Поль Кюглер - Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое

• Название: Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое
• Автор: Поль Кюглер
• Жанр: Психология
• Год: 2005
• ISBN: 5-9292-0138-2

«Алхимия Дискурса» дает возможность нового прочтения ранних исследований Юнга в экспериментальной психопатологии, и особенности, в отношении к самой роли, которую язык играет в субъективном начале, в генезисе психической структуры, в формировании сновидении, равно как и в психопатологии.

---

В 1914 году Фрейд добавил к шестой главе, озаглавленной «Толкование сновидений», короткий раздел, носящий название «Проблема символизма в сновидениях нормальных людей». В нем он анализирует следующий отрывок из сновидения, который иллюстрирует бессознательную тенденцию ассоциировать утрату девственности с образами цветов. Сон был рассказан женщиной, сдержанной на вид, которая было помолвлена с женихом, но отложила на неопределенный срок церемонию бракосочетания.

Я ставлю в центре стола цветы ко дню рождения [19]

На вопрос Фрейда, что это были за цветы, она ответила: «дорогие цветы; за них пришлось много заплатить…. ландыши, фиалки, гвоздики». [20] Затем женщине предложили дать ассоциации к слову фиалки (violets). «В сновидении использовалось случайное сходство между словами violet и violate (насиловать)… чтобы на языке цветов выразить мысли сновидицы, касающиеся насилия…. Это прекрасный пример словесных мостов, по которым проходят пути, ведущие в бессознательное». [21] Фрейд узнает не только ассоциации страхов сновидца перед насилием, связанные с образами цветов, но и наличие тенденции бессознательного конструировать образы в соответствии с фонетическими структурами.

Признавая наличие в бессознательном смысловых ассоциаций между словами violation и flowers, Фрейд считает сходство между звучанием слов violate и violet чисто случайным, то есть произвольным. Фрейд повторно высказывает мнение о произвольном характере связи между звуковыми ассоциациями слов Totem и Taboo, отмечая, что дети «никогда не готовы признать бессмысленным сходство между двумя словами; они настаивают на том, что если два названия имеют сходное звучание, то это означает существование между ними некоей глубинной близости». [22] В процессе проведения нами дальнейшего анализа связи между психическим образом и звучанием мы подвергнем сомнению суждение Фрейда, согласно которому фонетическое сходство между словами не несет на себе смысловой нагрузки и не имеет иной «глубинной точки согласия», помимо выполнения роли «ключевого слова» или «узловой точки».

Роль фонетики в формировании сновидений

Как показали эксперименты с ассоциативным тестированием, проведенные в Бургхольцли, в создании симптомов и сновидений важная роль принадлежит фонетике. Особенно заметно эта роль выступает в сновидении одной студентки, которое описал Теодор Тасс-Тинеманн.

Со своим другом она отправилась на молодежный бал. Друг принес ей гвоздику. Она была очень довольна, пребывала в прекрасном настроении. На ней было прекрасное белое вечернее платье. Вместе они весело вошли в танцевальный зал. Они привлекали всеобщее внимание, но к своему ужасу она заметила, что из гвоздики каплями стекает кровь. Цветы кровоточили. В ужасе она вышла из зала. Проснулась с сильным сердцебиением. (Курсив мой)[23]

В этом сновидении осознанная девственность женщины («красивое белое вечернее платье») вновь находит свое выражение через образ цветов. Сначала предположение Фрейда, согласно которому образ цветов символически связан с насилием, может показаться странным, однако при ближайшем рассмотрении сопряженных с этим понятием слов мы обнаруживаем, что такие ассоциации близки нам, например, утрата девственности называется «дефлорацией»; в латыни слово deflorationem означает «срывание цветов». Не вызывает удивления фраза Шекспира: «Бледный девичий цветок закровоточил». [24] Можно было бы сказать, что это сказано чисто фигурально, но в этом-то и заключается суть. Язык всегда используется для буквальных (дословных) и фигуральных описаний. В то время, как на уровне осознаваемой нами объективной реальности слова «цветы» и «женские гениталии» имеют совершенно различное значение, рассмотрев скрытый архетипический смысл обеих идей, мы обнаружим в языке скрытую ассоциацию между словами «цветы» и «насилие» над «женскими гениталиями». Во-первых, с помощью архетипического образа, соединяющего оба смысла на фонетическом уровне, мы обнаружим, что одно значение, «насилие», связано с другим значением, «цветок». По этой причине звуковой рисунок, обозначающий понятие «цветок», не стоит обособленно; это не изолированный образ, он соединяется с другими словами посредством фонетических ассоциаций. Он принадлежит комплексу ассоциаций, который фонетически относится к одному и тому же вымышленному образу. Как показали эксперименты со словесными ассоциациями, язык бессознательного представляет собой систему множественных перекрестных связей: одно слово представляет только малую часть сложного ассоциативного комплекса; поэтому он никогда не может быть правильно понят, если слово будет взято в отдельности; это может произойти только в группе слов, составляющих целостный лингвистический комплекс.

Лингвистический комплекс

Если на бессознательные ассоциации влияет сходство образа и звука, то как мы можем объяснить связь между семантикой фонетически сходных слов? Традиционно лингвистика пыталась понять это явление с помощью причинных объяснений, например, сближая два слова или проводя историческую реконструкцию на основе этимологии. Вместо этого мы пытается прийти к феноменологическому пониманию связи между различными значениями слов, обусловленной аналогией их звучания. Пытаясь решить сложную лингвистическую проблему множественного смысла фонетической схемы, Тасс-Тинеманн пишет: «В каждом значении всегда содержится «одна» центральная идея. При наличии пяти различных значений… они в пяти вариантах отражают один общий центр, который, в большинстве случаев, является понятием, обладающим эмоциональным зарядом». [25] С помощью экспериментов со словесными ассоциациями Юнг и Риклин пришли к сходным выводам о центральном элементе, ответственном за формирование бессознательной автономной группы ассоциаций. Тесты показали, что комплекс ассоциаций скрепляется конкретным «эмоциональным тоном», группой чувственно окрашенных ассоциаций, в центре которых лежит архетипический образ. [26]

Как показали проведенные в Бургхольцли исследования, бессознательный ассоциативный процесс протекает благодаря наличию сходства между образом и звуком. Возможно ли, что при реализации в языке различных аспектов одного и того же архетипического образа, они стремятся к созданию сходных звуковых рисунков и к формированию комплекса фонетически близких слов? Если это так, то на фонетическом уровне существует психологическая связь между определенными словами, сходными по своему звучанию; однако, эта связь осуществляется не через дословный лексический смысл, и не через синтаксические связи или общее происхождение, а через лежащий в их основе архетипический образ.

Имея в виду эту схему бессознательных ассоциаций, мы попытаемся обнаружить архетипический образ, лежащий в основе рассматриваемого лингвистического комплекса. В вышеописанном сновидении, изложенном Тасс-Тинеманном, ассоциации в нем перемещались от гвоздики (сarnation) к крови (blood). [27] Странный комплекс ассоциаций становится менее таинственным, если мы рассмотрим другие английские слова, связанные фонетически со словом «carnation». Это такие слова, как «carnal» (плотский), «reincarnation» (реинкарнация) и «carnage» (кровавая баня). Но каким образом можно свести воедино все эти слова? Как у реальных объектов, у них мало общего, за исключением сходного звучания; однако если их подвести к лежащему в их основе архетипическому образу, то мы поймем, что между ними существует и смысловая связь. «Carnation» (гвоздика) – это цветок; «reincarnation» – это перевоплощение души; в слове «carnage» подразумевается пролитие крови; а прилагательное «carnal» означает плотский, сексуальный. Смысловые аспекты этого фонетического комплекса ассоциаций вращаются вокруг образа возрождения, связанного с цветами, сексуальностью, дефлорацией и пролитием крови.

Идея дефлорации часто воспринимается в связи с фантазиями, относящимися к насилию. Связь, подразумеваемая между насилием и утратой девственности, становится еще более явной благодаря употреблению слов, связанных фонетически с понятием «violence» (насилие), какими являются слова «violent», «violate» и «violet» (как указывалось при описании второго сновидения). Фонетические ассоциации этих слов вновь соответствуют архетипическому образу, объединяющему их по смыслу. «Violate» означает «насиловать», «violent» включает в себя понятие проявления физической или эмоциональной силы; «violet» (фиалка) – цветок синевато – пурпурного цвета. От совершенно иного корня нами опять был сформирован комплекс ассоциаций, центрированный вокруг фантазий, связанных с дефлорацией, цветами и насилием.

Такое усиление лингвистического комплекса примет еще более конкретную форму, если мы обратимся к немецкому, французскому и венгерскому языкам. Немецкое «Blut» означает «кровь»; существительное множественного числа «Blueten» означает цветы (на ветвях деревьев); а глагол «bluten» означает «кровоточить». Французское «viol» значит «насилие»; «violette» – фиалка; а «violer» значит «насиловать». Тот же комплекс ассоциаций существует в не-индоевропейских языках. Например, венгерское «ver» значит «кровь», «veres» – «кровавый», а «verag» – «цветок». [28]