Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку

• Название: Одиссей покидает Итаку
• Автор: Василий Звягинцев
• Жанр: Альтернативная история

Земля становится ареной тайной и продолжительной войны, которую ведут две могущественные космические цивилизации, мечтающие заставить людей лепить свою историю под интересы пришельцев.

Ирина Седова, земной координатор инопланетной цивилизации аггров, под влиянием своего друга Андрея Новикова решает отказаться от своей миссии, чтобы не быть безвольной марионеткой в чужом театре. Боевики аггров пытаются ликвидировать отступницу, но Андрей, несмотря на огромное техническое превосходство инопланетян, выходит победителем из этой стычки благодаря помощи своих друзей.

Но выиграть раунд — не означает выиграть бой…

Все это оказалось лишь началом их похождений не только по разным планетам, но и по разным временам и даже разным реальностям…

И на далекой планете Валгалла, и в России, вступающей в Великую Отечественную войну, — везде Андрей Новиков и его друзья доказывают, что никогда не станут слепым орудием в руках представителей «высшего» разума.

---

Я послушно запоминал все ее инструкции, правила техники безопасности и прочее, задавал глубокомысленные вопросы. Даже спросил однажды, когда мы сидели у костра на даче одного из знакомых:

— А вот нескромный вопрос, Ира, — за мой героизм и мужество, проявленные при выполнении особо важного задания, мне что-то будет? Рукопожатие перед строем или премия в размере месячного оклада? Я однажды в чине лейтенанта воздушно-десантных войск уже участвовал в решении мировых проблем. Удостоен медали «За отвагу». А у них с этим как?

Ирина сбоку посмотрела на меня с интересом. Как-то по-новому?

— Ну а, к примеру, какой награды ты бы хотел? Если допустить, что для них все возможно?

Я задумался. С детства люблю играть в желания.

— Да как тебе сказать? По Козьме Пруткову, зубочистка в бисерном футляре, данная нам в сувенир, несравненно дороже двух рублей с полтиною… Я человек не гордый, не честолюбивый даже. Таланта они мне не прибавят, какой ни есть, а мой, другого не надо, замки и сокровища вышли из моды, к высоким постам не стремлюсь, бессмертие, говорят, невозможно, а может, и не нужно. Вот если б мы с тобой дожили до свадьбы нашего младшего правнука и смогли бы там до утра танцевать «семь-сорок» без вредных последствий — я счел бы себя достаточно вознагражденным.

— Лет сто тебе тогда будет… — прикинула она, словно не заметив намека. — Ничего особенного. Мог бы и больше попросить.

— Я же говорю — я человек скромный. А если от щедрот добавят, возражать не стану.

— Да, действительно скромный, — повторила она, и я даже не понял, в похвалу или в осуждение она это сказала.

В моем желании, конечно, и еще одна хитрость была скрыта. Дожить до свадьбы правнука — это ведь не проблема моего личного долголетия…

Тут нас призвали к пельменям, и тема дальнейшего развития не получила.

А потом, наконец, настал день, когда Ирина решила, что все. Преамбула, она же увертюра, закончилась. Пора.

К переходу она меня полностью подготовила. Проинструктировала. Задание определила несложное. И дистанция предлагалась короткая. Каких-то двадцать лет всего, и то неполных.

Вот когда она все по полочкам разложила, разобъяснила все подробнейше, осталось, как говорится, только сдать документы и награды, вот тут у меня наконец что-то в душе нехорошо шевельнулось. Разговоры, приятные ночные прогулки, планы на будущее — это, конечно, здорово. Медленнее, чем мне хотелось бы, но отношения развивались. Но вот что будет, когда ничего не будет? В смысле сорвется ее представление. Как мне тогда себя вести и в какие эксцессы все выльется? Эх, черт, надо было найти возможность где-то осторожно проконсультироваться… Вдруг с ней истерика выйдет или припадок какой? А может, и того хуже — «обманули дурака» и идиотский смех? Любой из этих вариантов сулил отвратительные минуты, которые предстояло пережить. А я даже в кино очень неловко себя чувствую, если знаю, что с героем какая-нибудь стыдная неприятность ожидается. Тоже, наверное, своего рода дефект психики.

Оптимальный выход с ее стороны был бы такой: разыграть тяжелое переживание от неудачи, придумать со свойственной ей находчивостью убедительное объяснение. Отложить вторую попытку на когда подальше. Лет на тридцать. Но, может быть, получится гораздо хуже…

Утром она заехала за мной на серебристой «семерке». Я уже знал, что у нее есть «Жигули». Как космонавт или разведчик, я был собран, спокоен, немногословен. Согласно ее указаниям, одет универсально на последние четверть века — джинсы, черная рубашка, черные мягкие туфли типа мокасин. Для тех времен модерновато, но со вкусом. Все необходимое — в карманах. Чтобы руки были свободные.

Ирина гнала по Ярославскому шоссе, к ею намеченной и вычисленной «точке перехода». Она много говорила, стараясь поднять мой тонус, а я сидел рядом, больше молчал, смотрел, как лихо она ведет машину. Признаюсь, эта новая грань ее сложной натуры навела меня на давно отброшенную мысль — может, она все-таки самая банальная агентша иностранных разведок? Это было бы идеально. Потом я бы ее перевоспитал, и мы бы зажили долго и счастливо, я не переживал за ее психику и прочее… Утешало меня только одно: в любом случае вся эта ерунда скоро кончится, и вновь пойдет реальная жизнь с реальными проблемами, какими бы они ни были.

Я смотрел на ее тонкий профиль, сжатые губы и напряженно прищуренные глаза, неуловимые движения рук в черных перчатках, репетируя мысленно тот вариант спасения ситуации, который придумал, и вдруг сообразил, что меня больше всего интриговало в ней все время, да и мучило неосознанно. Предохранитель! В ней словно был предохранитель, который каким-то образом не позволял мне перейти определенный рубеж в наших отношениях и даже — что я сейчас и обнаружил — не позволял мне представить ее без одежды. Какой-никакой, а я художник, но раздеть ее мысленно не мог. Не получалось гармонии, образ рассыпался. Сейчас, например, в юбке, обтягивающем свитере, в сапогах и перчатках, она смотрелась как идеал совершенства. А только пробовал все это убрать, получалось… Ну, возьмите и подрисуйте Нике Самофракийской голову и руки. Вот и с Ириной то же самое…

Этот эстетический парадокс так меня увлек, что я даже не сразу заметил, что мы уже стоим. На поляне, рядом с довольно толстым и корявым дубом. Приехали. И что теперь?

Ирина сняла руки с руля. Часы на приборном щитке показывали 10:27.

— Не боишься? — вдруг спросила она.

«Боюсь, — чуть не ответил я, — только не того, что ты думаешь, а совсем наоборот». Но промолчал, только мотнул головой и открыл дверцу.

После многих дней ненастья погода сегодня выдалась на удивление, какая редко бывает в наших краях в это время. Небо абсолютно безоблачное, густо-голубого, почти индигового цвета, воздух свежий и какой-то, я бы сказал, хрустальный, и лес полыхает всеми оттенками старой бронзы и багрянца… Изумительно. Как говорится, кто вчера умер — сегодня жалеет.

— Становись сюда, — показала Ирина. Я обошел машину и стал рядом с левой дверцей. — Не забыл? Вернешься через двенадцать часов. Резерв — еще три часа. Если что-нибудь непредвиденное помешает — бодрости не теряй. Тебя все равно найдут и вытащат…

Она смотрела на меня внимательно и словно даже печально, и мне вдруг стало не то чтобы страшно, а просто сильно не по себе. Как в армии перед ночным прыжком в лес. Я до сих пор вспоминаю о тех прыжках безо всякого удовольствия. Но прыгал же, никуда не денешься…

Она смотрела на меня не отрываясь, приоткрыв дверцу и поставив одну ногу на траву, словно собираясь выйти из машины. От ее необычного взгляда я ощутил не сказать что головокружение, но нечто вроде. И чтоб совсем не потеряться в этом взгляде, я сделал то, что и собирался, что позволяло, по моим расчетам, достойно завершить эту затянувшуюся шутку.

Если с ней все в порядке, но она не знает, как выйти из тупика, в который сама себя загнала, мой вариант будет для нее оптимальным. Если же это всерьез, то, может быть, клин клином…

Я шагнул к машине, подхватил Ирину под колени и за талию, почти поднял на руки, коснулся губами ее губ, увидел невероятно вдруг расширившиеся глаза, ничего, кроме глаз, и тут меня отбросило назад. Кажется, она как-то вывернулась и ударила меня в грудь ногами. И еще будто бы я услышал ее вскрик, не то возмущенный, не то испуганный…

Взмахнув руками, я едва сумел удержать равновесие и не упасть навзничь. Ошеломленный такой бурной и столь неадекватной реакцией на вполне невинный поцелуй, я чуть не произнес нечто, подходящее к случаю, но только воздух, что я судорожно вдохнул, застрял у меня в горле…

Машины передо мной не было. И лес вокруг стоял густо-зеленый, как в самом разгаре лета.

Если бы я был мастером слова, я, возможно, нашел бы какие-нибудь слова, чтобы передать свои ощущения в тот момент. Но — не умудрил господь. Зато я знаю, что должен был испытывать в этот момент острое потрясение. А оттого, что не представлял себе, как его переживают наедине с собой, почувствовал самый настоящий стыд. Кажется, даже застонал. Все эти дни единственным в округе дураком был именно я, и никто другой, что с особенным блеском продемонстрировал в последние моменты. Эстет, интеллектуал, скептик, чтоб тебя…

Тишина вокруг была оглушающая. Сквозь ветви деревьев на поляну падали косые столбы яркого и горячего солнечного света. Хорошо, что никто сейчас меня не видел. Я закурил и начал брать себя в руки. Будем считать — приземлились. Полагается собрать парашют и сориентироваться в пространстве. А эмоции и прочие сопли — до возвращения оставить! Прежде всего надо понять, куда меня занесло. Теперь-то все выглядит совсем иначе. И ее испуганный вскрик, и толчок в грудь… Я сам делал еще и не такое с замешкавшимися после команды «Пошел!».

Путаясь ногами в высокой траве, я пересек поляну, продрался сквозь кусты и подлесок, нацепляв на волосы какой-то паутины, и вышел на опушку.