Анатолий Соболев - Какая-то станция

• Название: Какая-то станция
• Автор: Анатолий Соболев
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

---

Над головой отчаянно стрекотала сорока и оглашенно металась по ветвям, осыпая снежную пыль.

— Кыш ты! — погнал ее Вася.

Сорока еще громче закричала и полетела оповещать всех жителей леса, что появились люди.

Вася и Тоня выбрались на полянку и замерли. Под солнцем блестели, сверкали, переливались сугробы. Блестки — с булавочную головку — отсвечивали оранжевыми, красными, фиолетовыми, желтыми, зелеными, синими и даже черными огоньками. Будто разноцветные стеклышки мельчайших размеров. Вася впервые увидел такое и был поражен. Видел, конечно, и раньше, что снег блестит — ну блестит и блестит! — а оказывается, самыми разными цветами. Это белый-то снег!

И вдруг на засахаренной ветке в кустарнике увидел Вася розовые яблоки. И оторопел. Яблоки здесь, на Севере! Не успел сообразить, что же это такое, как одно яблоко упало, а остальные вспорхнули стайкой и перелетели на другое дерево и опять сели рядом. И тут только Вася понял.

— Снегири, снегири! — закричал он. — Гляди, снегири!

— Ой, как красиво! — Тоня прижала руку к груди.

А снегири отлетали все дальше и дальше, пропадая розовыми огоньками в снежной чаще леса.

Тоня сорвала ледышку с ветки. Вася сделал то же самое. Они хрумкали лед, как леденцы, и не было ничего слаще этих сосулек.

Вася взял холодные, неожиданно большие и шершавые Тонины руки в свои и стал их греть. Смотрел ей в глаза и видел отраженное в них солнце и высокую ель, под которой они стояли. Сам не замечая того, Вася потянулся к Тоне губами. Она вырвалась и побежала, а сама смеялась, и в смехе слышался призыв.

Тоня бежала в огромных подшитых валенках, и ноги ее болтались в широких голенищах. Вася погнался за ней, и снег хорошо хрустел под ногами. Они бежали по розовым от полуденного солнца сугробам, по голубым сочным теням от деревьев, и не было сейчас людей счастливее их.

Тоня провалилась в сугроб. Вася с налету упал на нее, и они забарахтались, смеясь и не давая друг другу выбраться из снега.

Они не заметили, как коснулись губ друг друга.

— Ты что сделал? — спросила Тоня.

— Не знаю, — ответил Вася.

Он и вправду не знал, что могло означать это случайное прикосновение губ.

— Ты поцеловал меня? — спросила Тоня, изумленно и восторженно раскрыв глаза. И утвердительно, благодарно и нежно протянула: — Ты поцелова-ал меня.

— Хочешь, я еще поцелую? — с самоотверженной готовностью предложил Вася и потянулся к ней.

Тоня вскочила. Вася тоже поднялся и увидел, как близки ее глаза и как удивленно и испуганно вздрагивают ресницы. И он поцеловал эти глаза.

— А мама! Ой, если бы она видела! — Тоня в испуганном восторге округлила сияющие глаза.

— А почему она меня не любит? — спросил Вася, вспомнив хмурое лицо Тониной матери.

— Она говорит, что моряки обманщики! — сказала Тоня и тихонько стукнула Васю в грудь. — Обманщики, обманщики, обманщики!

— Я не обманщик! — горячо заверил Вася, и у него даже сердце громче застучало от мысли, какой он хороший и не обманщик.

— Обманщик, — твердо сказала Тоня. — Ты зачем к Фросе ходил?

Васю кинуло в жар.

— Я не ходил, она сама меня водила, — пролепетал он.

— А зачем? — Тоня внимательно смотрела ему в глаза.

— Не знаю, — сказал он. — Но все равно я не обманщик.

— Не-ет, не обманщик, — как эхо, преданно и тихо повторила Тоня. — Ты не обманщик.

Она притянула его за уши к себе и поцеловала в нос. Ее обветренные, шершавые губы пахли хвоей, были свежи и солоноваты. Вася задохнулся от радости, вскочил и отплясал дикий танец, крича что-то несуразное и восторженное. Вдруг Тоня замерла и восхищенно прошептала:

— Гляди, олень!

Вася увидел молодого стройного гордого оленя на краю обрыва. Взметнув в голубое небо покрытые инеем рога, олень распластался в прыжке, в стремительном и легком полете. Спина его была в снегу и перламутрово искрилась. Ноги тоже. Задние. Передних не было. До чего же это дерево походило на оленя! Тоня и Вася подошли поближе. Когда-то дерево было согнуто или надломлено и стало расти перпендикулярно нижней части ствола. Но природа-мать подняла его ветви-рога снова вверх. И теперь, занесенное снегом, оно превратилось в дерево-олень. Сказочный олень с белыми от инея рогами!

Вася потряс дерево, с веток упали снежные пластинки, рассыпаясь в невесомую пудру, и засеяли им лицо, голову, плечи искрящимися блестками. Вася и Тоня смеялись, играли в снежки, гонялись друг за другом и, обессилев от смеха и счастья, падали в снег и целовались.

Они отрезвели, когда закатное солнце, пробираясь сквозь сетку ветвей и дробясь на тонкие лучики, бросило последний оранжевый блеск на сугробы, когда загустели не голубые уже, а сиреневые тени, когда лес стал набирать сумерки.

— Неужели день прошел? — восторженно и испуганно спросила Тоня.

— Пропали пироги, — опомнился Вася.

— Какие пироги?

— Ну, будет мне!

— А что будет? — расширила она глаза.

— Будет! А тебе попадет от матери?

— Я ничего не боюсь, — храбро сказала она и просветленно посмотрела на Васю. — А ты?

— Я тоже, — неуверенно ответил Вася. — А дрожжи у вас есть?

— Дрожжи? Зачем они тебе?

— Старшина велел. На пироги…

— Дрожжей нету. Есть закваска.

— Дай мне.

— Пойдем.

Они крадучись пробрались по поселку, который уже погрузился в сумерки. На их счастье, Тониной матери дома не оказалось, и Тоня вынесла в кружке закваску.

Домой Вася бежал сломя голову, и сердце его ёкало.

Его встретили молчанием. Он поставил на стол кружку закваски.

— Вот, принес.

— Тебя за смертью посылать, — сказал Леха, пришивая пуговицу к шинели.

Вася виновато переминался у порога. Сдернул шапку, пар так и валил от мокрой головы.

— Где тебя носило?

Суптеля внимательно разглядывал Васину одежду, всю в снегу, его румяное, счастливое и обалделое лицо.

— За дрожжами ходил, — тихо ответил Вася, старательно отдирая от шапки ледышки и не смея поднять глаза на старшину.

— Ты что, в сугробе их искал?

Вася шмыгнул носом.

— Вот вкачу тебе три наряда вне очереди, тогда будешь знать, — недовольно пригрозил Суптеля.

— Есть три наряда вне очереди! — по-петушиному звонко выкрикнул Вася.

Леха вздрогнул и оборвал нитку.

— Чтоб тебя!.. Обрадовался, дурак, будто ему медаль привесили.

— Одним махом девкой завладал, — подал голос Андрей. — Как в очко выиграл.

Суптеля коротко взглянул на Леху и Андрея и перевел глаза на счастливого и пылающего румянцем Васю, задержал взгляд на его вспухших и ярких губах.

А Вася тщетно пытался изобразить на лице раскаяние и виноватость — неподвластная, щедрая и глупая улыбка распирала ему рот. И чтобы как-то отвлечь внимание товарищей, он с преувеличенной старательностью обметал у порога сапоги.

— Ну-ну, — Суптеля усмехнулся и полез в карман за куревом.

Вечером, когда Леха и Андрей ушли, Суптеля сказал:

— Пойдем, попилим дров Клаве.

— Пойдемте, — охотно согласился Вася, чтобы загладить свою вину перед старшиной.

Темное небо с редкими звездами, влажный ветер с юга, запах сырого снега и дыма, неяркие огни поселка и густая синь встретили Васю и старшину за порогом. Где-то на другом конце поселка выводили девичьи голоса:

Все, что было загадано, все исполнится в срок,
Не погаснет без времени золотой огонек…

Васе показалось, что он различает и голос Тони. Эта песня, полная обещания верности и любви, будоражила, тревожила, радостное и в то же время грустное волнение закрадывалось в сердце.

Навстречу из переулка появились Леха и Дарья. Они шли с озера. Дарья несла полный таз мокрого белья, покрытого ледяной коркой. Леха нес на коромысле два ведра воды. Он страшно смутился, когда лоб в лоб столкнулся со старшиной и Васей. Выручила Дарья.

— Ведра полные, счастье вам будет, — певуче сказала она, и Вася еще раз подивился перемене ее голоса в последнее время.

— Куда вы? — спросил Леха, а сам смущенно топтался на месте, расплескивая воду.

Суптеля взглянул на него, усмехнулся.

— К Клаве дрова рубить.

— Ей уже лучше, — сказала им вслед Дарья. — Ходит. Синяк только большой, во всю ногу.

Клаву они застали сметающей снег с крыльца.

— Мы дрова пилить пришли, — сказал Суптеля.

— Дрова? — Клава подняла брови и стояла с веником в руке, растерянно глядя на старшину. — Ну, спасибо. Дрова и вправду кончаются.

— Где пила и топор?

Старшина говорил грубовато и не глядел на Клаву. Она вынесла из сеней пилу и топор.

— Тупые, — извиняясь, сказала Клава. — Все никак не соберусь кузнецу отнести.

— Ничего, сойдет.

— Колите, а я самовар поставлю.

Они напилили и накололи целую поленницу дров. Старшина присел на чурбак, погладил ногу, поморщился.