Александр Ивин - Обнаженность и отчуждение. Философское эссе о природе человека

• Название: Обнаженность и отчуждение. Философское эссе о природе человека
• Автор: Александр Ивин
• Жанр: Философия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9905979-9-0

Дается философский анализ природы человека: его конечности, заброшенности, тревоги, страха перед смертью, социальности, непредопределенности, метафизичности, трансцендирования, разумности и др. Модификации общей природы человека связываются с историческим развитием общества. Человек обнаженный, формируемый коллективистическими цивилизациями, противопоставляется человеку отчужденному, порождаемому индивидуалистическими цивилизациями. Обнаженность выступает как интегральная характеристика, выражающая существенное сходство мыслей, чувств и поступков «винтиков» одной слаженно работающей социальной машины, реализующей свою глобальную цель. Общей чертой, говорящей об оторванности людей друг от друга и от общества в целом, о глубоких, болезненно переживаемых ими расхождениях в мыслях, чувствах и поступках, является отчуждение. Заключительная часть книги посвящена «человеку любящему», объяснению и пониманию поведения человека, современной угрозе разрушения природы человека.

---

«Традиционная гуманистическая концепция субъекта, обладающего единым центром, целостного и трансцендентального, должна быть отвергнута» – подводит итог А. Истхоуп[18]. Заключение верное, если не обращать внимание на эпитет «гуманистическая», приложимый не только к традиционному пониманию человека, но и ко многим современным его истолкованиям, включая постструктуралистское.

Из размышлений над «природой человека» нельзя вывести понимание эстетического видения мира человеком, искусство, основные принципы философии искусства, систему категорий, или координат, в которых движется современное искусство, модернизм и постмодернизм как «большие» стили этого искусства и т. д. Тем не менее, понимание всего того, что связано с искусством вообще и современным искусством в частности, определенно требует прояснения того, что такое человек, в чем заключается его меняющаяся со временем природа.

Связь философии искусства с философской антропологией позволяет показать, что эстетическое измерение человеческого существования тесно связано с моральным, политическим, идеологическим, экономическим и другими его измерениями. Проблема, однако, в том, эта связь остается пока что почти не исследованной. Сказанное выше – всего лишь предварительные замечания, касающиеся своеобразия эстетического видения мира и зависимости этого видения от природы человека.

Стремление к справедливости

Человек является существом, стремящимся к справедливости и руководствующийся ею в своих отношениях с другими членами общества. «Справедливость, – пишет Д. Роулз, – есть главная добродетель социальных установлений, как истинная есть главная добродетель систем мышления» [19]. Справедливость является той этической ценностью, которая конституирует политику в качестве института. Как отмечал еще Аристотель в «Никомаховой этике», политическое сообщество предполагает распределение почестей, имущества и всего прочего, что может быть распределено между согражданами определенного государственного устройства. Сам термин «распределение» крайне важен. Он выражает иную плоскость идеи различения индивидов общества: одна плоскость – это участие в социальных установлениях, другая плоскость – это признание за каждым человеком права индивидуального участия в системе распределения, понимаемого в самом широком смысле, начиная от распределения в экономическом плане и кончая распределением, связанным с властью и ответственностью.

Историчность человека

Далее, человек – существо историчное, его природа меняется в ходе истории, и эти изменения непосредственно сказываются на природе человека, также меняющейся от одного исторического периода к другому.

Возможны два диаметрально противоположных понимания природы человека социальное и антропологическое. О них речь пойдет в дальнейшем, сейчас же можно отметить, что выбор между социальным и антропологическим истолкованием человека – это, в конечном счете, выбор между коллективистическим и индивидуалистическим его устройством.

В коммунистической России безраздельно господствовало социальное понимание человека. С крушением коммунизма на первый план постепенно выходит антропологическое его понимание.

Социальное понимание человека не предполагает каких-либо изменений его природы. Эта природа остается с доисторических времен постоянной, а с изменением общества меняется не природа, а сущность человека, представляющая собой простое отражение системы общественных отношений.

С точки зрения антропологического понимания человека его природа исторична. Она не остается постоянной, а меняется с течением истории. Человек – не завершенное существо, он находится в процессе хотя и медленного, но постоянного становления, и сейчас невозможно предсказать, каким он окажется в достаточно отдаленном будущем. Формирование человека во многом зависит от него самого. Оно не предопределено какими-то историческими законами. Нельзя сказать, в частности, что оно ведет к неизбежному появлению коммунистического «сверхчеловека», способного ограничивать свои потребности каким-то естественным минимумом, свободного от зависти, тщеславия, гордыни и других «родимых пятен» человека капиталистического общества.

4. Разумность человека

Особого анализа требует такая черта человека, как его разумность, или рациональность.

Разумность человека является характеристикой соответствия человеческого познания наиболее общим принципам мышления, разума. Поскольку совокупность таких принципов не является вполне ясной и не имеет отчетливой границы, понятию разумности свойственны и неясность, и неточность.

Универсальная и локальная рациональность

Мышление человека является разным не только в разные исторические эпохи, но и в разных областях его приложения. Существенным является поэтому различие между двумя уровнями рациональности: универсальной рациональностью, охватывающей целую эпоху или культуру, и локальной рациональностью, характеризующей особенности мышления в отдельных областях теоретизирования конкретной эпохи или культуры.

Локальная рациональность предполагает:

• определенную систему ценностей, которой руководствуются в конкретной области мышления (науке, философии, политике, религии, идеологии и т. д.);

• специфический набор методов обоснования, применяемых в этой области и образующих некоторую иерархию;

• систему категорий, служащих координатами мышления в конкретной области;

• специфические правила адекватности, касающиеся общей природы рассматриваемых объектов, той ясности и точности, с которой они должны описываться, строгости рассуждений, широты данных и т. п.;

• определенные образцы успешной деятельности в данной области.

Характерным приемом локальной рациональности является научная рациональность, активно обсуждаемая в последние десятилетия и представляющая собой совокупность ценностей, норм и методов, используемых в научном исследовании.

От стихийно складывающейся научной рациональности необходимо отличать разнообразные ее экспликации, дающие более или менее полное описание эксплицитной части требований к разумному и эффективному научному исследованию. В числе таких экспликаций, или моделей, научной рациональности можно отметить индуктивистскую (Р. Карнап, М. Хессе), дедуктивистскую (К. Поппер), эволюционистскую (С. Тулмин), реконструктивистскую (И. Лакатос), анархистскую (П. Фейерабенд) и др.

Универсальная рациональность и принципы логики

Универсальная рациональность, предполагает, в частности, соответствие требованиям логики и требованиям господствующего в конкретную эпоху стиля мышления. Предписания логики составляют ядро рациональности любой эпохи, но и они не являются однозначными. Прежде всего, не существует единой логики, законы которой не вызывали бы разногласий и споров. Логика слагается из необозримого множества частных систем. «Логик», претендующих на определение понятия закона логики, а значит и понятия логического следования, в принципе бесконечно много. Известны классическое определение логического закона и логического следования, интуиционистское их определение, определение в паранепро-тиворечивой, в релевантной логике и т. д. Ни одно из этих определений не свободно от критики и от того, что можно назвать «парадоксами логического следования». «Что имеется в виду, когда требуется соответствие логике? – задается естественным вопросом П. Фейерабенд. – Ведь существует целый спектр формальных, полуформальных и неформальных логических систем: с законом исключенного третьего и без него, с законом недопустимости противоречия и без него (логика Гегеля); с принципом, что противоречие влечет все, что угодно, и без него»[20].

Особенно сложно обстоит дело с требованием рассуждать непротиворечиво, фиксируемым законом противоречия. Аристотель называл данный закон наиболее важным принципом не только мышления, но и самого бытия. И вместе с тем в истории логики не было периода, когда этот закон не оспаривался бы и дискуссии вокруг него совершенно затихали.

Относительно мягкая критика требования (логической) непротиворечивости предполагает, что если перед теоретиком встала дилемма: заниматься устранением противоречий из теории или работать над ее дальнейшим развитием, обогащением и проверкой на практике – он может выбрать второе, оставив устранение противоречий на будущее. Жесткая критика требования непротиворечивости отрицает универсальность этого требования, приложимость его в некоторых, а иногда и во всех областях рассуждений. В частности, диалектика в гегелевском смысле настаивает на внутренней противоречивости всего существующего и мыслимого и считает такую противоречивость основным или даже единственным источником всякого движения и развития. Для коллективистических обществ диалектика является необходимой предпосылкой решения ими ключевых социальных проблем; индивидуалистические общества считают диалектику, постоянно тяготеющую к нарушению законов логики, интеллектуальным мошенничеством. Это означает, что рациональность коллективистического мышления, взятого с обязательными для него экскурсами в диалектику, принципиально отличается от рациональности индивидуалистического мышления, и что в рамках каждой эпохи намечаются два типа универсальной рациональности, различающиеся своим отношением к требованиям логики.