Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

• Название: О завтрашнем дне не беспокойтесь
• Автор: Николай Симонов
• Жанр: Научная Фантастика

Цикл новелл, связанных одной сюжетной линией: разлукой и воссоединением братьев Павловых, родившихся 2 марта 1953 г. в московском родильном доме имени Грауэрмана сиамскими близнецами. Их срастание произошло в утробе матери в области позвоночника посредством «короткой трубчатой хрящевой связки между лопатками».

После успешной операции главврач роддома согласился передать одного из них на усыновление в приемную семью. Таким образом, братья-близнецы, названные одним именем и даже зарегистрированные под одной фамилией, жили и не тужили, пока одному из них судьба не нанесла жестокий удар, который громким эхом отозвался в жизни другого. События разворачиваются в реальном и виртуальном пространстве-времени, где прошлое, настоящее и будущее сосуществуют в интеграле вечности, и описываются от лица всевидящего «электронного писателя» и трех друзей-программистов, которые пытаются разгадать тайну романного героя, совершившего удивительное путешествие по «петле времени». Published in Canada by Altaspera Publishing & Literatury Agency Inc. Продается здесь:

http://www.lulu.com/shop/nikolay-simonov/nikolay-simonov-o-zavtrashnem-dne-ne-bespokoites/paperback/product-21396373.html

---

Собрав людей, он показал, как из-за „колота“ на стволах кедров появляются смолоточащие раны, в них заводятся жучки, которые портят древесину. Но самое страшное, по его словам, это — то, что смола, стекающая по коре, превращает дерево в настоящий факел: во время пожара такой кедр обречен на гибель. При низовом пожаре огонь не может забраться наверх по здоровому дереву, а по истекающему смолой он карабкается легко, и тогда пожар уходит в кроны, приобретая масштаб настоящего бедствия. Я, Толемей-хан, вызвался возглавить „кедровый поход“ на реку Елену и проследить за тем, чтобы кедровые орехи добывались надлежащим способом. Кто-то предложил заодно погрузить в купеческую ладью и пресс Махаона — устройство для холодного отжима масла из лесных орехов, названное так по имени изготовившего его столяра-краснодеревщика Летнего дворца на мысе Принцессы Грез. Через семь дней сборщики кедровых орехов вернулись в поселение, привезя с собой множество кедровых шишек и 12 бочонков кедрового масла — прозрачной жидкости золотисто соломенного цвета с нежным ароматом и тонким, с легкой горчинкой, вкусом. Масло это применяли в пищу, им лечили простудные и кожные заболевания, им заправляли светильники, аромат которых создавал необычную и немного пьянящую ауру. Во время „кедрового похода“ Я, Толемей-хан, обвенчал двадцать молодых пар, и гордился этим даже больше, чем заготовленными кедровыми орехами и маслом. Пять бывших наложниц элитного гарема их высочества до самой зимы не могли выбрать себе мужей, перессорились между собой и поссорили поклонников. Дело дошло до поножовщины.

Долго мы думали над тем, как погасить конфликт, пока не додумались устроить между мужчинами и юношами, домогавшихся расположения красавиц, спортивное состязание. Победители получили заслуженную награду, а зрители от души повеселились. С окончанием бабьего лета из своей уютной каюты на носу „Эсмеральды“ их высочество Тезей-хан переселился на сушу. В общем бараке ему и Марине выделили маленькую комнату с отдельным входом.

Он сам остеклил мутным ротонским стеклом окно, смастерил деревянные лежаки, стол и платяной шкаф. Марина украсила полы циновками из кедрового лыка и по вечерам развлекала его пением и игрой на лютне.

Частым гостем в их комнате был Алексхан. Ему по понятным причинам с выбором спутника жизни было совсем нелегко, поэтому их высочество решил, что будет лучше, если он и Марина объявят его своим приемным сыном. Таким образом, Алексхан, обрел семью и, наконец, избавился от терзающего его чувства страха и одиночества. За все лето и осень колонисты не встретили в тайге ни одной живой души и тихо радовались кажущейся безопасности, которую изредка омрачали встречи с бурыми медведями и росомахами. Однако мы не уставали призывать сограждан к бдительности и осторожности, зная, что по соседству с ними обитают дикие воинственные племена: кайяпо, москиты, далматинцы и т. д. И мы были совершенно правы. Уже в начале осени о том, что на реке Шакти появились люди из Прибайкальской Империи, знали все племена Северного Забайкалья, и первыми, кто раскрыл место их поселения, были орланды. Неуловимые разведчицы-профи (Агафья и Ольга) заприметили женщин необыкновенной красоты и рослых и статных мужчин. Но больше всего их поразил вид их предводителя в блистающих золотом доспехах, который проводил занятия по строевой подготовке со смуглыми и стройными юношами с мускулистыми руками и поджарыми попками (не в пример раскормленным и толстозадым орландским парням). Совет старейшин, обсудив разведывательную информацию, принял решение за новыми соседями еще какое-то время понаблюдать, не привлекая к себе внимание, и уже затем делать выводы насчет того, как себя с ними вести».

X

Чем дальше Виктор отъезжал от Летнего дворца, и чем ближе была Слюдянка, тем легче и веселее становилось у него на душе. Вымощенная дорога серпантином вилась вдоль сильно изрезанной береговой линии.

Слева — отвесные скалы, справа — крутой обрыв, уходящий к морю.

Дорожное полотно было достаточно широко, чтобы разъехаться двум однолошадным повозкам. Прекратился дождь. Из-за хмурых туч выглянуло тусклое осеннее солнышко. Но, вот, ветер, как назло, усилился, и это могло обернуться долгим ожиданием времени отплытия, ибо не каждый капитан в такую погоду отважится вывести судно в открытое море.

Впрочем, в Слюдянке, на случай непредвиденных обстоятельств, можно было воспользоваться услугами постоялого двора. Была там и таверна с приличной кухней и богатым ассортиментом виноградных и плодовых вин.

Перспектива возвращения в Летний дворец его совсем не устраивала.

Хотя, если бы не Толемей-хан, то он, наверное, остался бы там пожить еще пару-тройку дней. Он не сказал Толемей-хану ни слова неправды, ну а всей правды, убийственной и беспощадной, этому старому вздрычу знать было необязательно, и, особенно, про то, что находится в кожаном мешке, притороченном к седлу его лошади. Этого породистого скакуна он купил у Моисей-хана, как нельзя, кстати, ибо в представлении людей, среди которых ему приходится жить, конь из конюшни наследника престола — все равно, что Роллс-ройс из гаража английской королевы.

Никогда-никогда принц Арон не станет императором, как им не стал его отец Тезей-хан, который, конечно, был совсем не тем, за кого себя выдавал. А не станет принц Арон императором по той причине, что его голова, аккуратно обработанная и хорошо засушенная, как и голова его сестры принцессы Мелиссы сейчас болтаются в кожаном мешке, притороченном к седлу его Буцефала. Не сказал он Толемей-хану и о том, что уже полгода состоит на службе у короля парсов Уильяма по прозвищу Львиное Сердце, и возвращается в Сиракузы с чувством глубокого удовлетворения от профессионально выполненной работы. С небольшим отрядом в тридцать копий и шайкой подкупленных лесных разбойников-еблагов в середине лета ему удалось подкараулить в верховьях реки Елены караван судов, который бывший начальник Тайной канцелярии Урхан вел в Эльдорадо. В результате жестокой схватки Урхан и его слуги вместе с немногочисленной охраной были перебиты. Принц Арон предпочел почетному плену самоубийство, бросившись на свой меч. Принцесса Мелисса досталась ему в качестве почетного трофея. Губки бантиком, попка яблочком, бровки вразлет и… гордая поза оскорбленной невинности. Как приятно вспомнить тот незабываемый девичий крик, что заканчивается уже женским стоном! А потом он отдал ее ебланам:

«Налетай! Проверено! Мин нет». Ох, как же они потешились над нежным девичьим телом! Однако же, чтобы не оставлять свидетелей, всех их пришлось умертвить. После этого госпожа Судьба снова развернулась во всей своей шулерской красе, доставая из расписных шифоновых рукавов одного краплёного туза за другим. По дороге в Сиракузы его угораздило попасть в плен к валенсийским пиратам. Эти бестии без труда взяли на абордаж зафрахтованную им в Айхеное купеческую ладью. Все его товарищи, к сожалению, погибли, а его самого пираты продержали на своей базе почти целый месяц, пока из Сиракуз не прибыл посыльный от короля Ричарда и не заплатил требуемый выкуп. И потекли дни его жизни в стиле «отдых на пляже»: тебя никто не беспокоит, ты сам ни о чем не беспокоишься, переворачиваешься с бока на бок и стараешься получать удовольствие. Впрочем, и от пиратов была какая-то польза: это их «специалисты» за умеренную плату обработали и засушили головы щенков Тезей-хана, за которые его по прибытию в Сиракузы ожидал очень даже неплохой бонус: откупа, синекуры и поместья. Вымощенная дорога, извивающаяся серпантином, привела его к самой высокой отметки, с которой, как на ладони, можно было разглядеть Слюдянку с ее кривыми улицами и двухэтажными каменными домами, побеленными мелом, и бухту с причалом, у которого стояло одно большое парусно-весельное судно и два «корыта» поменьше. Его слуга, опершись на плечи возницы, привстал и, прислонив ко лбу ладонь, как козырек, пытался рассмотреть, что за корабли столпились у причала.

Он натянул поводья и остановил своего Буцефала. Остановилась и повозка, которую он вместе с лошадью и возницей арендовал на условиях почасовой оплаты у дворцового приказчика Моисей-хана.

— Что ты видишь?! — крикнул он, обращаясь к слуге.

— Вижу большой корабль, который похож на «Альбатроса» из Тхэбая, а два поменьше, наверное, местные — предположил слуга, обладавший столь острым зрением, что даже самые тусклые звезды на небе различал. Впереди был крутой спуск, и возница попросил чуточку подождать, пока он не установит на передних колесах повозки что-то вроде тормозных колодок. Слезать с Буцефала, а потом снова забираться в седло было лень, и он решил не суетиться. В это время с ними поравнялись два человека, одетые в охотничьи комбинезоны из оленьей замши с футлярами для луков и колчанами стрел за спиной и обычными кожаными сумками на плече. Охотники, молча, прошли мимо, ускоряя шаг, благодаря начинающемуся для них спуску. Лицо одного из охотников показалось ему не просто узнаваемым, в смысле расовой и этнической принадлежности, а зловеще-знакомым. Как и у него самого, через все лицо (от уха до нижней челюсти) охотника был шрам, а выпуклости на груди, определенно, свидетельствовали о том, что он — женщина. «Урсула! Это же она!»— как ногайка Банзай-хана, которая когда-то обожгла его лицо, так обожгла его сознание мысль о знаменитой орландской амазонке, которая уже несколько раз вставала у него на пути. Ярость, охватившая Виктора, была такой огромной, что он не рискнул с ней бороться, и, развернув коня, он приказал слуге подать кавалерийскую пику. Слуга, конечно, удивился, но приказ выполнил.