Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

• Название: Йоше-телок
• Автор: Исроэл-Иешуа Зингер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-7516-1293-1, 978-5-9953-0320-6

«Йоше-телок» — роман Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944), одного из самых ярких еврейских авторов XX века, повествует о человеческих страстях, внутренней борьбе и смятении, в конечном итоге — о выборе. Автор мастерски передает переживания персонажей, добиваясь «эффекта присутствия», и старается если не оправдать, то понять каждого. Действие романа разворачивается на фоне художественного бытописания хасидских общин в Галиции и России по второй половине XIX века.

---

Тот повиновался.

— Принеси доску для обмывания и поставь на биму.

Все побледнели. Куне оставался невозмутим. Ему это все было знакомо.

— Реб Куне, вымойте руки, поднимитесь на биму и наденьте китл и талес.

Куне подошел к умывальнику, ополоснул руки, затем спокойно взошел на биму и надел китл и талес.

Краковский мудрец, поддерживаемый двумя раввинами, шаткой походкой приблизился к биме и постучал по столу.

— Весь мир содрогнулся, — произнес он дрожащим голосом, — когда Всевышний сказал: не приноси ложных клятв. Все прегрешения на свете прощаются, грех ложной клятвы не прощается. За все прегрешения человек несет наказание сам, за ложную клятву несет наказание вся его семья, вплоть до детей его детей. Небеса ждать не станут, они карают сразу.

Весь бесмедреш охватила дрожь. Люди стояли бледные, как в Йом Кипур, после целого дня поста, перед молитвой Неила.

— Ай! Ай! — вздыхали они.

— Шофар! — приказал раввин.

Человек в талесе протрубил в шофар.

— Повторяйте за мной каждое слово, — велел раввин. — Я, Куне, сын Гени-Пеши…

— Я, Куне, сын Гени-Пеши, — повторил тот.

Но тут Нешавский ребе, который все это время сидел в талесе и тфилин, вдруг подскочил и закричал грозным голосом:

— Прекратите! Прекратите!

Наступила мертвая тишина. У краковского раввина слова застряли в горле.

Нешавский ребе встал — весь белый, тучный, как глыба льда.

— Я не допущу никаких ложных клятв в моем городе! — закричал он.

Раввины зашумели, заволновались. Ребе поднял руки, показывая, что хочет говорить. Стало тихо, как в могиле.

— Я, Мейлех, сын цадиков, — сказал он, — стоя в талесе и тфилин, заявляю, что подсудимый, сидящий здесь, перед нами — мой зять, реб Нохем. Когда он вернулся после пятнадцати лет отсутствия, я его не узнал. Он ушел безбородым юношей, а вернулся с бородой и пейсами. Но он привел доказательства. Он напомнил мне, о чем мы беседовали и что изучали. Кроме того, он напомнил, что мы загнули угол страницы в «Книге ангела Разиэля». Я открыл эту книгу, и все было так, как он сказал. Он также назвал и простые вещи — например, рассказал, что готовили в доме в день его ухода.

Внезапно ребе схватился за тфилин на лбу, вцепился в него обеими руками и громко воскликнул:

— Клянусь моим тфилин-шел-рош![182]

Тут он почувствовал слабость и сел на место.

В бесмедреше было тихо. Тишину прерывал лишь чей-то плач. Никто не знал, откуда он доносится.

Растерянный Куне-шамес снял талес и китл. Нешавская чаша весов переполнилась. Но как только участники суда уселись по местам и принялись допрашивать самого подсудимого, чаши весов снова стали прыгать вверх-вниз, и даже сами раввины не могли за ними уследить.

— Подсудимый, — промолвил краковский раввин, не зная, как к нему обращаться: Нохем или Йоше, — скажите суду, кто вы?

— Не знаю, — ответил тот, даже не подняв глаз от книги.

— Не знаете? — изумленно переспросил раввин. — Кто же может знать человека, как не он сам?

— Человек ничего не знает о себе самом, — ответил подсудимый.

— Я не понимаю, — сказал раввин.

— Я не понимаю, — повторили все раввины.

Нешавский ребе уставился на подсудимого.

— Реб Нохем, — сказал он, — я понимаю твои слова. Но перед судом следует говорить ясно. Ты должен сказать, что ты — Нохем.

— Я Нохем, — словно эхо, отозвался тот.

— Скажи, когда ты женился на моей дочери, — продолжал ребе.

— На Лаг ба-омер, в пять тысяч шестьсот двадцать девятом году[183], — ответил подсудимый отрешенным голосом.

Выпучив глаза, ребе посмотрел на собравшихся.

— Кто из вас, — спросил он, — был на свадьбе моей дочери с реб Нохемом?

— Я! Я был! Я! — послышались голоса.

Ребе уставился на подсудимого.

— Зять, помнишь ли ты толкование к Писанию, которое произнес на свадьбе?

— Да.

— Перескажи его суду.

Все тем же отрешенным, как будто загробным голосом он пересказал все толкование.

— Верно! — крикнул один из раввинов.

— Я помню! Я помню! — вмешался другой.

Реб Мейлех гневно посмотрел на всех.

— Бялогурский даен! — воскликнул он. — Был ли Йоше из Бялогуры ученым человеком или невеждой?

— Он читал одни только псалмы, — ответил даен.

— Люди! — крикнул ребе. — Реб Нохем — ученый, знаток каббалы.

— Ничего не понять, — сказал краковский раввин.

— Ничего не понять, — повторили все раввины.

Реб Мейлех поглубже уселся в кресло, как победитель.

Но вот реб Шахне-даен, несколько раз высморкавшись с трубным звуком, принялся допрашивать подсудимого, и тогда чаши весов снова начали прыгать.

— Йоше! — воскликнул даен, — скажи перед судом, что ты не Йоше-телок из Бялогуры.

Подсудимый молчал.

— Молчишь! — закричал реб Шахне. — Не отрицаешь! Значит, сознаешься?

Подсудимый молчал.

Реб Шахне вытянулся, став вдвое тоньше и выше.

— Господа, — сказал даен, — он точно так же молчал или говорил не по делу в Бялогуре, когда стоял перед судом. В городе, не про нас будь сказано, вспыхнула эпидемия. Дочь шамеса созналась, что он, не про нас будь сказано, согрешил с ней. Но сам он молчал так же, как сейчас. Не сознавался и не отрицал. Суд женил его на дочери шамеса, но он сбежал. Пусть он скажет мне в лицо, что это не так!

По бесмедрешу пробежала волна трепета.

— Подсудимый, — спросил краковский раввин, — вы слышали, что даен реб Шахне сказал о вас перед судом?

— Да.

— Что вы на это скажете?

Подсудимый молчал.

Реб Шахне вскочил с места.

— Скажи, что это не так! — его глаза метали искры. — Я заявил перед судом, что ты не Нохем, а Йоше-телок. Скажи, что ты не Йоше!

Тот даже не взглянул на кричащего даена.

Краковский раввин так затряс головой, что казалось, она вот-вот отвалится.

— Подсудимый! — рассерженно сказал он. — Суд спрашивает вас: кто вы такой?

— Я не знаю.

Краковский раввин вскочил.

— Вы сказали, что вы — Нохем, зять Нешавского ребе. Почему вы ушли от жены?

— Так было нужно.

— Где вы были?

— Ходил по миру.

— Перечислите города, в которых вы бывали.

— Их не перечислить.

— Вам знаком город Бялогура?

— Да.

— Вы бывали там?

— Я бывал всюду.

— Что вы делали в странствиях?

— Не знаю.

Ослабев, краковский раввин сел на место. Он не мог говорить.

— Теперь вы ведите допрос, — сказал он раввинам, сидевшим рядом.

Первым к делу приступил мудрец из Динабурга, «железная голова». Но он ничего не смог добиться. Торопливый, рассеянный, он сам спрашивал и сам же отвечал, говорил быстро, обрывая слова, ничего нельзя было разобрать — он лишь внес смятение в зал суда.

— Подсудимый, — сказал он, потирая лоб и сверкая беспокойными, бешеными глазами, — одна из сторон лжет. Одно из двух: если вы Нохем, то вы не Йоше, а если вы Йоше, то вы не Нохем, как Рувим не может быть Шимоном, а Шимон — Рувимом[184]. Это ведь само собой разумеется, да или нет? Э?

Он победно взглянул на подсудимого бешеными глазами и, не дожидаясь ответа, затараторил, глотая по несколько слов сразу, пересыпая свою речь книжными премудростями.

Но тот даже не посмотрел на него.

Прямо посреди речи «железную голову» перебил праведник из Лиженска, тот самый, которого люди хотели сделать своим ребе, а он не соглашался.

— Реб Шимон-Рефоэл, — приказал он, — сядьте.

«Железная голова» еще немного поартачился, как дикий жеребец, который не дает остановить себя на бегу, но потом все же сел. Лиженский праведник закрыл глаза, нахмурил высокий лоб и погрузился в глубокие раздумья, а потом таинственным голосом, нагонявшим на всех страх, повел разговор совсем в другую сторону. Вместо того чтобы допрашивать подсудимого, он принялся заново допрашивать свидетелей, прежде всего — женщин: Серл, дочь ребе, и Цивью, дочь шамеса.

— Дочь Нешавского ребе, — начал он, — ваш муж после возвращения ведет себя как все люди или нет?

Серл молчала.

— Он разговаривает с вами?

— Нет, — грустно сказала она.

— Что он делает?

— Сидит, закрывшись в комнате.

— Что еще?

— Он часто уходит ночью в поле и долго не возвращается.

— Ночью в поле? — повторил лиженский праведник. — Ну, а куда еще он ходит?

— На кладбище.

— На кладбище? — еще громче повторил он.

И вдруг, окинув Сереле взглядом, спросил:

— Он живет с вами как муж с женой?

Та опустила голову.

— Отвечайте, — велел он. — Суд должен знать.

— Иногда, — сказала Сереле, зардевшись.

— Вы видели, как он раздевается? — чрезвычайно важным тоном спросил праведник.

— Нет.

— Он прячет от вас свое тело?