Джеймс Джонс - Отныне и вовек

• Название: Отныне и вовек
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1986

В центре широко популярного романа одного из крупнейших американских писателей Джеймса Джонса — трагическая судьба солдата, вступившего в конфликт с бездушной военной машиной США.В романе дана широкая панорама действительности США 40-х годов. Роман глубоко психологичен и пронизан антимилитаристским пафосом.

---

— Ну и как? — рассеянно спросил Тербер. — Понравилось?

— Нет. А может, да. Не знаю… Я тогда зеленый еще был, не с чем было сравнивать. Но дело не в этом. Дело в том… — Он запнулся и помотал головой. — Дело в том… Я думал, ты умный мужик.

Тербер встал, шагнул за кресло — оно стояло рядом с колодой — и нагнулся взять с пола бутылку. Выход есть. Выход всегда есть. Надо только действовать осторожно. Но до чего устаешь вечно осторожничать, вечно обходить углы.

— Как ты узнал, я тебя спрашиваю! — вдруг взревел он прямо над ухом Старка.

— Видел вас в центре. Вы в «Александр Янг» шли, — спокойно сказал Старк. — Дней пять-шесть назад. И не я один видел. Думаю, вас весь гарнизон засек, все десять тысяч. Ты, наверно, спятил.

— Наверно. — Тербер хищно улыбнулся и отступил от кресла. Бутылка болталась у него в руке. В левой. — Что же ты предлагаешь? Или еще не решил?

— Ага, значит, не отрицаешь?

— А на черта мне отрицать? Ты же меня видел.

Старк пьяно выпрямился в кресле, пытаясь принять официальный вид, и мутными глазами уставился на Тербера.

— Нет, я-то решил, что делать. Ты меня с курса не сшибешь, не пытайся.

— А я пока и не пытаюсь.

— Не поможет… Ты, старшой, лучше не рыпайся. Не можешь разобраться в своих делах сам, значит, другие за тебя разберутся. Я так понимаю, эта честь выпала мне…

Готовясь вынести приговор, Старк торжественно сложил руки на груди.

— Старшой, ты не выйдешь отсюда, пока не дашь мне честное слово солдата, что порвешь с этой курвой.

— Чего-чего? — Тербер фыркнул. — Честное слово солдата?! А больше ничего не хочешь?

— Ты что, совсем себя не уважаешь? И армию, значит, не уважаешь? Ты же… солдатскую форму позоришь. Стыдно! А еще первый сержант!

— Давай-ка меньше пены! — прорычал Тербер.

Старк покачал головой:

— Последний раз тебе говорю. Я все решил. Пока не дашь мне слово, отсюда не уйдешь. Старшой, последний раз предупреждаю.

Тербер фыркнул:

— Последний раз, ха! Угрожаешь, что ли?

— Ты хоть понимаешь, что она за дрянь? — внезапно заорал Старк во весь голос, размахивая руками. — Хоть понимаешь, до чего она тебя доведет? Она же страшный человек! — вопил он. — Подлюга она! Ты, старшой, ее еще не знаешь. А я знаю! Шлюха она самая настоящая. Хуже, чем шлюха… Развратная баба. Денег полно, вот и бесится с жиру. Сама не знает, чего бы еще придумать. Один раз даже хотела… — Он вдруг осекся, плотно сжал губы и снова сложил руки на груди. — Но я не позволил, — договорил он. — Последний раз тебе предлагаю, старшой, дай мне слово, а не то…

— А не то?

— Поосторожнее, старшой. Ты со мной в игры не играй. Я тебя насквозь вижу. Меня еще Прим предупреждал. Но я с тобой справлюсь. Таких, как ты, уламывают только одним способом. Я этот способ знаю. — И с видом человека, принявшего окончательное решение, он поудобнее скрестил руки на груди и замер. — Я жду, старшой. Дай слово.

Тербер сосредоточенно глядел на него и молчал. Старк пьян, он проспится и завтра ни о чем не вспомнит. А Милт Тербер будет и завтра видеть все ту же победно ухмыляющуюся морду, которая смотрела на него со стены в тот день, когда он расшиб об нее руку.

— Слово тебе дать?! — взревел он. — Подонок! Да как ты смеешь так говорить про женщину, которую я люблю?!

В радостном предвкушении он шагнул вперед и, с наслаждением вложив в кулак всю тяжесть своего тела, всю свою силу, ударил Старка, сидевшего со сложенными на груди руками.

Руки Старка взметнулись в воздух, он опрокинулся назад, вылетел из кресла, грохнулся вверх ногами между шкафом и колодой и тотчас же — казалось, он не успел еще коснуться земли — стал неуклюже подниматься. Одной рукой он оперся о колоду, другой о шкаф, подтянулся, пружинисто, как мячик, подпрыгнул и задрыгал ногами, запутавшимися в парусине кресла. Из его раскрытого рта несся нечленораздельный дикий рев.

Выдернув из колоды секач, он медленно, как грозовая туча, с ревом надвигался на Тербера. Гневный, бессмысленный, дикий, этот рев наполнял палатку, как газ наполняет воздушный шар.

Тербер радостно отступил на шаг и швырнул в Старка бутылку, все еще болтавшуюся у него в левой руке. Старк — глаза выпучены, рот разинут — тотчас пригнулся и бросился вперед. Бутылка ударилась о колоду и разлетелась вдребезги.

Тербер выскочил из кухни и побежал. Пущенный ему вслед секач пропорол стенку палатки, звук был такой, будто рывком расстегнули молнию. Он мчался по тропинке, перебирая ногами в темноте как заведенный, пока не стукнулся лбом о низкую ветку и не почувствовал, что ноги бегут дальше уже без него, сами по себе. В следующее мгновение оказалось, что он лежит на спине и пытается накачать воздуху в пустые, парализованные легкие. Ему было слышно, как Старк рычит, матерится и шарит по земле, отыскивая секач.

По-пластунски, как под огнем противника, Тербер отполз в кусты сбоку от тропинки. Вот и доигрался, сказал он себе, чуть отдышавшись. Допрыгался. В кои-то веки в роте появился настоящий повар, так ты и его прошляпил. Не говоря уж о том, что другого такого начальника столовки тоже не найти. Но все равно его душил смех. У этого болвана был такой дурацкий, удивленный вид, когда он стоял с секачом и ревел, точно выхолощенный бык!

Он лежал в кустах, еле удерживаясь, чтобы не расхохотаться, и слушал, как Старк потерянно мечется с тропки на тропку, ищет его, ревет, матерится и рубит ветки. То, что он выкрикивал, было почти непонятно, сливалось в бессвязную мешанину, как у Пита, когда тот вынимал зубы.

— Тварь она! — ревел Старк в темноту. — Хужчем пеледняя… Тварь! Всюжизьмне поломала! Я ему… Никчертуженегожусь… Гдеже… гдеже он?.. Куда его понесло?.. Убью… Убью его! С-с-сукин с-с-сын! С-с-сволота!.. Где он?..

Тербер слышал, как голос Старка тает вдали, и трясся от подавляемого хохота. Интересно, как бы себя повел этот пьяный болван, если ему рассказать правду? И начать с того, что заразил ее не кто-нибудь, а сам Хомс? Наверно, прихватил бы секач и, не разбирая дороги, попер бы на КП искать командира роты. Тербер лежал и ждал, молча трясясь от смеха и вяло защищаясь от полчищ москитов, которые, как свора гончих, рвались к его горлу. У древних римлян каждого солдата заставляли на учениях таскать груз вдвое тяжелее обычного снаряжения. И римляне завоевали мир. Нам за этих москитов причитается не меньше.

Как он и предполагал, Старк довольно скоро вернулся к палатке. По звону стекла он понял, что Старк убирает на кухне. Потом сквозь ругань послышался глухой металлический удар, и что-то зашуршало — это Старк открыл крышку мусорного бака и аккуратно ссыпал туда осколки. Потом он вышел из палатки и снова отправился на поиски, но на этот раз вел себя хитрее и молчал.

Тербер слышал, как на насыпи ребята все еще бренчат на гитарах. Они играли блюзы. Старые блюзы, один за другим: «Сан-Луи-блюз», «Бирмингем-блюз», «Мемфис-блюз», «Шоферская судьба», «Батрацкая судьба», «66-й маршрут», «Тысяча миль»… Пятница Кларк вел тему и пел, а Эндерсон давал себе волю в вариациях — как сокол, прикованный цепочкой к перчатке охотника, вариации то залетали вперед, то отставали от темы, то вились вокруг нее.

Вот дураки, прыснул Тербер, отбиваясь от москитов; могли бы сейчас сладко спать под одеялом, а они забрались черт те куда и кормят собой мошкару. Его снова разобрал смех. Где-то неподалеку пыхтел Старк, тяжело топая сквозь кусты.

Милтон Энтони Тербер не тот человек, чтобы позволить какому-то задрыге-повару из Техаса указывать ему, с какой женщиной он имеет право встречаться, а с какой нет. Если Милтон Энтони Тербер желает встречаться с Карен Хомс, он будет с ней встречаться, ясно?

Он лежал довольный, смеялся и слушал, как в кустах пыхтит и матерится Старк, а на насыпи звенят гитары.

Глава 32

— Послушай-ка вот это, — сказал Энди.

— Валяй. — Пятница «погасил» ладонью свою гитару.

Все замолчали, и в наступившей тишине — музыкант высокого класса, он был вправе требовать от слушателей внимания — Энди небрежно пробежал по струнам, сыграв цепочку уменьшенных минорных аккордов; он сегодня экспериментировал весь вечер.

Нежная затейливая филигрань звуков разрешилась в малую нону, последний аккорд словно завис, и от этого казалось, что странная грустная мелодия еще не кончилась и лишь постепенно тает, исчезая в вышине, как уносящийся в небо воздушный шар.

Энди со скучным деревянным лицом безразлично поднял на них глаза. Он сидел поджав под себя ноги, он всегда так сидел, когда играл. Все молчали. Он проиграл мелодию снова.

— Вот это да! — Пятница смотрел на него с обожанием, как болельщик на капитана футбольной команды. — Где ты это откопал?

— Да ну, ерунда, — лениво протянул Энди и скривил рот. — Случайно получилось.

— Сыграй еще раз, — попросил Пруит.