Лариса Неделяева - Медленно схожу с ума

• Название: Медленно схожу с ума
• Автор: Лариса Неделяева
• Жанр: Современная проза

---

Я пишу Вам все это не из патологической страсти всех по косточкам разбирать и уж конечно не с целью раны почесать, но вот зачем. Вы ведь С. никогда въяви не видели — а я бы хотела, чтобы Вы, Боренька, потеплее и поживее на него глянули. Сердечными глазами, принимая как есть… Он не кажется мне счастливым человеком. Он очень талантлив и, более того, все-таки очень славный в главном. Немножко тщеславное дитя, но в сущности добрый, вполне достойный уважения человек.

Дублин — Петербург

А по-моему, Лялечка, вы просто влюблены.

Петербург — Дублин

А по-моему, это не имеет значения. Мало ли в кого я была влюблена! Это всё быстро улетучивается просто даже по причине географии. Юношеского мазохизма во мне давно кот наплакал. Я дарю мужчинам цветы только на похоронах.

Дублин — Петербург

А по-моему, вы страдаете…

Петербург — Дублин

А по-моему, римские матроны теряют всё что угодно кроме лица. И умеют всякие страдания методично пускать на компост. На то они и матроны… Не беспокойтесь за меня, я не потеряюсь.

Дублин — Петербург

А по-моему, если он в вас не втюрился по уши, он просто дурак и я его тем более терпеть не могу.

Петербург — Дублин

А по-моему, было бы куда хуже, если бы втюрился. У него, между прочим, жена и двое детушков. И вообще, он испортил бы мне жизнь, а я с каждым годом люблю себя все как-то больше и больше, нежнее и нежнее — жить осталось с гулькин нос. Уверена, что он морально неустойчив, верностью не болеет и прощать при этом не склонен. Разве вы хотите, чтобы жизнь моя была ВОТ ТАКОЙ? Думаю и он бы не хотел — если бы хоть чего-нибудь вообще хотел.

Дублин — Петербург

Убийственные аргументы! Умолкаю, правильная вы наша…

Петербург — Гамбург

…Вы правы — у меня не только это неправильно — у меня всё неправильно. Даже смешно. Ну, скажем… С первым мужем я прожила пять месяцев в гражданском браке — и ушла на третий день после не просто бракосочетания, но даже и венчания (по сей день костёл на Ковенском стороной обхожу). А оформить развод удалось только через три года — когда у меня уже был ребятеночек совсем от другого, понятное дело, персонажа. Но, несмотря на развод, государствие ребеночка числило за этим самым виртуальным мужем, да, сынка мой по бумажкам был фальшивый насквозь, поручик Киже какой-то… Или вот прописка — я была шесть с половиной лет прописана в домике, сгоревшем ну совершенно, ну прямо до земли. Но я-то что! Васюк мой был прописан там же через три года после пожарища, это вообще какой-то бред! Лично я, как девушка впечатлительная, все эти годы чувствовала себя как бы в огне, не знаю как умом не тронулась /а может и тронулась — психи ведь никогда не чувствуют, что всё, крыша уже съехала… раз я не чувствую — значит скорее всего псих/. Или, скажем, национальный вопрос. Теоретически я три нации на дух не переношу: евреев, хохлов и поляков. А практически я влюбляюсь всю жизнь вот как раз в них. Кончается всё, естественно, хуже некуда: видать кожей люди чувствуют, как я к ним теоретически… У меня и детки — интернационал. Доченька — евреюшка, сыночка — хохленочек… Смотрю на них иногда и прямо удивляюсь: вот вроде гады гадами, а люблю… Да, загадочная русская душа имеет место…

«Блокадная» тема вот с чего. У нас по улицам зимой действительно медведи бродят — но чтобы их увидеть, надо хоть ненадолго на дно уйти. Стать блокадником хотя бы на три дня. Я была в блокаде всего три месяца — недостаточно, чтобы требовать медаль за отвагу, но достаточно, чтобы медведей видеть. Это была зима как раз перед рождением второго ребенка. Сугробы как положено, мороз. «Дворницкий» кран в соседнем дворе и подъем по выстуженной лестнице на четвертый этаж с ведрами. И поиск дров по помойкам, и дымящая голландка, чудом сохранившаяся, одна-одинешенька на стометровый ледяной дворец. И свечи (я их с тех пор не люблю). И все время хочется жрать, и какой-то ноющий бомжара под боком, и я говорю «Найди себе бабу с жильем, пока совсем не опустился — мужику легче, тебя дети не грузят, спасайся, дурак!» (и он найдет, уж спасется ли — не знаю). И спокойная уверенность, что вынашиваешь покойника, и за пять дней до родов — художница Оленька, даже и не подруга, так, знакомая по кисти, снимет мне на три месяца квартиру с отоплением и водой, и при газовой плите, и в общем сказка да и только. И врачиха «Скорой» будет дико, дико долго грызться со старухой в приемном покое роддома: срать на страховой полис, я в машине роды принимать не буду, минус двадцать — вы что, охренели? — я на себя такое не возьму! И будет как вымершая родилка (вот самое страшное про тогдашнюю родину нашу мать-перемать — пустые роддома и персонал, читающий тебе нотации «зачем вы размножаетесь, не видите что творится?»)… И чей-то заброшенный крик издалека, и ни одного белого халата не промелькнет, и я в коридоре зачем-то полезу на каталку — рожать на полу так неэстетно, пол же грязный… И обратно в палату уже не успеть, и наконец бежит какая-то дура: «Почему не подождали?» (театр абсурда!)… Так что медведи зимой гуляют, очень даже гуляют! Я их вижу и вежливо обхожу стороной — зверь серьезный и с голодухи плотоядный, не пофамильярничаешь… И тот же бомжара будет хныкать, что он же мужик в конце концов и имеет право, это ЕГО ребенок, он должен с ним рядом жить, он право имеет. И через три дня после роддома он будет что-то там вылавливать чайной ложкой в трехлитровой кастрюле, и здесь два пути — или терпеть, или убить. И ничего третьего просто на ум не приходит, потому как послеродовой психоз налицо и на лице, и через несколько лет я его действительно убью — а сейчас просто души на это нет. И я расскажу всё это через несколько лет миллионерше Анюте, и она сделает большие глаза: «А почему ты мне ничего не сказала? Почему не позвонила?» И я не смогу объяснить ей, почему… И пойму для себя, почему: теперь она уже никому не скажет, что я жаловалась и намекала. Теперь можно просто байки рисовать, у нас теперь всё есть и нам теперь ничего не надо, кроме как подурить за стаканчиком-другим и, вспомнив блокадку, повздыхать: «Да, русскую бабу ничем не возьмешь…»

Не спешите с выводами — хорошего тоже было очень много. Люди попадались просто фантастически хорошие. Ангелы…

Ваша Лялечка. Петербург — Хиросима

Через час рву в деревню, отвечаю через то коротенько. «Андрогин» (в смысле человек такой…) ОЧЕНЬ распространено в русскоязычной фантастике уже лет …цать. Подробности некогда — спроси у ребят, которые фантастику читают. Как это слово в английском — не знаю.

«Он их что, крутил? Это нехорошо». А кто сказал, что это хорошо? Будь это хорошо, мне бы сейчас очень было хорошо… Однако сноска: а чем, по-твоему, занимаются абсолютно все банки — как в нашем Катманду, так и в запредельных катмандях? Абсолютно тем же самым — крутят. Однако примечание: уважаемый «Сбербанк» за последние десять лет кинул доверчивых граждан два раза. А упомянутая мною личность — за пятнадцать лет в первый раз. Причем скорее всего он же и последний. Чего не верится в отношении «уважаемого»… Сожалею вообще, что «раскололась» (увы, у меня тоже бывают слабости… Утешаюсь тем, что у меня они бывают — в то время как у многих других они есть)…

Относительно идеи о гражданах, которым не дано деньги иметь… Ангел мой, я тебя очень люблю (по-своему, по-андрогинному), но что лично мне дано, а что не дано, не людям конечно знать. Неблагодарное занятие, дорогой Цунами, Лялечке дорогу ворожить…

Относительно «задолжал письмо тому, задолжал этому» расслабься, любимый: письма что детки — по любви делаются, а не по долгу.

ВСЕ у тебя «сестренки»? Ты чё, митёк чё ли? У этих детей железного занавеса с ихним культом бесполости все братки да сестренки, ёлы палы, — так это у них от тяжелого советского детства остаточное извращение — а ты вроде здоровехонький умом и телом… Ноги прямы, власа кучерявы — нафиг тебе лексика инвалидов коммунизма? Ты ж не урод. Здоровый мущщына в расцвете лет и сил кажись… Оставим «братков и сестренков» инвалидам, ась? Митьки ж когда-то чрезмерно бухали — естественно у них не могло через то не быть «потенциальных проблем» — вот они и переводили обездоленных баб в «сестренки» (а что им еще оставалось, бедненьким?)… А добрые русские бабы, чтобы этих бедолаг не обижать, взаимно переводили их в «братки» (и опять же: а что им еще оставалось?). Ох уж эти жалостливые русские женщины: и коня на скаку, и бесполых фраеров потерпют…

Возвращаясь к металлу… Не знаю, как на вашем острове, а на нашем ПЛАЧУТ вовсе не обязательно затем, чтобы услышать возможно справедливое «что делать! так тебе дуре и надо!» Оторвался ты, солнышко, от корней… Слышала я, что на Западе диком коли плачешь — значит с объекта что-то поиметь хочешь. Так ты ж вроде на Востоке? Неужто и там?.. Ужас. Как однообразен стал мир… Одна Россия осталась. Где глупые гражданки, если хочут поиметь, так и говорят: «Ребятки, я хочу», а если плачутся — то просто в душе свербит…