Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку

• Название: Одиссей покидает Итаку
• Автор: Василий Звягинцев
• Жанр: Альтернативная история

Земля становится ареной тайной и продолжительной войны, которую ведут две могущественные космические цивилизации, мечтающие заставить людей лепить свою историю под интересы пришельцев.

Ирина Седова, земной координатор инопланетной цивилизации аггров, под влиянием своего друга Андрея Новикова решает отказаться от своей миссии, чтобы не быть безвольной марионеткой в чужом театре. Боевики аггров пытаются ликвидировать отступницу, но Андрей, несмотря на огромное техническое превосходство инопланетян, выходит победителем из этой стычки благодаря помощи своих друзей.

Но выиграть раунд — не означает выиграть бой…

Все это оказалось лишь началом их похождений не только по разным планетам, но и по разным временам и даже разным реальностям…

И на далекой планете Валгалла, и в России, вступающей в Великую Отечественную войну, — везде Андрей Новиков и его друзья доказывают, что никогда не станут слепым орудием в руках представителей «высшего» разума.

---

— Значит, мы вышли не там, где считали, — сказал кибернетик. И поежился. — Здесь здорово холодно.

Экзобиолог была так молода, что о возможной смерти просто не задумывалась. Главным для нее оказался шок от крушения теории, в которую она верила с излишней, но понятной страстью. И крикнув: «Я сейчас!» — побежала к ближайшему дереву, чтобы убедиться, что это никакая не сосна, а лишь ее конформный аналог.

— Девочку жаль… — сказал кибернетик. — Хорошо бы огонь разжечь… — Но в карманах у него было совершенно пусто.

— Вон там, слева, какие-то скалы, — показал штурман движением головы. — Пойдем туда, вдруг пещеру найдем…

— И что? Замерзнем на два часа позже?

— Но не стоять же посреди поля?

— Верно, конечно. Пойдем. Смотри, девочка что-то нашла…

Экзобиолог вернулась, держа в руках сосновую шишку, и, хотя лицо у нее уже горело от мороза, а тело начинала бить дрожь, она все еще не могла переключиться.

— Это же невероятно! Абсолютно земная сосна. А Харгитаи говорил, что геоморфизм невозможен в принципе…

— Я боюсь, что он так и останется при своем заблуждении, — мрачно сострил штурман, и только сейчас девушка начала осознавать истинное положение вещей.

…Тесно прижавшись друг к другу, они сидели на обнаженном корне дерева. Так казалось чуть-чуть теплее, тем более что толстый ствол и угол скалы прикрывали их от усилившегося, ставшего совершенно пронзительным ветра. Мягкий стереосинтетик, отличный материал для рабочего костюма — легкий, немнущийся и самоочищающийся, от здешней погоды защищал немного лучше, чем нарисованный зонтик от реального дождя.

— Ничего… — выговорил непослушными губами кибернетик. — Я думал, что еще немного — и станет теплее. Вообще, когда-то считалось, что замерзнуть — самая приятная смерть.

Штурман молчал, стараясь как можно теснее прижать к себе девушку, заслонить ее от ветра и хоть немного согреть. Сомнительное, если подумать, благодеяние — позволить ей замерзнуть последней.

Снег летел все так же монотонно и тихо. И в других условиях этот дикий пейзаж, и сумрачное небо, и далекий темный лес показались бы, несомненно, красивыми. Но не сейчас. Сейчас это больше походило на изощренную насмешку судьбы. Спастись от внезапной и неминуемой гибели, выпавшей остальным их товарищам, оказаться на кислородной планете с биосферой, какой не находила еще ни одна экспедиция за всю историю межзвездных полетов, и к тому же планете, так похожей на Землю, и только для того, чтобы последние минуты жизни были отравлены ненужными, терзающими душу мыслями.

Кибернетик хотел осознанной смерти. Для чего? Чтобы подвести итоги, уйти с ощущением, что жизнь прожита по правилам. Правильная жизнь и достойная смерть. Но отчего же сейчас, когда он все обдумал и приготовился, в душе ничего, кроме острой обиды на нелепость происходящего?

Штурман, у которого мысли уже путались от холода, тоже никак не мог поверить, что это — конец. Привыкшему, что все в жизни зависит от воли человека, ему казалось диким собственное бессилие. Ты жив еще, не ранен и не болен, полон сил — и не в силах ничего сделать и изменить. Можно пройти еще километр или десять, через снег и мороз, но итог будет тот же.

Девушке было просто очень холодно и страшно. Ног и рук она уже не чувствовала, и ледяная волна стояла возле самого сердца. И именно ее обостренные отчаянным желанием выжить чувства уловили что-то вдруг изменившееся в обстановке, новый, выпадающий из общего фона звук.

— Слышите? Что это?

Кибернетик вскинул голову, приподнялся, сбрасывая густо облепивший спину и плечи снег.

Действительно — глухую тишину нарушил протяжный шорох или, скорее, шелестящий свист. По длинному пологому склону, вдоль которого они долго шли, пока не потеряли последнюю надежду, сейчас быстро перемещалась какая-то темная точка, на глазах увеличивалась, приобретая размерность, и вдруг сразу, скачком превратилась в отчетливый контур.

— Человек… — срывающимся шепотом сказала девушка и встала. Они с кибернетиком не отрываясь смотрели на приближавшуюся фигуру. Только штурман по-прежнему сидел, прикрыв глаза. Ему как раз сейчас стало все равно, холод наконец исчез, и хотя он еще слышал слова, но уже не улавливал их смысла.

— Абориген… — тоже шепотом подтвердил кибернетик. Отчаянная надежда захлестнула сознание, но трезвая привычка исходить из худшего тут же остерегла: — А если он сейчас подъедет и — каменным топором по голове?

Чем этот вариант в конце концов будет хуже, он решить не успел. Человек — действительно человек, весь в мехах и коже, заросший светло-русой бородой, резко затормозил с поворотом, взметнув веер снега, и остановился в пяти шагах, опираясь на блестящие, явно металлические палки.

С полминуты они молча смотрели друг на друга. Потом абориген улыбнулся совершенно по-человечески и, странно растягивая слова, с непривычными интонациями, но все равно понятно произнес низким хрипловатым голосом:

— Если не ошибаюсь, земляки? В смысле — земляне? По-русски понимаете?

Это было дико, нелепо, невозможно, более чем невероятно, но — было! Туземец вполне отчетливо говорил на русском, хотя и очень архаичном языке.

— Да… Земляне… Понимаем… — растерянно ответил кибернетик, и абориген вдруг раскатисто захохотал, тут же оказался рядом, ударил его по плечу тяжелой ладонью. Как-то очень быстро сбросил свое одеяние, закутал в него девушку, рывком поставил на ноги штурмана, встряхнул его так, что тот открыл наконец непонимающие, отсутствующие глаза.

Потом в руке аборигена появился инструмент, визуально малознакомый звездолетчикам, но оказавшийся не секирой или там каким-нибудь бердышом, а именно топором. Двумя ударами туземец свалил ближайшую молодую сосенку, искрошил ствол на полуметровые куски, которые еще и рассек вдоль стремительными точными взмахами сверкающего металла, особым образом сложил, с помощью уже совсем забытого механизма добыл огонь, и через минуту на снегу пылал жаркий костер, снег под ним шипел и таял, и волнами разливалось вокруг мучительно приятное тепло.

— Ну, ребята, вы даете!.. — шумел своим зычным голосом туземец, подбрасывая в огонь поленья. — Замерзать устроились, это надо же… Непротивленцы, так сказать, слепая покорность судьбе… А если бы я ваши следы не заметил, так и отдали бы концы рядом с жильем?

— Это что? Бред? — спросил штурман кибернетика.

— Какой там бред! — ответил тот, уже свыкнувшись с мыслью, что смерть откладывается. — Это, скорее, штурманские фокусы! Похоже, вы загнали корабль в петлю обратного времени…

— И откуда вы, земляки, свалились? — не умолкал спаситель. — Я так понимаю, что никакой корабль здесь не садился, да и не похожи вы на нормальных путешественников. «Клуб самоубийц» какой-то, если Стивенсона вспомнить. Или его же «Потерпевшие кораблекрушение». Только каким образом вы его потерпеть могли, это мне пока не понять, надеюсь — разъясните…

Кибернетик с трудом улавливал смысл его речи, потому что многих слов он вообще не понимал, а другие хоть и звучали знакомо, но туземец вкладывал в них какое-то иное значение. Словно говорил он не на русском, а на неведомом, хоть и славянском, языке.

— Ну как, отогрелись? — сменил тему туземец. — Или все никак в себя не придете? Тогда могу противошоковое предложить… — и протянул обтянутую грубой серой тканью флягу с резьбовой зеленой крышкой на короткой цепочке.

Кибернетик машинально взял посудину и поднес к губам, но в нос ударил отвратительный спиртовой запах.

— Не привыкли, что ли? Не употребляете? Оно, конечно, на морозе не рекомендуется, но в рассуждении нервной системы — можно. Способствует. Особенно — взамен безвременной кончины…

Но кибернетик вернул флягу.

— Нет, не надо. Скажите, наконец, кто вы и откуда появились здесь? Это разве Земля?

— Что вы! Какая может быть Земля? Это гораздо дальше. А вот вы, вы сами какими судьбами здесь?

— Звездная экспедиция… Корабль «Кальмар»… Взрыв двигателя… — все еще непослушными губами выговорил штурман, взял из рук спасителя сосуд и решительно глотнул. Горло и рот ему опалило огнем, он задохнулся, но глотнул еще и еще.

— Хорош, хорош, хватит… — Абориген отнял у него флягу. — Глотку опалишь. Давай вот, снегом закуси… А век у вас какой, ребята?

— Двадцать третий век, планета Земля, отряд дальней галактической разведки, крейсер «Кальмар», — давясь снегом, отрапортовал штурман. Ему стало вдруг тепло и спокойно.

— Так. Вполне увлекательно, — медленно сказал спаситель.

Кибернетик, кажется, понял, почему таким странным показался ему русский язык этого загадочного человека. В такой манере — замедленно, вычурно, со многими словами и оборотами, смысл которых отличался от обычных значений, писали и, очевидно, говорили очень-очень давно, лет, может быть, пятьсот назад. И девушка это тоже поняла или просто ощутила интуитивно. Своими ярко-голубыми глазами она посмотрела в глаза их спасителя.