Энтони Бивор - Сталинград

• Название: Сталинград
• Автор: Энтони Бивор
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-09983-8

Сталинградская битва стала переломным моментом во Второй мировой – самой грандиозной и кровопролитной войне в истории человечества. От исхода жестокого сражения, продолжавшегося 200 дней (17 июля 1942 – 2 февраля 1943), зависели судьбы всего мира. Отчаянное упорство, которое проявили в нем обе стороны, поистине невероятно, а потери безмерны. Победа досталась нам немыслимо высокой ценой, и тем важнее и дороже память о ней.

Известный британский историк и писатель, лауреат исторических и литературных премий Энтони Бивор воссоздал всеобъемлющую картину битвы на Волге, используя огромный массив архивных материалов, многочисленные свидетельства участников событий, личные письма военнослужащих, воспоминания современников. Его повествование строго документально и подчеркнуто беспристрастно, и тем сильнее оно захватывает и впечатляет читателя. «Сталинград» Энтони Бивора – бестселлер № 1 в Великобритании. Книга переведена на два десятка языков.

---

К концу лета хаос в русской армии существенно уменьшился, и сопротивление стало значительно более упорным. Генерал Гальдер, в начале июля веривший в то, что победа совсем близка, вскоре начал в этом сомневаться. «Повсюду русские сражаются до последнего человека, – писал он в своем дневнике. – В плен они сдаются лишь изредка».[63] Гудериан также признался, что русские пехотинцы «практически всегда обороняются очень упорно»,[64] добавив, что они весьма искусно воюют ночью и в лесу. Эти два фактора, в первую очередь боевые действия в темное время суток, оказались гораздо более важными, чем первоначально полагали немцы.

Немецкие военачальники были уверены в том, что система, построенная на политическом терроре, не сможет устоять перед решительным натиском. Теплый прием со стороны мирного населения убедил многих немцев в том, что победа будет за ними. Верующие украинцы, пережившие самый страшный рукотворный голод в истории, встречали танки и бронетранспортеры с черными крестами как символ нового крестового похода против антихриста. Однако гитлеровские планы покорения и подчинения оккупированных территорий только укрепляли «прогнившее здание», заставляя даже самых ярых противников сталинского режима защищать его.

Сталин и верхушка коммунистической партии быстро почувствовали необходимость отойти от риторики марксистско-ленинских штампов. Словосочетание «Великая Отечественная война» появилось на полосах первого номера «Правды», вышедшего после начала немецкого вторжения, и сам Сталин вскоре сознательно напомнил об Отечественной войне с Наполеоном. Осенью 1941 года, на праздновании годовщины Октябрьской революции, он пошел еще дальше и вспомнил таких совсем уж непролетарских героев из российской истории, как Александр Невский, Дмитрий Донской, Александр Суворов и Михаил Кутузов.

Сохранению личной репутации советского вождя в значительной степени способствовала политическая неосведомленность подавляющего большинства населения СССР. Лишь немногие вне узкого круга номенклатуры и верхушки интеллигенции напрямую связывали имя Сталина с отказом признать угрозу германского нападения, повлекшим за собой катастрофу июня 1941 года. В своем выступлении 3 июля сам Сталин, разумеется, не взял на себя ни грамма вины. Он обратился к советским людям как к братьям и сестрам, сказал, что Родина в опасности, что немецко-фашистские войска глубоко вторглись на территорию Советского Союза. В целом это признание укрепило общее настроение страны, поскольку до этих пор в официальных сводках говорилось только о больших потерях, нанесенных врагу. И тем не менее такое откровение оказалось шоковым для многих, в том числе для студентов Сталинградского тракторостроительного и механического института, приготовившихся отмечать флажками продвижение Красной армии в глубь Германии на специально повешенной на стене карте. Когда для всех стало очевидно «потрясающее и непостижимое»[65] продвижение вермахта, карту тут же сняли.

Кто бы как ни относился к Сталину, несомненно то, что его система идеологического воздействия, осуществлявшаяся при умышленном искажении фактов и манипулировании сознанием масс, сумела найти эффективные аргументы в пользу ведения тотальной войны.

Все здравомыслящие люди признавали, что фашизм является мировым злом и его во что бы то ни стало необходимо уничтожить. Борьбу должна возглавить коммунистическая партия – недаром нацисты решительно настроены на ее полное уничтожение. Эта причудливая логика прекрасно передана в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»: «Ведь ненависть к нам фашизма, – заявляет Мостовской, старый большевик, разочаровавшийся в сталинизме, – проверка правильности дела Ленина. Еще одна, и нешуточная».[66]

Однако для большинства населения политические споры отступили на второй план. Главным стимулом стал внутренний патриотизм. На плакате «Родина-мать зовет!» была изображена обыкновенная русская женщина, держащая в руке текст военной присяги, на фоне красноармейских штыков. Плакат довольно прямолинейный, но в свое время он оказал на людей огромное воздействие. Все были готовы на большие жертвы. «Наша цель – защитить нечто большее, чем миллион жизней, – записал в своем дневнике молодой командир танка ровно через месяц после начала войны. – Я не говорю о своей собственной жизни. Единственное, что я могу с ней сделать, – это отдать ее на благо Родины».[67]

Четыре миллиона человек добровольно записались в народное ополчение или посчитали себя обязанными сделать это в ближайшее время. Потери в живой силе были такие страшные, что трудно представить себе ту кровавую бойню, которую в своей бессмысленности превзошел разве что вождь племени зулусов, заставивший отряд своих воинов шагнуть со скалы в пропасть, проверяя их дисциплину. Необученных ополченцев, нередко без оружия, многих в гражданской одежде, посылали сдерживать удары танковых соединений вермахта. Четыре дивизии народного ополчения были практически полностью истреблены под Ленинградом еще до того, как началась собственно блокада. Их родные и близкие, не подозревающие о некомпетентности командиров и хаосе, царящем на фронтах, о пьянстве и мародерстве, о том, что творили войска НКВД, оплакивали погибших, не критикуя советскую власть. Вся ярость предназначалась врагу.

О многих подвигах лета 1941 года так никто и не узнал – герои погибли вместе с очевидцами. И все-таки некоторые случаи впоследствии стали известны, отчасти потому, что среди простых солдат росло стремление исправить эту несправедливость и рассказать о мужестве своих товарищей. Например, на теле сержанта Мальцева, погибшего в Сталинграде, была найдена записка, в которой он выразил свое горячее желание поведать о храбрости товарища во время тяжелого боя. «Завтра или послезавтра начнется большое сражение, – написал он, – и меня могут убить. Поэтому я хочу, чтобы люди узнали о подвигах, совершенных моим другом Лычкиным».[68]

Но в то время рассказы о подвигах приносили мало утешения. К середине июля Красная армия оказалась в очень тяжелом положении. За три первые недели боев она потеряла 3500 танков, свыше 6000 боевых самолетов и около 2 000 000 человек личного состава, в том числе значительную долю офицеров.

Следующей катастрофой стало сражение под Смоленском во второй половине июля, в котором в окружение попали несколько советских армий. Хотя по крайней мере пяти дивизиям удалось вырваться из кольца, к началу августа еще 300 000 бойцов и командиров Красной армии оказались в плену. Также были потеряны свыше 3000 танков и столько же артиллерийских орудий. Затем в жертву одна за другой были принесены еще многие советские дивизии, чтобы не дать танковым соединениям фельдмаршала фон Бока захватить железнодорожные узлы в Ельне и Рославле, захлопнув тем самым крышку еще одного «котла». Некоторые историки справедливо отмечают: в решающий момент это замедлило продвижение немецких войск, что позднее обернулось очень важными последствиями.

На юге группа армий фельдмаршала фон Рундштедта, которой теперь помогали румынские и венгерские войска, в начале августа взяла в плен около 100 000 солдат дивизий, окруженных под Уманью. Наступление по открытым бескрайним степям Украины с полями подсолнечника и созревающей пшеницы, казалось неудержимым. Однако главные силы советских войск были сосредоточены под Киевом – столицей Украины. Войсками там командовал еще один давнишний приятель Сталина – маршал Буденный, а членом Военного совета у него был Никита Хрущев, чья главная задача заключалась в эвакуации на восток производственных мощностей. Генерал Жуков сказал Сталину, что Красной армии придется оставить Киев, чтобы избежать окружения, однако советский вождь, только что заверивший Черчилля в том, что Советский Союз никогда не отдаст Москву, Ленинград и Киев, вышел из себя. Жукову его заявление стоило должности начальника Генерального штаба.

Завершив разгром советских войск под Уманью, моторизованные части группы армий Рундштедта двинулись дальше, обходя Киев с юга. После этого 1-й танковый корпус резко повернул на север, соединяясь с дивизиями Гудериана, чей резкий бросок из центра фронта на юг застал командование Красной армии врасплох. Угроза окружения стала очевидной, однако Сталин отказался оставить Киев. Передумал он только тогда, когда было уже слишком поздно. 21 сентября операция по окружению Киева завершилась. Немцы взяли в плен еще 665 000 солдат и офицеров. Гитлер назвал это величайшим сражением в мировой истории.[69] Начальник Генерального штаба вермахта Гальдер, напротив, посчитал сражение под Киевом фатальной стратегической ошибкой восточной кампании. Подобно Гудериану, он полагал, что все силы нужно было бросить на Москву.

Продвигающиеся вперед захватчики, прорывая одну линию обороны за другой, испытывали противоречивые чувства. Они смотрели на своего коммунистического врага, который сражался до конца, с презрением и страхом. Повсюду валялись груды трупов, потерявших человеческий облик, полуобугленных, в одежде, изодранной в клочья разрывами снарядов. «Всмотритесь в этих мертвецов, мертвых татар, мертвых русских, – написал один немецкий журналист, прикомандированный к армии, наступавшей на Украине. – Это новые трупы, абсолютно свежие. Только что выпущенные великим заводом под названием “Пятилетка”. Они все одинаковые. Сошли с конвейера. Они олицетворяют собой новую расу, крепкую расу, эти трупы рабочих, погибших во время производственной катастрофы».[70] Однако каким бы живописным ни виделось сие сравнение, было большой ошибкой считать погибших красноармейцев и их командиров просто роботами, порожденными коммунистической системой. Это были останки тех, кто поднялся на новый уровень патриотизма, любви к своей Родине.