Галина Василевская - Рисунок на снегу

• Название: Рисунок на снегу
• Автор: Галина Василевская
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

Все, что описано в этой повести, происходило на самом деле в годы Великой Отечественной войны в Белорусси, на оккупированной фашистами территории.

Юный партизанский разведчик пионер Тихон Баран повторял подвиг Ивана Сусанина.

---

— Вот что, брат: и хорош твой укромный уголок, весьма хорош! И не мне одному здесь скрываться. Уже год, как мы действуем. Нас много. А здесь, — Левон обвёл вокруг рукой, — всю нашу типографию спрятать можно. Согласен?

Максим молча кивнул головой.

Через несколько дней мать начала ставить в печь большие чугуны и по нескольку раз на день носить в землянку решёта, накрытые поверх полотенцем. И Тихон догадался, что там появились люди.

Листовки

Однажды отец принёс на кухню доску и принялся сооружать что-то непонятное. Тихон торопливо слез с печки, со своего тёплого наблюдательного пункта.

— Тата, а что это будет?

— Так, коробочка.

— А на что она вам?

— Да вот понадобилась.

Тихон не стал допытываться, потому что уже знал: не сказал отец сразу, так и не спрашивай, не скажет. Об одном он догадался: это для тех, кто в землянке. Он принялся помогать отцу, всё время раздумывая, что бы это могло быть.

Отец сначала сделал рамку по размеру той бумажки, которая лежала перед ним на лавке. Потом сделал на рамке дно, получилась неглубокая коробочка; приладил на крючке дощечку с длинной ручкой, чтоб она плотно прилегала к коробочке. Попробовал несколько раз нажать рукой дощечку и пригляделся, нет ли где щели. Щели не было. Тогда он положил на дно коробочки бумажку, надел кожух и спрятал под него то, что смастерил.

— Прибери тут, — сказал он Тихону и вышел из хаты.

Тихон собрал на загнётку щепки и не успел ещё подмести кухню, как вернулся отец. Разделся и пошёл в комнату. А мать пришла на кухню и принялась хлопотать возле печи.

Тихон не обратил бы на это внимания, если б не увидел, что она собирает в ведро сажу из трубы. «Зачем ей сажа?» Мать поставила чугун с водой в печку, а когда вода закипела, насыпала в кипяток сушёной черники. Тихон решил, что мать варит кисель. И обрадовался. Давно он не ел киселя.

И вдруг в кисель мать стала понемногу добавлять… сажу!

— Что ты портишь кисель! — не удержался Тихон.

Но мать ничего не ответила, а принялась обструганной палкой мешать в чугуне, вынимать палку, всматриваться в неё и снова помешивать, и снова добавлять сажи.

Потом это варево, уже густое, она перелила в ведро и понесла в сад.

В тот вечер к ним зашёл Михаил, Колин отец, и Мария, жена расстрелянного фашистами шахтёра Фёдора Барана. Теперь она часто приходила к ним, друзьям её мужа.

И тётка Мария и дядя Михаил сидели с отцом и тихо разговаривали. А когда к ним зашёл дядя Левон, быстро оделись и ушли.

Дядя Левон заглянул на кухню, подошёл к Тихону, сидевшему у печки и щипавшему лучину для растопки, и протянул ему несколько небольших листков, которые были наполовину меньше страницы из школьной тетради.

— Снеси к колодцу. Пусть утречком народ почитает.

Тихон взял бумажки и чуть не вскрикнул от радости. Это были листовки. Начинались они необыкновенными словами, звучавшими как приговор: «Смерть немецким оккупантам!» А в самом низу подпись: «Комитет борьбы против немецких оккупантов, г. Брест, октябрь, 1942 г.»

Все будут думать, что это в Бресте напечатано, и будут ломать голову над тем, какой он, комитет, кто в нём, и будут завидовать этим необыкновенным людям и гордиться, что такие люди существуют. И никто, никто никогда не догадается, что комитет — правда, может, и не весь, Тихон не знает — находится в их землянке и листовки печатаются здесь. «А мама варила краску», — понял Тихон.

А о чём же она, листовка, их листовка, его листовка? Сразу бросилось в глаза слово «Сталинград». С этого места он и начал читать: «…Оборона Сталинграда войдёт в историю России как славная страница героической борьбы русского народа с человеконенавистническим немецким фашизмом. Красные воины, проявляя необычайный героизм, не пропустили и не пропустят поганых гитлеровцев в Сталинград. „Умереть, но не пропустить врага!“ — таков девиз сталинградских защитников…»

Тихон перевернул листок. На другой стороне было написано про белорусов, про партизан, которые берут пример со сталинградцев.

Тихон не мог не прочитать и то, что было на обороте. А когда поднял голову, чтоб сказать дяде Левону, что с радостью исполнит его поручение, дяди уже не было рядом.

Шапка — на печи, свитка — тоже. Через минуту Тихон уже был за дверью. Он сделал шаг в черноту ночи и остановился. Ничего вокруг не видно. Чёрная ночь, чёрное небо, чёрная земля. Наугад спустился по ступенькам с крыльца. Пошёл, хватаясь за штакетник, отделявший двор от огорода.

Петли заскрипели, когда Тихон открывал калитку. Раньше он не замечал этого, а теперь подумал: «Завтра надо смазать».

Прислушался. Тихо кругом, даже не верится, что рядом живут люди. А в хатах ведь, пожалуй ещё не все спят. Деревня словно бы замерла, затаилась, будто бы прислушивается к чему-то, ждёт.

И ветер стих. Только грязь чавкала под ногами у Тихона. Скоро он заметил, что небо всё же светлее, чем земля, и на его фоне видны ветви деревьев — голые, тонкие, будто их нарисовали чёрными чернилами, — и крыши домов с высокими трубами.

Колодец с длинным скрипучим журавлём был недалеко, хаты через три. Сначала Тихон хотел завернуть листовки в бумагу, чтобы не намокли, и положить под тяжёлое деревянное ведро. Потом передумал и разбросал вокруг колодца.

Бумажки забелели на чёрной земле, словно кто-то светил на них. Почему они так заметны? И вдруг Тихон сообразил. Ветер разорвал тучи, и в сером просвете появился худой бледный месяц. Он склонил свой рог вниз, словно хотел рассмотреть, что там делает этот малый.

«Ну вот, ещё не хватало…» — подумал Тихон.

Он подобрал листовки, переложил их за колодец в тень. Тут они не были так приметны со стороны.

Назад он возвращался быстро: было уже не так темно и его могли заметить. Раз не выдержал, оглянулся. И молодой месяц как бы подмигнул ему, радуясь вместе с ним.

А дома Тихон долго ворочался на печке.

То ему казалось, что к их хате идут немцы с собаками, что он уже даже слышит, как лают собаки. И тогда называл себя дураком за то, что шёл и к колодцу и домой прямой дорогой, а нужно было описать круг, запутать следы…

То он думал, что листовки за ночь намокнут и завтра люди не смогут прочитать, что в них написано.

Он уже решил пойти собрать листовки и положить, как сразу подумал, под ведро. Уже слез с печи, вышел в сенцы и… вернулся. А может, фашисты уже ожидают возле колодца, и тогда он сам приведёт их к своей хате, к типографии.

На зорьке Тихон схватил ведро и побежал к колодцу.

Женщины прятали листовки в карманы и говорили друг другу:

— С самолёта понакидали. Всю ночь сегодня жужжал.

— Чего понакидали? — спросил у них Тихон.

Ему не ответили.

Ну и не надо. Тихон и сам знает чего. Они говорили про его листовки!

Задание

Листовки… Маленькие бумажки, которые помогали людям жить. Сколько же это времени прошло с той поры? Больше года. Намного больше года. Тогда была осень, а теперь зима, через какой-то месяц и весна начнётся, станет теплеть. Теперь Тихон в лесу. И типография подпольная, которая чуть ни год была у них в саду, теперь тоже в лесу.

Звонкое конское ржание прервало размышления Тихона. Он сделал шаг в сторону партизанской конюшни, решил посмотреть и напоить, если надо, кобылку Павла, но тут из командирской землянки вышел Володя и крикнул:

— Тишка! Тебя командир вызывает.

«Позвали… — подумал Тихон. — А не могли вместе, как всех». Он поглядел на Володин револьвер, вздохнул (у него никогда никакого оружия не было) и пошёл следом.

Она была больше других, землянка командира. И окошки под потолком пропускали больше света, и посередине стоял стол.

В землянке было накурено. Над столом плавал дым, да такой густой, что и лиц людских сразу же не разглядеть. На нарах сидели партизаны. Здесь были не все партизаны, а только командиры отделений, взводов, рот и разведчики, среди которых Тихон увидел Павла, самого старшего своего брата. А Василия, среднего, Тихон видел редко. Он был адъютантом у Урбановича, секретаря Брестского антифашистского комитета. Время от времени к ним в отряд приносили партизанскую сатирическую газету «Штык», рисунки для которой делал Василий.

Командир отряда Александр Иванович Самуйлик что-то толковал партизанам, показывая пальцем на карту района, разрисованную синим и красным карандашами. Карта обтрепалась по краям, её уже много раз подклеивали кусками простыни, а она всё равно едва держалась.

Когда партизаны говорили своему командиру, что пора уже завести новую карту, он отвечал, что в архив и эту примут, а новая совсем не понадобится, потому что война скоро окончится…

— Наша задача ясна: манёвры, засады, бои, — командир чеканил каждое слово. — А семейный отряд переправим на болота. Забьём сваи, поставим на них шалаши.