь. Действия ваших людей лишены гибкости.

— Военно-полевой суд вынес приговор, — проговорил Кутепов угрюмо. — А я утвердил смертную казнь. Чтоб другим наука!

— Командующий не против ваших действий, господин генерал. Вероятно, следовало изолировать Щеглова. Командующий обращает внимание на осуществление методов без должной гибкости, дипломатической.

— Что у вас еще, простите? — Кутепов спросил мрачно и принял позу, долженствующую обозначать крайнюю занятость. И тут же поинтересовался, понимая, что переиграл: — Какие новости в Константинополе? Как происходит устройство армии на Балканах?

— Ничего, слава богу. «Рашид-паша» вышел в море. Следом «Карасунд» повез отделы штаба.

— Прекрасно! — .с аффектацией воскликнул Кутепов. — Начало есть!

— Не обошлось, впрочем, и без инцидентов. Французы потребовали разоружения конвоя. Мы, разумеется, отказались. Назревал конфликт. Генерал Шатилов проявил чудеса дипломатической изворотливости. — Перлоф осклабился презрительно: — У него опыт в подобных делах. Он приказал сдать оружие — неисправное, конечно, а остальное тайно перенести на пароход. Французские офицеры, к счастью, вели себя достойно: сделали вид, что не замечают наших пулеметов и винтовок.

— Браво! — Кутепов засмеялся. — Они боятся нас!

— Плохое впечатление на греков в Салониках произвело то, что оба наших парохода шли под турецким флагом. Когда «Рашид» стал швартоваться, к пристани были стянуты войска. Хорошо, кто-то скомандовал: «Салют грекам!» — и трубачи сыграли греческий гимн. По прибытии «Карасунда» выяснилось: на обоих пароходах более пяти тысяч солдат и офицеров. Говорят, с генералом Шарпи был обморок, не ждал и трех тысяч, приказал «лишних» на берег не пускать. Чуть не силой пришлось нашим пробиваться к железной дороге.

— Все же дерьмо этот Шарпи! У нас же весьма пристойные отношения с греками.

— Не спорю, генерал, — контрразведчик улыбнулся. — Это компетенция политиков. Мы — люди военные.

— Не согласен, — покровительственно заметил Кутепов. — Если мы не станем политиками, нас сомнут. Мы обязаны сохранить честь и традиции русской армии. Теперь — это политика. Прежде всего!

«И он поучает меня, солдафон! — подумал фон Перлоф презрительно. — Он — политик! Поэтому и ломаем дрова. Поэтому и орут на нас со всех сторон: все считают себя политиками».

— Насколько мне известно, — сказал Перлоф как бы между прочим, — среди беженцев есть и корниловцы, и дроздовцы, и даже первопоходники. Чем вы объясняете это, господин генерал?

— Пестротой наших частей в Галлиполи. Голодом, неудобствами, отсутствием средств. Слабостью духа одиночек! Приходится смотреть в глаза правде. Я, как командир корпуса, естественно, принимаю всевозможные меры. Считаю, выход — один: усиление дисциплины.

Выслушав тираду командира корпуса с видимым сочувствием, фон Перлоф начал разговор, ради которого он и посетил Кутепова. Немалое значение в его миссии отводилось сообщению вчерашних константинопольских газет, которые Перлоф захватил. Они наверняка не дошли до Галлиполи, и никто не знает о сенсационном заговоре, в раскрытии которого и он, Перлоф, сыграл определенную роль при помощи своих людей.

Началось с арестов на пароходе «Франц Фердинанд», пришедшем из Батума. Союзническая полиция и пехота с помощью турецкой полиции произвели облавы и одновременный удар по нескольким очагам большевизма в разных частях города. Обыски и аресты с двух часов ночи до утра происходили в здании советской торговой миссии, в Центросоюзе, в гостиницах, ресторанах, частных домах и даже трамваях. Взламывались сейфы, увозились документы. Арестованные в наручниках препровождались во французскую казарму «Виктор» и на военные суда, на английский адмиральский дредноут «Аякс». Газеты полагают, попалась вся красная сеть, списки турецких коммунистов, план восстания.

— И что же? — Кутепов играл заинтересованность.

— Идет следствие. Большевистский муравейник разорен, во всяком случае. Красные заявили протест.

— У меня несколько иные данные, — Кутепов уже не скрывал торжества. — Ваши друзья-союзники извалялись в собственном дерьме и попросили пардону у Советов.

— Но я четыре часа как из Константинополя!

— За эти часы ваши данные устарели. Советская торговая миссия освобождена. Полностью! Английские власти запретили печатать в газетах информацию об арестованных, заявив, что репрессиям подвергались не большевики, а преступники, готовившие восстание в пользу Кемаля. И тут же поспешили заверить: досадный инцидент исчерпан, торговля с Советской Россией будет продолжаться. Греческое корыто, идущее в Керчь, грузится как ни в чем не бывало. Вот так!

— Да, да, — развел руками Перлоф. — События! И честь вам: вы оказались куда как более сведущи.

— Вам могу сказать больше, Христиан Иванович. По моим данным, часть красных сочла необходимым после освобождения уехать из Константинополя. Удрали на парусно-моторном судне «Аспазия». Почему? Как вы думаете? — Кутепов хмыкнул.

Справившись с удивлением («Кутеп-паша» оказался не таким уж простаком и солдафоном, он цепко следил за событиями, происходящими вокруг, и пытался влиять на них), фон Перлоф все же начал задуманный зондаж. Он ответил, что на «Аспазии» удрали, вероятно, скомпрометированные, которые могли «засветить» кого-то из хорошо законспирированных агентов. Тут не может быть иного мнения. По его данным, главное направление большевистской сети — работа против армии и разложение эмиграции. Главнокомандующий не вполне согласен с ним, и это рождает в последнее время некоторые разногласия. Кутепов «клюнул». Подобная постановка вопроса позволила Перлофу перейти к развитию мысли о том, что Врангель, оторванный от армии и «задавленный» делами дипломатическими, государственными, финансовыми, все более перестает быть подлинным командующим, вождем, и сотрудничать с ним становится все труднее» Он, Перлоф, всегда со вниманием относился к боевым делам Александра Павловича, с восхищением следил за его карьерой и теперь преклоняется перед его умением сплачивать людей и авторитетом, ибо он, и только он, сохраняет армию, ее костяк здесь, в Галлиполи.

Да, Кутепов клюнул на грубую лесть. Или сделал вид, что клюнул, и фон Перлоф добавил: он с удовольствием послужил бы под командованием прославленного полководца. Кутепов не оценил откровенного предложения и, поблагодарив за добрые слова, заметил: счастье, что в лихую годину во главе армии за рубежом стоит Врангель. Ныне он — знамя не только воинских частей, но и русской государственности. Перлоф согласился, но пояснил: сейчас один человек, каков бы он ни был — хоть семи пядей во лбу, — не в силах одновременно руководить и армией и эмиграцией, при столь разрозненном ее характере и политических интересах. Он считает, Кутепов обязан возглавить русское воинство.

Кутепов и с этим согласился, хотя отметил, что идея разделения власти в настоящий момент представляется ему несвоевременной и нуждается в обдумывании. И лишь в самый последний момент Александр Павлович позволил себе приоткрыться: сказал, что с благодарностью принял бы службу такого опытного разведчика, каким является фон Перлоф, но, вероятно, услуги его оказались бы более необходимы в случае, если бы Христиан Иванович оставался при штабе главного командования, поддерживая при этом контакты и с признательными ему галлиполийцами. Это можно было считать уже успехом! Фон Перлоф решил, что ему следует остаться на некоторое время при Кутелове, чтобы спокойно и внимательно во всем разобраться, все увидеть и проанализировать. Кутепов без энтузиазма принял это заявление, понимая, что врангелевский соглядатай свяжет его по рукам и ногам, усилит свою доносительскую деятельность. Он служит не ему, а Врангелю, все сегодняшние разговоры — сотрясение воздуха, контрразведчик приехал инспектировать его, усиливать деятельность своей агентуры. «Кто тут возле меня работает на этого прощелыгу?» — подумал Кутепов и вдруг обиделся и оскорбился: — Сучьи дети! Вместо того чтобы стать в строй и бороться за единство, они шпионят друг за другом, вербуют и перевербовывают одних и тех же людей. Дерьмо!»