Ирен Немировски - Вино одиночества

• Название: Вино одиночества
• Автор: Ирен Немировски
• Издательство: «Текст»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-7516-1260-3

УДК 821.133.1

ББК 84(4Фра)

Н50

Издание осуществлено в рамках

Программ содействия издательскому делу

при поддержке Французского института

Немировски И.

Вино одиночества: роман / Ирен Немировски;

пер. с фр. Л. Ларченко. — Москва: Текст, 2015.

— 204[4] с. — (Первый ряд).

ISBN 978-5-7516-1260-3

Издательство «Текст» вновь возвращается к творчеству известной французской писательницы Ирен Немировски, трагически погибшей в Освенциме в 1942 году.

В романе «Вино одиночества» (1935) Ирен Немировски рассказывает историю Элен Кароль — девочки из еврейской семьи. Сначала она живет в провинциальном украинском городке, потом переезжает в Петербург. После Октябрьской революции, став свидетельницей жестоких сцен, вместе с семьей бежит в Финляндию, а оттуда во Францию. На этом историческом фоне автор рассказывает о непростых взаимоотношениях Элен с ее родителями. Одинокая и лишенная детства, она с малых лет видит вывернутые наизнанку человеческие чувства, жизнь порочную, изломанную, полную противоречий, лжи и страданий. И все-таки, испив горькую чашу вина одиночества, Элен в конце концов начинает все с чистого листа.

«Вино одиночества» — удивительно духовный роман. С чувственной точностью Немировски открывает уголки своего детства, показывая, чему она научилась у Толстого и Пруста.

«Гардиан»

© Éditions Albin Michel — Paris, 1935, 1988, 2004

© Людмила Ларченко, перевод, 2015

© «Текст», издание на русском языке, 2015

---

Он смеялся, но побледневшее лицо и дрожащие губы выдавали его страсть, которой Элен могла любоваться бесконечно. Хотя он тоже осознавал свою власть над ней:

— Когда вы постареете, будете вспоминать обо мне с благодарностью, потому что если бы я только захотел... Во-первых, я могу заставить вас страдать так, что это скажется на всей вашей жизни и вы уже не будете столь самоуверенны в любви... И потом... Вы поймете это позже и тогда почувствуете ко мне глубокую симпатию... Вы скажете, что я был повесой и гулякой, но с вами я был галантен... А может, скажете, что я был глупцом... Впрочем, это во многом будет зависеть от вашего будущего мужа...

Между тем приближалась весна; в черных лоснящихся стволах деревьев просыпалась тайная жизнь; было слышно, как талая вода дрожала в плену еще толстой корки снега; высохшие канавы чернели от грязи. Каждый день пушечные выстрелы становились все отчетливее: с севера приближались отряды белых, которые должны были сформировать костяк новой республики.

По вечерам люди, утратив былое спокойствие и уверенность, лихорадочно зашивали в пояса и подкладку одежды ценности и валюту. В этой суматохе никто не обращал внимания на Элен и Фреда Рейса. Они подолгу оставались в гостиной при красном свете от окон, за которыми с приходом ночи вокруг деревни полыхали пожары; когда ветер дул с востока, он приносил с собой слабый запах пороха и дыма. Сидя на шатком, поскрипывающем в ночной тишине бамбуковом диванчике, они обменивались долгими беззвучными поцелуями. Через открытую дверь из прихожей доносились звуки шагов и голоса. Керосин заканчивался, и лампа изредка мигала красноватым светом. Элен забыла про все на свете; она лежала на коленях Фреда, щекой чувствуя, как сильно и неровно бьется сердце ее друга, любовалась его большими темными улыбающимися глазами, которые он томно закрывал.

— Ваша жена... Будьте осторожнее! — иногда говорила она, не двигаясь с места.

Но он не слышал Элен; он медленно пил дыхание из ее приоткрытых губ.

— Успокойтесь, здесь так темно, никто нас не увидит... И вообще, мне плевать! — шептал он. — Мне на все плевать...

— Какая тишина сегодня в доме! — сказала она, отодвигаясь от него.

Фред закурил и сел на подоконник. На дворе стояла черная беспроглядная ночь, без единого проблеска; на окне искрились слезинки измороси. Старые ели слегка потрескивали и, словно вздыхая, шелестели ветвями. Вдруг между деревьями засверкал огонек.

— Что это? — рассеянно спросила Элен.

Рейс не ответил. Он следил взглядом за огоньками, которых теперь было уже несколько; они мерцали, гасли, снова зажигались, словно кружась в каком-то танце. Он пожал плечами.

— Не пойму... Я вижу один, два, три женских платка, — сказал он, прильнув лицом к окну, — но что они могут высматривать здесь? Они что-то ищут в снегу, — продолжал он, пересчитывая окружающие дом огоньки, которые стали удаляться.

Он вновь подошел к неподвижно лежавшей Элен; она с трудом приоткрыла глаза: катание на санях, на лыжах, бег наперегонки по деревне от зари до самого вечера и эти изнуряющие поцелуи... С приходом ночи она мечтала лишь о своей постели, о долгом сладком сне до утра...

Он сел рядом и снова принялся целовать ее, не обращая внимания на отворенную дверь. Элен получала острое наслаждение от этих медленных беззвучных поцелуев при красном мигающем свете коптящей лампы. Она с восторгом думала: пропади все пропадом, разве может что сравниться с ласками сильных гибких рук и вкусом влажных губ Фреда? Иногда она внезапно отстранялась от него.

— В чем дело? Вы боитесь меня? — спрашивал он.

— Нет, с чего вы взяли? — отвечала она.

Эта детская наивность еще больше распаляла его страсть.

— Элен! — шептал он.

— Да?

Он говорил шепотом; его язык заплетался от какого-то таинственного хмеля; его бледное лицо, растрепанные волосы, дрожащие губы пугали ее, но жажда власти над ним была сильнее.

— Вы любите меня?

— Нет, — улыбаясь, ответила она.

Вовеки не услышит он от нее ласкового слова или признания в любви...

«Он ведь не любит меня! — думала она. — Он лишь играет со мной, и то лишь потому, что я не веду себя, как влюбленная и покорная дурочка. Я просто еще не надоела ему...»

Она чувствовала себя такой мудрой, такой взрослой — настоящей женщиной...

— Я вас не люблю, дорогой мой, но вы мне нравитесь, — сказала она.

Он с яростью оттолкнул ее:

— Тогда подите вон, старушонка, я вас ненавижу!

В комнату вошла госпожа Хаас и воскликнула:

— Вы видели?!

— Нет, а что случилось?

Не ответив, она взяла лампу, поднесла ее к окну и растопила наледь на стекле:

— Я точно видела, как служанки ушли час назад. Они убежали в сторону леса и до сих пор не воротились!

Старуха прислонилась к окну, но за ним была беспроглядная тьма; она приоткрыла дверь; ветер вмиг растрепал ее седые локоны.

— Куда они могли уйти? Я ничегошеньки не вижу. Ах, все это плохо кончится! Белые с каждым Божьим днем все ближе и ближе! Вы думаете, они известят нас перед тем, как захватить деревню?.. Но кто же слушает старую женщину? Вы посмотрите, посмотрите! Дай мне Бог ошибиться, но я носом чую беду! — воскликнула она пронзительным, скулящим голосом, тряся головой, как престарелая Кассандра.

Элен встала и открыла дверь на кухню; они увидели, что в большой пустой комнате, обычно заполненной гулом голосов, горит огонь, освещая накрытый стол, а вокруг не было ни души. Прачечная рядом тоже пустовала, хотя на гладильных досках были аккуратно разложены еще влажные простыни: видимо, кто-то пришел за служанками, и все они куда-то убежали.

Элен вышла на крыльцо и крикнула, но никто не отозвался.

— Они увели с собой собак! — сказала она, возвращаясь в дом и стряхивая с волос снег. — Ни одна не отзывается, а ведь все они хорошо знают мой голос...

Вдруг в комнату вбежала женщина с криком:

— Белые окружают деревню!

Обитатели дома вышли из своих комнат, каждый со свечой в руках, их единственным источником света; эти огоньки забегали по всему дому; послышался плач разбуженных детей.

Элен вернулась в гостиную, которая постепенно наполнялась людьми. Женщины жались к окнам, перешептываясь:

— Это невозможно... Мы бы их услышали...

— Почему? Вы думаете, что они посылают гонцов? — с ухмылкой спросила госпожа Хаас.

— Ах, уведите эту женщину подальше отсюда, чтоб я ее больше не слышал, иначе я сверну шею этой предвестнице беды, — прошептал Рейс на ухо Элен.

— Вы слышите? — крикнула Элен.

В тишине стукнула кухонная дверь. Все замолчали.

В черном заснеженном платке, с изможденным суровым лицом и спадавшими на лоб растрепанными седыми волосами на пороге появилась служанка, старая кухарка, сын которой был красноармейцем.

Она оглядела окруживших ее женщин, медленно перекрестилась и сказала:

— Помолитесь за упокой Яльмара, Ивана, Олафа и Эрика. Ночью их с другими мужчинами из нашей деревни белые захватили в плен и расстреляли, а тела бросили в лесу. Мы с женщинами ходили искать тела, чтобы похоронить их, но священник не пустил нас на кладбище, сказал, что собаки-коммунисты недостойны могил в христианской земле. Мы идем хоронить их в лесу. Господи, помоги нам!

Она медленно вышла, затворив за собой дверь. Элен, открыв окно, смотрела, как женщины, каждая с лопатой и фонарем, растворились в ночи.

— А как же мы? — закричал толстяк Леви. — Что же будет с нами?

В ответ раздался беспорядочный гул голосов.

— Нам нечего бояться белых, это точно, но мы оказались в центре сражения. Поэтому лучше нам бежать прямо сегодня ночью!

— Я же говорила вам! — с довольным видом прошептала старая госпожа Хаас.

— Фред! Разбудить детей?

— Конечно! И главное, одень их потеплее. Кто пойдет со мной за лошадьми?

Старый Хаас своим хриплым голосом стал отговаривать:

— Подождите до утра. Сейчас очень уж темно. Не дай Бог, попадете под шальную пулю. Да и куда ехать посреди ночи по морозу с женщинами и детьми?

Все матери вышли из своих комнат с детьми на руках. Те не плакали, а только смотрели широко раскрытыми от удивления глазками. Чтобы скоротать время, Рейс предложил сыграть в карты, и они, как в самый обычный вечер, расставили столы для бриджа. Элен огляделась: дети, и маленькие, и большие, сидели возле матерей, которые положили свои ладони либо на плечики, либо на прильнувшие к ним головки, словно пытаясь защитить ребятишек от пуль.

Рейс подошел к жене и с нежностью коснулся ее плеча.

— Не бойся, дорогая, не надо бояться, мы ведь вместе, — прошептал он, и Элен почувствовала тяжесть на сердце.

«Как же он любит ее... Ну, конечно, я и так знала, что он любит ее, она ведь его жена, — думала девушка, стараясь не показать своей досады. — Что это со мной?.. Я-то одна...»