Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

• Название: Тринадцатый год жизни
• Автор: Сергей Иванов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1982

Повесть о девочке, важных событиях в её жизни; автор показывает сложные взаимоотношения в семье, нравственный рост девочки, умение преодолеть трудности.

---

Говорили, будто она преподавала в Ленинграде во время блокады.

Но это сколько ж ей должно быть лет?.. Просто невозможно поверить!

Хотя чего уж проще — взять да узнать. Ведь встречаются с человеком пять раз в неделю. Но всё лень, всё как-то руки не доходят.

Она была совершенно седая, с большими, чуть навыкате серо-голубыми глазами, худая, бледная и на переменах курила в учительской «Беломор».

Стелла до прихода математички успела рассказать про вчерашний вечер. Но ответить ей Машка уже не успела. И начала отвечать сразу, как только математичкину власть перерубил звонок:

— Надо всё узнать, Романова. Надо ему звонить… Не бойся, я тебя прикрою.

Может, это и глупость, но Стелла сразу почувствовала облегчение, что Машка будет рядом. Уж она-то в случае чего как кошка вцепится!

А в случае, собственно, чего?..

Наконец они отсидели своё и вышли на волю, на солнце. Народ тут же распался, растаял, словно незнакомый, они остались с Машкой вдвоём. Побрели по тротуару. И сейчас же со всех сторон из воздуха к ним потихоньку стало стекаться волнение. Вскоре они передвигались в пространстве, словно две шаровые молнии. Особенно, конечно, Стелла.

А телефоны-автоматы с приветливо приоткрытыми дверями были как ловушки-громоотводы.

Почему это мышь попадается в мышеловку, вы никогда не задумывались?.. Нет, не из-за того только, чтоб в последнюю секунду жизни схватить зубами кусочек сала. Есть и поважнее что-то… понепонятней! Попробуйте постоять на высоком мосту, глядя вниз через перила. Стоишь, стоишь, и вдруг чувствуешь: прыгнуть хочется. И чем страшнее, тем больше!

Именно с этим вот чувством Стелла вошла в телефонную будку. Стала набирать номер — первые три цифры совпадали с её собственным телефоном. Значит, он жил, этот отец, где-то недалеко. Машка придерживала ногой дверь, чтобы не задохнуться в той будке-душегубке.

Гудок, гудок. «Альлё!» Голос был высокий, и «Л» он говорил особым длинным звуком.

Испуганно она посмотрела на Машку: что говорить ему — «ты», «вы»?

— Добрый день… Это говорит Стелла… — вывернулась.

«Романова» проглотила. И то была трусливая уступка. То была уступка ему. Ведь Романовыми их семья стала от Горы.

А он, видно, тоже волновался, этот отец. Принуждённо кашлянул:

— Здравствуй… Стелла… Ты где?

— На Плющихе сейчас.

— Тогда… минут через двадцать у памятника Толстому?

А это совершенно близко. Двадцать минут — даже излишне.

Они медленно пошли по Плющихе — одной из самых теперь коротких московских улиц. От неё, в сущности, осталось лишь название да десяток домов.

Так они ходили по Плющихе и до звонка. Здесь есть две молочные, в разных концах, и они курсировали от молочной до молочной. И волновались, как последние дурочки.

На правой стороне, как раз возле одной из молочных, какой-то международный банк. Милиционер даже обратил на них внимание.

— Давай хоть пойди поешь, — говорила Маша. — Или пойдём ко мне поедим.

Куда там есть. Она разговаривать-то почти не могла… Шла и чувствовала локтем Машкину руку.

Нет, это будет не тот человек, не из кафе. Того Стелла где-то видела. А отца не видела никогда. То есть видела, конечно, — до двухлетнего возраста. Но это же хуже, чем во сне.

Хм… если она и так знает, что не тот, зачем встречаться? Она ведь только хотела узнать. А теперь узнала — сама додумалась. Чего же идти?

Но её тянуло что-то, что-то похожее на любопытство… и не совсем любопытство — увидеть его. Стелла себе не нравилась за это, понимала, что делает предательство — по отношению к Ваньке и к Горе.

Нет, извините! Никакого Горы. Пусть он сам разбирается.

А по отношению к Ваньке — да, предательство. Если б Ваня это узнал, ох как многое бы развалилось!

И всё-таки она шла.

Тот или не тот?

Памятник Льву Николаевичу Толстому поставлен в восточной оконечности того тенистого места, где Стелла и Маша неделю назад «скверно» учили уроки. Здесь что-то вроде площади от пересечения двух улиц: невзрачной и тесной улицы Льва Толстого, заставленной какими-то учреждениями, складами, фабриками, и Пироговской улицы, которая среди бывалых москвичей и местных жителей ещё имеет название «улицы Жизни»: дело в том, что начинается она родильным домом, а кончается Новодевичьим монастырём и кладбищем.

Памятник Льву Толстому поставлен был в Москве довольно недавно — много позже, чем, например, памятник Пушкину или Гоголю. И как следует он ещё не обжился. Всё чувствует себя гостем.

И москвичи тоже это чувствуют! Они легко могут назначить свидание у памятника Островскому около Малого театра или у памятника Грибоедову в начале Чистопрудного бульвара. Не говоря уж о знаменитом памятнике Пушкину — здесь вообще назначается половина московских свиданий!

Но никому не придёт в голову встречаться у памятника Льву Толстому. Вот лет через пятьдесят, наверное, будет уже по-другому.

Стелла тоже ощущала какую-то ненатуральность этой встречи у Толстого. Но ей казалось — это простой мандраж… по-человечески говоря, волнение.

Сейчас Маша и Стелла были совершенно одни на серо-пустом пространстве рядом с тяжеловесной сидящей фигурой Толстого.

Наконец опомнились, что нужно же соблюдать конспирацию! Машка притаилась где-то в складках каменной одежды громадного графа, а Стелла продолжала заметно стоять среди выстеленной гранитом площадки.

И здесь из своры легковушек, которые бросились от Садового кольца по Пироговке, отделилось такси. Беззвучно и стремительно такси затормозило у края тротуара. Стелла сразу угадала: это приехал он!

Только взглянула — господи, который был в кафе! И тут же поняла, кого он так напоминает. Собственное её, Стеллы Романовой, лицо. Они были с ним буквально как две капли. Но, конечно, настолько, насколько девочка может быть похожа на сорокалетнего мужчину.

Улыбаясь, он протянул руку. И ни «здравствуйте», ни «до свидания» — волновался или… шут его знает. Что оставалось Стелле? Она тоже протянула руку. Но это вышло не пожатие. Он не отпустил её. Другой рукой взял за плечи и так повёл к такси… Ниточка с Машкой обрывалась.

Как же быть? Куда кинуться душой? Отшить его? Отшутиться? Что я, мол, с чужими мужчинами в такси не езжу… Это было невозможно, как-то мерзко. Она влезла в машину, на заднее сиденье, и он за ней. Оглянулась в окошко. Памятник уже поехал назад. И там где-то, среди бесконечного камня, мелькнула живая растерянная физиономия Машки. Показалось Стелле, спутник её тоже глянул в заднее окошко. И быстро усмехнулся.

Но ей некогда было думать про эту ухмылку. Тут имелись вопросы куда опасней — хотя бы как его звать, этого «спутника»: на «ты» всё-таки или на «вы»? Откуда-то, с невидимой стороны Луны, выплыло имя: Игорь Леонидович — так его звали. Повеяло отчуждённым и забытым.

Но ведь какое-то время, в самом начале, он был не чужой. Встречал Нину из роддома. Стелла легко представила себе эту сцену, потому что помнила, как Гора встречал из роддома Нину. Гора её поцеловал и взял свёрток с Ванькой… Значит, и этот… Игорь Леонидович тоже поцеловал Нину и взял из её рук свёрток со Стеллой… Не умещалось в голове!

Нина и Гора купали Ваньку…

И меня он тоже купал?!. Видел меня голую… Это привело её в ужас, в панику. Она вся так и сжалась. Не было никакого выхода — только умереть или исчезнуть, превратиться в облако сигаретного дыма и выплыть через щель в окне.

Чтобы хоть как-то отвлечься от ужасного, она стала незаметно рассматривать, во что отец одет.

Оказалось, совершенно по-нормальному. Даже немного старомодно. Какие-то сандалеты из ремешков — многие подумали бы, прежде чем их надевать. Серые брюки — самая обычная шерсть с синтетикой. Рубашка голубоватая — ворот совсем не модный, раскрыт, рукава закатаны. А в наше время рукава закатывать не рекомендуется.

Странно… Странный он: к Нине вырядился как фарца, а теперь одет скучней скучного — не человек, а председатель родительского комитета!

За этими удивлёнными мыслями ей заметно полегчало. Да и что, в самом деле, человеку стесняться своей «голизны», когда у него в то время единственной одеждой были пелёнки!

И как только она пришла к этому благому выводу, даже вздохнула так освобождённо, Игорь Леонидович решительно и крепко положил ей руку на плечо.

— Ну? Артподготовка окончена? Давай переходить к штыковой атаке.

Надо же: уловил момент! Рука у него была сильная, с крепкими рабочими пальцами и широкими ногтями.

— Ты, например, почему не в джинсах? У тебя нету?

На такой вопрос не сразу сумеешь ответить — из-за его неожиданности и какой-то неприличности…

Конечно, она думала, во что одеться. Кто об этом не думает! И естественно, разлетелась с советами Машка на правах лучшей подруги. Но Стелла сухо сказала ей: